Книга Сталин и мошенники в науке - Валерий Сойфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С весны 1948 года в газетах уже началась шумиха по поводу новой пшеницы (22). Как писал трубадур лысенкоизма Геннадий Фиш:
"… только теперь, когда своим гениальным провидением товарищ Сталин разглядел возможности этой пшеницы и предложил академику Лысенко заняться ею… Трофиму Денисовичу удалось во многом разгадать тайны ветвистой пшеницы и вопреки всему, что до сих пор говорилось и о чем писалось в "мировой литературе", вывести ее с грядок, с мелких делянок, из теплиц на поля совхозов. Уже на втором году работы с нею удалось сделать ее самой урожайной из всех знакомых человеку сортов" (23).
Поставленные в кавычки слова о мировой литературе стали расхожими, а учить пропагандистов "самого прогрессивного в мире строя", как нужно лгать о жажде проклятых буржуев к наживе было не нужно:
"Ветвистой заинтересовались и зарубежные ученые. Впрочем, они отказались от нее вскоре после первых неудач. Крепкое ее зернышко оказалось им не по зубам. Да и какой расчет американским или английским помещикам выводить у себя такой сорт! Если хлеба уродится много, его придется продавать дешевле. А то, что выгодно трудовому народу, вовсе невыгодно богачам, думающим только о наживе" (24).
И сам Лысенко (25), и его приближенные (особенно, Д. А. Долгушин (26)), а затем и сотни "мичуринцев") продолжали вплоть до 1953 года (года смерти Сталина) утверждать, что ими якобы получены высокоурожайные формы ветвистой пшеницы (27). Многообещающей темой, также якобы с завидным успехом, занялись не только в Москве или в Одессе. Появились публикации на эту волнующую тему и в "Докладах Академии наук Армянской ССР" (28). Начальство собирало совещания (29), в контролируемых лысенкоистами журналах печатали всевозможные статьи с "доказательствами" высочайшей урожайности этой пшеницы, её свойства расхваливали в массовой печати. Так, Е. Мар писал: "Стахановцы полей уже получили и 150 и даже 200 центнеров с гектара" (30), а Г. Фиш восклицал: "Как будто я побывал на поле уже при коммунизме" (31).
Но запустить на бескрайние поля чудо-пшеницу не удалось. Сразу после смерти Сталина заниматься ею перестали. Хотя многие приверженцы лысенковщины успели защитить на липовых материалах кандидатские и докторские диссертации, хотя множество статей было напечатано услужливыми журналистами, ветвистая пшеница так никогда и не вышла на поля СССР. Шарлатанство не могло родить ничего путного. Всё получилось, как в мечтах у Насреддина — ишак не заговорил, но и шаха не стало. Уже в 1954 году появилось разоблачение очковтирательства с ветвистой пшеницей, сделанное крупным селекционером В. Я. Юрьевым (32). Колхозники же убедились в бесполезности затеи гораздо раньше. Ни на 500, ни на пол-процента увеличить сборы зерна с её помощью, как надеялся Сталин, не удалось.
"В этом ветре — гнет веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса —
Чертогона, вихря, свистопляса —
Быль царей и явь большевиков."
К концу войны Сталин понял, какую опасность представляет то, что сотни тысяч солдат и офицеров его армии своими глазами увидели, как живут люди в "загнивающих" капиталистических странах, настолько отсталых, что даже социалистическая революция у них, бедных, еще не произошла. В сравнении этого образа жизни с советскими порядками лежал взрывной заряд критицизма (не случайно советские шутники потихоньку острили, что "хоть Запад и загнивает, но запах оттуда несется очень привлекательный"). Поэтому сразу же после окончания войны пропагандистская машина Кремля начала прокручивать на все лады одну тему — идеологической и технической отсталости Запада, коварства империалистов, чужеродности западного образа жизни.
На приеме в Кремле 23 мая 1945 года Сталин произнес речь, в которой цветисто расписал решающую роль русского народа в победе над фашистской армией, назвал русских "наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза". Соответственно той роли, которую теперь в СССР играли "установочные" положения, шедшие от Сталина, пропагандистская машина большевиков начала вбивать в головы многонационального советского народа утверждения о "величии русского народа, старшего и могучего брата в семье советских народов". Одновременно в прессе и на радио всё чаще повторяли лозунги о превосходстве всего русского над западным. Ловкие жулики из когорты советских пропагандистов начали фабриковать лживые "доказательства", что и паровозы, и самолеты, и радио, и велосипеды изобрели в России, и лишь позже эти достижения инженерной мысли появились на Западе.
2 января 1946 года выдающийся советский физик (будущий Нобелевский лауреат) П. Л. Капица послал Сталину письмо относительно плохой русской традиции недооценивать всё русское и превозносить всё иностранное:
"Мы, по-видимому, мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мыслии обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное… один из главных [наших недостатков] — это недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ведь излишняя скромность — это еще больший недостаток, чем излишняя самоуверенность. и творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться. Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить" (1).
Капица часто писал Сталину (известно не менее 25 его писем, адресованных вождю), но это послание совпало с желанием последнего к решительным действиям. Способствовало такому развитию событий и то, что Уинстон Черчилль в фултонской лекции, произнесенной 5 марта 1946 года в присутствии Трумена, заявил, что пора "положить конец распространению советской пропаганды" и провозгласил свою программу "отбрасывания социализма". Началась холодная война. Содружество наций сменилось противостоянием идеологий. Теперь США и СССР, разделенные "железным занавесом", оказались во главе разных лагерей. Совершенно изменилась обстановка и во внутренней жизни страны Советов. Сталин потребовал от Секретаря ЦК по идеологии А. А. Жданова начать мощную кампанию по противодействию "тлетворного влияния Запада". В СССР усилили "промывку мозгов" лозунгами о превосходстве всего русского над западным и преклонений кое-кого перед иностранщиной, направленную прежде всего против интеллигенции. Жданов родил термин "безродный космополит", закрутились жернова новой кампании — искали тех, кто "низкопоклонствует перед Западом", не ценит родины с большой буквы, хамелеонствует и космополитствует. С гневом объявлялось: для них одобрение западными коллегами важнее всего на свете. Потеряв честь и совесть, космополиты забыли, что и водушные шары, и теплоходы, и паровозы, и телефон, и радио, и самолеты, и даже велосипеды — впервые появились здесь, в России. "Россия — родина слонов" — мрачно шутили острословы.