Книга Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 года - Максим Оськин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже в 1914 г. ген. А.А. Брусилова называли выскочкой и «берейтором», так как его успехи были непонятны при том, что Брусилов не имел высшего военного образования. Очень и очень многие «академики», которых в войсках армейцы в просторечии называли «моментами», опростоволосились, очень многие из них были смещены со своих постов за бесталанность, трусость, безынициативность, а генералы Брусилов и Лечицкий успешно били врага. Долгое время находившийся в Ставке журналист М.К. Лемке так пишет о Брусилове (еще до Брусиловского прорыва): «Брусилов стал популярен с самого начала войны. Теперь его знает буквально каждый русский, но отношение к нему весьма различное. Генеральный штаб его почти не выносит, как не выносит он сам это архаическое учреждение — уж очень он не похож на кабинетного червя, автора мертвецки скучных диспозиций и канцеляриста. “Берейтор” — презрительно называют его “моменты”. Войска любят своего генерала, потому что видят в нем живую душу и способного вождя, если и лишенного заметного стратегического таланта, то зато отлично ориентирующегося в обстановке и умеющего ставить войскам исполнимые ими задачи. Бывало у него трудненько, но войска всегда видели, что, отмахав в ночь полный переход, они действительно шли недаром, их не нагонял казак с приказанием вернуться». Далее М.К. Лемке отмечает командарма–8 как одного из лучших воспитателей своих войск, и человека, настроенного на сотрудничество с либеральными организациями: «Брусилов — первый командующий армией, вступивший в соглашение с общественными организациями, давший им возможность послужить родине, как только стало ясно, что все казенное или безнадежно, или крайне мизерно по сравнению с реальной нуждой. Это лучшее доказательство тому, насколько “берейтор” был выше остальных своих коллег и насколько мало он дорожил служебной карьерой, зная, что сочувствие общественным организациям даже если не составляло проступка, то во всяком случае набрасывало некоторую, вполне определенную тень»{321}.
Лето 1915 г. начиналось для Российской империи безрадостно. Противник наступал в Галиции и был готов ударить в Польшу. Все новые и новые германские войска текли на Восток. В июне 3-я армия была передана в состав Северо-Западного фронта, и теперь в Юго-Западном фронте числились лишь 3 армии (из 11): 8-я, 11-я и 9-я (расположение с севера на юг). С июня противник перенес основные усилия в Польшу, а потому против армий Юго-Западного фронта остались в основном австро-венгры. В течение июня — августа Южная германская армия, а также 4-я и 7-я австро-венгерские армии теснили русских в Галиции к линии предвоенной государственной границы.
Постепенно темпы отступления южнее Полесья замедлились, и русские стали наносить врагу контрудары. Первое контрнаступление армий Юго-Западного фронта состоялось под Трембовлей силами 11-й и 9-й армий. В ходе боев 25–30 августа были опрокинуты Южная германская и 7-я австрийская армии. Только пленными за пять дней контрнаступления русские взяли почти 40 тыс. чел. В сентябре — октябре контратаковала 8-я армия, разбившая 4-ю австро-венгерскую армию. «Пожарная команда» 8-й армии — 4-я стрелковая дивизия А.И. Деникина — 10 сентября взяла Луцк. Фланговым контрударом со стороны Ковеля противник вынудил русских вновь отступить, оставив Луцк. Но зато ровенское направление было надежно закрыто русскими контратаками, измотавшими австро-германские войска, действовавшие против русского Юго-Западного фронта. Настроения личного состава армий Юго-Западного фронта, согласно сводкам отчетов цензурных отделений к концу кампании, в октябре 1915 г. были скорее оптимистичны. Цензорами отмечалось, что «все уверены в конечном сокрушении врага». Процент бодрых писем в тыл достигал 36,4%, в то время как угнетенных — 0,7%. А в конце года во всех письмах солдат на родину упоминание о желанном мире шло «нераздельно вслед за уверенностью в победе»{322}. Это — результат последних операций осенней кампании 1915 г. на Юго-Западном фронте.
В конце 1915 г. Юго-Западный фронт провел неудачное наступление на реке Стрыпе силами 7-й и 11-й армий. Штаб фронта и лично главкоюз ген. Н.И. Иванов не верили в победу, и наступление оказалось плохо подготовленным. Первоначально же Ставка желала общего наступления всех армий Юго-Западного фронта, и в том числе 8-й армии. В итоге 8-я армия осталась стоять на своих позициях, однако командарм тщательно готовился к атаке, уже тогда намереваясь бросить вперед после прорыва кавалерию. Согласно первоначальному плану общего наступления, атаки 8-й и 9-й армий должны были сковать противостоящего им противника, а затем главный удар наносился 7-й армией на фронте Бенява — Бучач. Затем, совместно с 11-й армией, 7-я армия развивает прорыв в северном и северо-западном направлениях, «стремясь нанести врагу возможно полное поражение». Брусилов ставил перед своей конницей следующую задачу: после прорыва фронта пехотой «способствовать поражению врага энергичным и смелым нападением на его тыл, обозы, склады, стремясь задерживать его отступление, дабы дать возможность пехоте настигнуть обходящего врага и новыми ударами добивать его, приводя к полному разгрому его живую силу»{323}.
Невзирая на тот факт, что 8-я армия бездействовала, а наступление на Стрыпе не удалось, о взглядах командарма–8 на прорыв неприятельского фронта дает его рапорт от 8 декабря 1915 г. на имя Иванова. Задача 8-й армии, поставленная Ивановым на первый этап наступления, заключалась в том, чтобы «энергичными поисками на всем фронте армии приковать к себе противостоящего противника». Соответственно, Брусилов писал, что, придя по 16-месячному опыту войны «к полному убеждению, что никакие поиски еще никогда противника ни к чему не приковывали и не останавливали задуманной им переброски своих войск на более важные пункты боя», мнение Брусилова — «переход с первого же дня операции в наступление всей армией». В ситуации слабости оборонительных рубежей русских лучший выход — атаковать: «Лучшим способом скрыть свою слабость является наступление». Однако самым важным моментом в рапорте является мысль о направлении атаки 8-й армии. По этому направлению она и пойдет в Брусиловском прорыве. Брусилов писал, что необходим удар на Ковель и Луцк — это наиболее важные и чувствительные точки неприятельского расположения. При успехе неприятель бросит все прочие участки сам и армия фронтально продвинется вперед: «Принимая во внимание местные данные театра действий, первый серьезный успех армия может видеть лишь в достижении линии рек Верхней Стыри и Стохода и лишь после этого только может предпринять какие-либо другие маневры с надеждой на успех»{324}. Таким образом, план главного удара в будущем прорыве созрел у штаба 8-й армии уже в конце 1915 г., как минимум за полгода до самого прорыва. И уже тогда командарм–8 доводил этот план до сведения штаба фронта, еще не ведая, что ему придется воплощать в жизнь этот план как раз с должности главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта.
Что касается военного опыта ген. А.А. Брусилова за 1915 год, то достаточно сказать, что 8-я армия вынесла на себе большую часть напряжения отступления. Именно 8-я армия действовала на стыке двух русских фронтов. Как раз по ней били впоследствии повернутые на север германская Бугская и 2-я и 3-я австрийские армии. Тем не менее 8-я армия с честью выходила из испытаний, не дав себя ни окружить, ни разгромить. Несмотря на ряд поражений, все-таки период отхода закончился для 8-й армии, как и для других армий Юго-Западного фронта, контрнаступлением. Исследователи характеризуют деятельность А.А. Брусилова на посту командарма–8 следующим образом: «Меньше чем за полтора года войны Брусилов овладел навыками командования армией в различных видах боевой деятельности. Разработанные и проведенные им наступательные и оборонительные операции были чужды шаблону, свойственному многим высшим военачальникам русской армии того периода. Он стремился к инициативным, решительным действиям, навязывая свою волю противнику, используя все возможное для достижения хотя бы частного успеха. Войска в свою очередь старались добросовестно выполнять поставленные задачи, веря в полководческий талант своего командующего»{325}.