Книга От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе - Проспер Бауссонад

Борьба, сопровождавшая тогда рождение капиталистической буржуазии с ее духом приобретательства, не была такой сильной, какой стала в последующие века; но так было лишь благодаря той силе, которую многочисленность и объединение в союзы давали мелкой и средней буржуазии. Это сословие, куда входили мелкие городские собственники, основная масса чиновников и, в первую очередь, торговцы и мастера-ремесленники, составляла наибольшую часть населения в большинстве городов; например, в Базеле – 95 процентов жителей. Они довольствовались скромным состоянием: в Германии XV в. буржуа из среднего класса часто имели от 2 до 10 тысяч флоринов. В Базеле пятая часть населявших его буржуа имела в среднем от 200 до 2 тысяч флоринов, а треть этих буржуа, в том числе многие ремесленники, – от 30 до 200 флоринов. Во Франции буржуа этой категории обычно давали дочерям приданое, стоившее от 500 до 2 тысяч франков. Этот многочисленный слой общества состоял из людей не очень склонных к риску, но часто имевших достаточно независимый характер. О нем очень заботилось государство, которое часто делало его союзником в делах правления и поручало его представителям значительную часть обязанностей по управлению городами, когда допускало к участию в нем людей из народа.

По сути дела, именно этот слой населения вносил в общество драгоценные свойства – жизнестойкость и стабильность. Его представители никогда даже на мгновение не замедляли свой труд, и в мелкой коммерции и мелкой промышленности каждую минуту возникали новые профессии. Во Франкфурте-на-Майне, например, в XV в. было 191 ремесленный союз, и только в металлургии таких союзов было 18; в Ростоке подобных союзов было 180, в Вене и Базеле по 100. Даже в тех городах, где, как казалось, полностью господствовала крупная промышленность, например в Ипре, ей бросала вызов мелкая промышленность, в которой было занято 48,4 процента рабочих, а на суконных мануфактурах 51,6 процента. В подавляющем большинстве городов большинство жителей входили в объединения рабочих мелкой промышленности; во Франкфурте, который может служить типичным примером, эти союзы охватывали 84 процента работающего населения, а в крупной промышленности работало только 14 процентов горожан.

Эта организация труда, которая обеспечивала трудовым слоям населения независимость, достоинство и справедливые условия труда, оставалась преобладающей и сохранила свои отличительные особенности. Мелкие ремесла господствовали потому, что для них не были нужны ни большой капитал, ни дорогостоящие инструменты, они давали производителю возможность самому пользоваться всеми плодами собственного труда и до некоторой степени обеспечивали равенство в распределении коллективной деятельности между ремесленниками. Большинство городского трудящегося населения было объединено в свободные ремесленные союзы, которые не требовали от вступающего ни создать шедевр, ни долгое время пробыть учеником и управлялись только с помощью простых правил, которые не мешали, а, напротив, способствовали тому, чтобы продукция ремесленников была дешевой, а их репутация хорошей. До середины XV в. крупные города, например Бордо, Лион и Нарбон, жили именно при таких порядках, и даже в городах, где существовали клятвенные корпорации, свободные союзы могли объединять тружеников половины всех профессий (как в Пуатье) или двух третей (как в Париже и Рене).

Тем не менее в этот период все быстрее росло количество клятвенных, то есть привилегированных корпораций. В одних случаях это считалось нужным, чтобы стимулировать недостаточно активных тружеников, в других это был подходящий способ регулировать промышленность и торговлю, научить рабочих дисциплине или использовать их как источник налогов и солдат для правительства. Такие корпорации в это время появились в Франции в Туре, Безансоне, Рене и многих других городах, в Дуэ, Турне и большинстве городов Нидерландов, Англии, Германии, Италии и Испании, а оттуда это движение распространилось на остальную Европу. Во Франкфурте за 100 лет их количество увеличилось с 14 до 28, в Вене с 50 до 68, в Лондоне с 48 до 60, а в Венеции с 59 до 162. Даже прежние корпорации делились на части, давая начало новым клятвенным союзам. В некоторых странах корпоративная структура получила такое широкое применение, что там возникли корпорации скрипачей, слепых, нищих и даже бродяг и куртизанок. Создавались федерации или союзы профессиональных объединений – такие, как, например, базельский safran, объединявший 100 ремесленных союзов, братство портных в графстве Гогенцоллерн или nations и liden нидерландских городов. Даже в маленьких городках и поселках возникли привилегированные корпорации. Клятвенные корпорации не полностью раздавили своей мощью свободные ремесленные союзы, однако в огромной степени расширили границы своего господства.

На некоторые стороны жизни общества этот режим продолжал оказывать то полезное влияние, которое существовало в предыдущий период. Он внес свой вклад в формирование традиций честности и профессионального мастерства, стабильности и общественного равновесия в мире труда. Но в корпорациях быстро развились те эгоизм, исключительность и даже мертвая рутина, которые в конце концов пропитывают собой любое привилегированное сообщество. Из-за этого монополия и регуляция в них достигли высочайшей степени, и увеличилось число судебных разбирательств между соперничающими профессиональными объединениями. Они ненавидели и преследовали любой независимый труд, чересчур педантично учитывали в своих правилах каждую мелочь. Они создали свою следственную полицию и стали чем-то вроде крепостей с привилегиями вместо стен и гарнизоном из работодателей, которые были в союзах меньшинством. Опрометчивая политика муниципальных и центральных властей давала корпорациям возможность под различными фальшивыми предлогами увеличивать число предприятий, вредных для общих интересов.

Позже положение дел еще ухудшилось: в мире труда начались разногласия. В каждом центре богатые или могущественные корпорации старались подчинить себе менее удачливые или менее сильные. Во Флоренции старшие гильдии (major arts) стали угнетателями для средних (middle arts) и еще более для младших гильдий (minor arts). В Лондоне двенадцать крупных «ливрейных» компаний, обладавшие гербами, которые их члены имели право изображать на своей парадной одежде, называвшейся ливрея, отделились от пятидесяти ремесленных союзов, не имевших такого права. В Париже шесть купеческих объединений, в том числе союз торговцев тканями и союз торговцев дорогими материями, превратились в аристократию, а в Базеле то же самое сделали herrenzünfte – корпорации «господ». Даже внутри каждой клятвенной корпорации старшие по возрасту мастера старались сосредоточить управление корпорацией в своих руках и не допускать к власти молодых. Например, в Лондоне 114 мастеров, известных как Ливрейная часть Компании пивоваров, управляли 115 других.

Эти настроения, столь враждебные свободе и так отличавшиеся от духа предыдущей эпохи, особенно ярко проявлялись в отношениях между мастерами и рабочими мастерских или подмастерьями. Во многих ремесленных союзах рабочие были лишены всех почетных прав и обязанностей и низведены до роли немых участников собраний. И, что было еще хуже, им был закрыт путь к званию мастера, которое его обладатели сделали своей собственностью. Оно могло быть передано от отца к сыну, было доступно зятьям мастеров и богатым странствующим подмастерьям, но недоступно для бедняков. По этой причине шедевр, то есть экзамен на профессиональное мастерство, стал обязательным, а его условия сознательно делали сложными. Все эти правила и еще одна дополнительная трудность – большой вступительный взнос или обязанность устраивать дорогостоящие праздники – имели своей целью не допускать к званию мастера основную массу рабочих. В Брюсселе простого лудильщика попросили заплатить 300 флоринов за разрешение открыть свою мастерскую. Этапы, которые соискатель должен был пройти, чтобы стать мастером, становились все многочисленнее и длиннее, и стажировка в качестве ученика подмастерья стала обязательной; иногда они продолжались целых двенадцать лет, и этот срок сокращали только сыновьям мастеров. Подмастерья и ученики сдавали экзамены, платили вступительные взносы и другие сборы, что давало мастерам деспотическую власть над ними. Все соединилось для того, чтобы удерживать массы рабочих в этом безвыходном положении ради пользы малого числа привилегированных особ, которые получали вознаграждение за их труд. Только в свободных ремесленных союзах и в нескольких корпорациях по-прежнему были правилом жизнь коммуной, скромный размер предприятия и малое число подмастерьев и учеников; там продолжали существовать прежние сердечные отношения и равноправие членов союза. Но всюду, где монополистическая политика мастеров одерживала победы, подмастерья вступали в конфликт с мастерами или объединялись в отдельную общественную группу, интересы которой отличались от интересов их нанимателей. Правила гильдий служили теперь только средством, чтобы надеть на рабочих невыносимо тяжелое ярмо, – не разрешали им работать ни на кого, кроме их хозяина, у которого они находились в жесткой зависимости, не признавали за ними законного права ни на какую прибавку к зарплате (так, например, произошло после эпидемии Черной смерти) и предоставляли им лишь скромное место на собраниях в ремесленных союзах и даже в братствах.