Книга Стою за правду и за армию! - Михаил Скобелев

Получив категорическое приказание от генерала, я слез с коня и со своей маленькой командой охотников двинулся в горы, решив незаметно подкрасться к левому флангу неприятеля и в то же время обойти его.

– Смотрите, молодцы, дружнее напирайте на басурман, да метче стреляйте! Хоть вас и 20 человек только, но я буду называть вас ротой… Мне не в первый раз эту сволочь выгонять… Главное, храбрее! – ободрял я по дороге своих солдатиков, которые видимо уже подбодрились и даже с шуточками и остротами пробирались, сильно нагнувшись, через густой кустарник. Подкравшись незаметно на близкое расстояние к левому флангу неприятеля, загнутому вперед, мы открыли внезапно сильный и частый огонь и двинулись вперед с таким ужасным криком «ура», что турки, не видя вследствие кустов наших сил и предполагая, что против них здесь действует более или менее значительная часть, стремглав бросились удирать вниз, в долину. «Ура, ура!..» – орали мы и, как угорелые, гнались вдогонку за ошеломленным врагом… Воспользовавшись тем эффектом, который произвел мой неожиданный обход, и распаленный успехом, я решился ударить во фланг расположения всего неприятельского отряда, хотя этого мне и не было приказано. Не давая им опомниться и поддерживая на бегу частый огонь, мы с криком «ура» начали быстро теснить врага по всему фронту, двигаясь, таким образом, впереди и параллельно расположения нашего батальона.

Неожиданность, кусты (скрывавшие силы моей слабой команды), бегство левого фланга неприятеля и, наконец, наша дерзость помогли нам и здесь. Я с радостью увидел, как красные фески одна за другою вскакивали с земли и из-за кустов и быстро катились вниз, в долину… А за этими одиночными трусами повалили уже целые кучки, десятки, сотни… Все это стремглав, перегоняя друг друга, в самом хаотическом беспорядке и, очевидно, в паническом страхе от нашего внезапного появления и флангового огня, бежало, летало и катилось вниз, в долину Тунджи, провожаемое дружными залпами моих обрадованных молодцов… Победа была за нами: турки поспешно оставили все свои позиции и в беспорядке бежали вниз к деревне Иметли. Я ни на шаг не отставал от них, не давал им опомниться и по пятам бежал за мелькавшими впереди фесками. Несколько человек по дороге мы докололи штыками. У одного легкораненого, который хотел выстрелить в меня из-за куста, я вырвал ружье и его же собственный штык всадил ему наполовину в живот… Тот ужасный, глубоко страдальческий взгляд, который он бросил на меня, расставаясь с жизнью и конвульсивно хватаясь руками за окровавленный штык, долго потом чудился мне и не давал по ночам покоя. Я бросил ружье и с шашкой в руках побежал дальше… И здесь мой клинок впервые отведал мусульманской крови!

Спустившись вниз за бежавшим неприятелем, мы (т. е. охотники) временно заняли деревню Иметли, но затем отошли несколько назад и расположились на возвышенности в углубленной дороге, к северу от деревни, провожая залпами отступавшего врага.

К юго-востоку от того места, где расположился я с охотниками, и в расстоянии около полуверсты находился небольшой лесок, где, вероятно, поместилось турецкое начальство и откуда постоянно скакали к войскам гонцы. Не успели мы сделать несколько залпов, как увидели выехавшего из этого леска всадника (оказавшегося потом офицером), скакавшего на красивом гнедом коне по направлению к деревне Иметли, к отступавшему неприятелю. Так как путь его лежал мимо нас, то мне сильно захотелось не допустить его до места назначения.

– А ну-ка, братцы, давайте-ка этого черта снимем с коня… Лошадь дарю вам, – сказал я.

– Целить на 250–300 шагов.

Всадник скакал полным марш-маршем, сильно пригнувшись на седле, как раз против нас. «Рота – пли!» – скомандовал я. Последовал дружный залп. Лошадь сделала еще отчаянный прыжок и вместе с всадником повалилась на бок. Оба более уже не вставали.

– Эх, ваше благородье, жаль, – сказал один из солдат, – за что ж коня-то убили – хорошая лошадь была!

Не прошло и двух минут, как мы увидели другого всадника, выехавшего из того же леса по тому же направлению. Вероятно, и этот ехал с тем же приказанием, как и первый.

– Вон еще, еще, ваше благородие! – обрадовались мои охотники и стали быстро готовиться к новому залпу.

– Да лошадь не бейте, братцы. Лучше заберем себе! – говорили они друг другу.

Всадник (это был тоже офицер) снова поравнялся с нами… Новый залп, и новые две жертвы – животное и человек.

– Ах ты, Господи! – соболезновали солдатики, – опять лошадь убили!

– Ну это, братцы, не я, – заметил один, – я ему в башку прямо целил!

– А попал в хвост! – сострил кто-то.

Более гонцов уже не было, потому что и других, наверное, постигла бы такая же участь.

Горы были совершенно очищены от турок. Войска их разбежались по всей долине. О результатах своих действий я донес письменно Скобелеву и просил подкрепления и патронов, так как все они были выпущены. Донесение это, написанное на клочке бумаги и на спине одного из солдат-охотников, я послал с ним же к Скобелеву. Через несколько времени на смену мне явилась целая рота штабс-капитана Повало-Швейковского, который сообщил, что мне с охотниками приказано вернуться к батальону.

– Ружья вольно, шагом марш! – скомандовал я своей маленькой, но лихой команде, и вскоре вернулся на наши позиции.

– Ну, братцы, теперь я должен с вами расстаться, – обратился я к охотникам. – Спасибо вам от души за ваш молодецкий подвиг, благодаря которому турки очистили свои крепкие позиции. Генерал Скобелев видел вашу службу и не забудет ее. Я же со своей стороны попрошу генерала, чтоб он походатайствовал перед Главнокомандующим о награждении вас всех Георгиевскими крестами… Ну, прощайте еще раз, будьте здоровы!

– Счастливо оставаться, ваше благородие, покорнейше благодарим. И вас пусть хранит Господь! Жаль, что нас покидаете: с таким начальником мы никого не боимся! – кричали они мне вслед, и эти простые солдатские голоса глубоко запали мне в сердце. Видно было, что они действительно полюбили меня за эти несколько часов между жизнью и смертью и расставались со мной с искренним, неподдельным сожалением… Это не то, что те громкие, витиеватые фразы, которые произносятся на торжественных обедах при проводах любимого начальника! Там все поддельно, искусственно, все соображено, взвешено… Здесь же – вся простая, неиспорченная душа выворачивается наизнанку…

Отыскивая Скобелева, я встретился с полковником Ласковским (раненым) и Завадским (командиром батальона), которые стали крепко жать мне руку и горячо благодарить за разбитие турок… Офицеры тоже наперерыв изъявляли мне свое удовольствие по поводу победы.

– Ну, вы их ловко отделали! Ведь, как бараны, покатились они, подлецы, вниз после вашего натиска… Мы вам аплодировали с позиции.

Солдаты указывали на меня пальцами… Конечно, все это не могло не льстить, не щекотать моего самолюбия!

Наконец, я увидел Михаила Дмитриевича и подошел к нему.

– Приказание вашего превосходительства я исполнил в точности! – сказал я, взяв под козырек.