Книга Все наши ложные "сегодня" - Элан Мэстай

Пять. Урсула баюкает Джерома, впавшего в шок от боли. Пока я был занят пленением Виктора, Джон перехватил управление Томом. Не представляю, что он заставит его сделать. Я продолжаю укреплять тюрьму Виктора, добавляя в воспоминания все, что могу найти. Теперь Виктор мечется в клетке, потому что у него нет Пенни.

Он не знает, что делается с человеком, когда он любит кого-то так, как я люблю Пенни.

Четыре. Я очень гордился своим прорывом. Выяснилось, что я способен к хладнокровным действиям при чрезвычайно трудных обстоятельствах. Кроме того, я сообразил, что именно Джон навел на Тома и умственный ступор, и животный ужас. Забавно, не правда ли? Том никогда не был храбрецом. Он беззаботный парень, а при определенных обстоятельствах данное качество может перерасти в безрассудство, а то – сойти за храбрость. Но Том никогда не относился к супергероям, которые способны собрать волю в кулак и спасти положение. Я не доверяю Джону, хотя он и заставляет Тома двигаться вперед.

Три. Том отталкивает Лайонела от Двигателя. Вернее, это делает Джон. Виктор сейчас лопнет от ярости. Но почему Джон медлит с рубильником? Почему смакует всплеск адреналина, который произошел, когда он толкнул Лайонела?

Внезапно наши сознания переплетаются, и я понимаю: Джон вовсе не думает о том, как воспрепятствовать расплавлению Двигателя. Он хочет отомстить Лайонелу за то, что безумный ученый мог причинить вред его семье. А я и не догадывался, что Джон способен чувствовать столь сильную преданность по отношению к родным и готов их защитить! Но если я не остановлю Джона, он убьет Лайонела Гоеттрейдера в прошлом, чтобы тот никогда не смог стать человеком, который будет угрожать его близким.

Два. Выброс попадает в Тома, приводит в негодность машину времени и активирует аварийный протокол возвращения. У меня есть секунда на то, чтобы повернуть рубильник. Наконец-то я понимаю, что должен сделать. Преступление Тома, уничтожившего целый мир, несравненно хуже, чем все, что когда-либо делали Виктор или Джон. Я никогда не смогу простить себе этого. Даже сейчас оно гнетет меня неподъемной горой раскаяния.

Я не хочу быть одержимым Виктором или эгоистичным Джоном. Мне не нужны ни злоба и отчужденность Виктора, ни высокомерие и опустошенность Джона, но я не желаю и мрачной пассивности и бездумной беспечности Тома. Я собираюсь освободиться от всех троих. Пусть во мне не останется ничего, кроме света, добра и чистоты. Увы, это нереально. Я же не статуя на городской площади, лишенная человеческих качеств, за исключением тех, которые можно передать в бронзе.

А мои воспоминания о Пенни до сих пор сплавляют воедино всемогущее чувство того, что на свете есть кто-то, для кого не нужно, чтобы я был кем-то иным. Значит, мне лучше оставаться собой. Вот что способна сотворить с тобой любовь, если ей позволить – она выстраивает человека заново, вытаскивая его из собственных же развалин за уши. И неважно, что швы будут на виду. Шрамы лишь доказывают, что ты чего-то заслужил.

Поэтому я прекращаю попытки разделять все версии моего «я». Напротив, я объединяю нас воедино. Я освобождаю Виктора, но вместо того, чтобы продолжить борьбу, я объединяю себя с ним. Джон не замечает происходящего вплоть до того мгновения, когда он уже вовлечен в наше действо, и сопротивляться поздно. Том не ведает, что происходит в его голове, но нам это и не нужно.

У нас все под контролем.

Один. Мы тянем рубильник Двигателя, и нас бумерангом выкидывает обратно в настоящее. Единственное настоящее, какое когда-либо будет.

132

Я ощущаю резкий укол ледяного копья тревоги – вдруг я опять очнусь в больнице после того, как со мной случился припадок на стройплощадке Джона. Неужто мне снова придется пережить эту круговерть, крутясь в бесконечной петле? Но я оказался избавлен от экзистенциального кошмара. Заключительную поездку сквозь время я совершил с помощью аппарата своего отца, так что мне не пришлось еще раз переживать пятидесятилетний паралич, пригодный для самоанализа. Яркая вспышка, мелодичный гул, и я вернулся в 2016 год.

Лишь сейчас я сумел воистину оценить гений моего отца в сравнении с Лайонелом.

Судя по озадаченному выражению на физиономии Лайонела, стоящего прямо передо мной, в пути я не задержался.

С момента моего отбытия ничего не изменилось, за исключением того, что у меня уже нет портативной машины времени.

– Не получилось, – констатирует Лайонел.

– Получилось, – возражаю я.

– Вы вернулись?

– Да.

– Но я пока еще здесь, – говорит он.

– Совершенно верно, Лайонел. Мы справились. Мы спасли мир.

Я обнимаю его. Он напрягается, а я стискиваю его обеими руками.

– Нет, – бормочет Лайонел. – Вы должны совершить еще одну попытку.

Легко понять, что я обнимал Лайонела вовсе не потому, что соскучился по нему. Я схитрил и нажал на нервный узел на его локте, послав резкий болевой импульс ему в шею. Одновременно с этим я сорвал с его запястья устройство, с помощью которого Лайонел управлял вспомогательными системами, бросил гаджет на пол и раздавил его каблуком.

Вероятно, в аппаратик была вмонтирована еще и автоматическая сигнализация, поскольку едва я сорвал его с руки хозяина, как металлическая дверь раскрылась и здоровяк Вэнь вбежал в помещение с полуавтоматическим пистолетом наготове.

Я разворачиваю Лайонела, как живой щит, и легонько толкаю в сторону Вэня. Лайонел вынужден сделать неуверенный шаткий шажок вперед, чтобы удержаться на ногах. Вэнь вздрагивает, явно испугавшись, что его щедрый работодатель сейчас рухнет как подкошенный.

Воспользовавшись мгновенным колебанием, я кидаюсь на Вэня, повернувшись к нему боком, чтобы представлять собой не столь обширную мишень. Понятия не имею, откуда я знаю, что нужно делать. Вэнь ошарашенно моргает.

Я перехватывают его пальцы на рукояти оружия и отворачиваю дуло пистолета в сторону. Затем я ломаю указательный палец Вэня, лежащий на спусковом крючке, и быстро всаживаю свой локоть в нос громилы.

Свободной рукой я обхватываю Вэня за шею и рывком отключаю связь его мышц с позвоночником.

Ноги Вэня делаются ватными, он падает на пол, и его пушка оказывается у меня в руках. Телохранитель в сознании, но временно парализован. Из перебитого носа льется кровь, но Вэнь не может пошевелить ничем, что находится ниже плеч, и дергается, как полураздавленный паук.

Я приставляю дуло пистолета ко лбу Лайонела.

Схватка занимает от силы две секунды и, даже, невзирая на то, что это проделал лично я, у меня успело сложиться ощущение крайней собственной агрессивности.

Наверное, включение Виктора в мое сознание открывало мне доступ к его невероятной постапокалиптической военной подготовке, предусматривающей выживание при любых условиях. Вероятно, теперь передо мной раскрывается целый веер возможностей с точки зрения жизненного выбора, который мне так или иначе придется сделать в будущем… Однако в данный момент меня интересует только одно: убедиться в том, что Пенни и мои родные не пострадали.