Книга Кровавый гимн - Энн Райс

Нас прервали, что, возможно, было и к лучшему.

Через лужайку шла Жасмин с кофе для Стирлинга. Она была в обтягивающем платье красного цвета и в туфлях на высоких каблуках.

– Gloria! Gloria! In Excelsis! – громко распевала Жасмин.

– Откуда ты знаешь этот гимн? – спросил я. – Здесь что, все сговорились и решили свести меня с ума?

– Что ты, конечно, нет, – сказала Жасмин. – Как тебе такое в голову могло прийти? Это католический гимн, ты разве не знал? Бабушка целыми днями распевает его на кухне. Говорит, в старые времена его пели на мессе в римско-католической церкви. Еще она говорит, что видела во сне, как Пэтси – в розовом ковбойском костюме, с гитарой в руках – поет этот гимн.

– Mon Dieu! – Холодок пробежал у меня по спине. Неудивительно, что Джулиен решил оставить меня в эту ночь в покое. Почему бы нет?

Жасмин разлила дымящийся кофе по чашечкам, мне и Стирлингу, поставила графин на стол, а потом поцеловала меня в макушку.

– Знаете, что мне прошлой ночью во сне сказала тетушка Куин? – радостным голосом спросила она, не убирая руку с моего плеча.

Я поцеловал ее шелковистую щечку.

– Нет. И что? Только, пожалуйста, аккуратнее, я на грани.

– Она сказала, что ее веселит то, что ты спишь в ее постели, сказала, что всегда хотела, чтобы в ее постели был такой красивый мужчина. И она все время смеялась. Бабушка говорит, что если мертвые смеются в твоих снах, значит, они на Небесах.

– Я тоже так считаю, – совершенно искренне сказал Стирлинг. – Кофе просто великолепный. Как ты его завариваешь?

– Допивай, – сказал я. – Ты на своей мощной «MG-TD»?

– Естественно, – подтвердил Стирлинг. – Если бы у тебя глаза были на затылке, ты бы увидел, что она стоит прямо перед домом.

– Я хочу, чтобы ты меня на ней немного покатал. Мне надо отвезти эту вещицу Оберону.

– А ты подержишь для меня этот графин и чашечку, пока я рулю? Жасмин, ты не возражаешь, если я их позаимствую?

– Вы не хотите взять блюдечко? Эти блюдечки – самая восхитительная часть сервиза времен королевы Антуанетты. Вы только взгляните. Сервиз на двенадцать персон прислал Джулиен Мэйфейр – презент «для семьи».

– Нет! – воскликнул я. – Только не Джулиен Мэйфейр.

– Да нет же, именно он! – возразила Жасмин. – У меня и письмо есть. Забыла передать Квинну. А Джулиен Мэйфейр был на похоронах? Я его никогда не встречала.

– Когда пришла эта посылка? – спросил я.

– Не знаю. Дня два назад? – Жасмин пожала плечами. – Сразу после того, как к нам присоединилась Мона Мэйфейр. Кто такой Джулиен Мэйфейр? Он бывал здесь?

– Что в письме? – спросил я.

– О, что-то о том, что он собирается регулярно посещать ферму Блэквуд и хотел бы видеть здесь его любимый сервиз. Что с тобой? Это чудесный фарфор!

У меня не было ни малейшего желания объяснять Жасмин, что Джулиен – дух и что этот самый сервиз фигурировал в заклятье, которое сотворил Джулиен несколько лет назад. Тогда он угощал ничего не подозревающего и еще вполне смертного Квинна горячим шоколадом и печеньем и рассказывал ему нудную историю о том, как он, Джулиен, совокуплялся с его прабабкой. Проклятый инфернальный дух!

– Тебе не нравится? – удивилась Жасмин. – А я правда считаю, что это восхитительный сервиз. Тетушка Куин была бы в полном восторге. Все эти розочки – это ее стиль. Ты же знаешь.

Стирлинг не сводил с меня глаз. Конечно, он знал, что Джулиен – призрак. Во всяком случае, ему было известно, что тот умер. Почему я скрывал визиты этого демона? Что меня смущало?

– Да, очень изысканный узор, – сказал я. – Стирлинг, давай, ты сначала выпьешь весь кофе, а потом мы прокатимся.

– Все нормально, я готов.

Стирлинг встал из-за стола.

Я не заставил себя ждать.

Повинуясь неопределенному порыву, я крепко обнял Жасмин и страстно поцеловал ее в губы. Она взвизгнула. Я зажал ее лицо в ладонях и заглянул в бесцветные глаза.

– Ты чудесная женщина.

– О чем ты грустишь? – спросила Жасмин. – Почему ты такой печальный?

– Печальный? Не знаю. Может быть, потому что ферма Блэквуд – всего лишь мгновение в вечности. Только одно мгновение. И оно промелькнет…

– На мой век хватит, – улыбнулась Жасмин. – О, я знаю – Квинн женится на Моне, а она не может иметь детей. Мы все об этом знаем. Но у нас подрастает Жером, мой мальчик, сын Квинна. Квинн вписал свое имя в свидетельство о рождении. Я никогда не просила его делать это. Томми подрастает. А он Блэквуд. И Нэш Пенфилд состарится в заботах о ферме, он так любит это место. И есть еще Терри Сью, мама Томми. Не знаю, принимаешь ты ее в расчет или нет, но если из свиного уха когда-нибудь и сшили шелковый кошелек, то этот кошелек – Терри. Говорю тебе, она маленькое чудо тетушки Куин. Терри Сью собирается навещать нас по выходным, и ее дочь Бритни тоже. Бритни теперь сестра Томми. Она чудесная, очень воспитанная девочка. И она поступит в хорошую школу, спасибо Квинну. Все это благодаря ему. И тетушке Куин, которая многому научила Бритни. С фермой Блэквуд все будет хорошо. Ты должен в это верить. Ты помог призраку Пэтси перейти через мост и не знаешь будущего?

– Никто в действительности не знает будущего, – сказал я. – Но ты права. Ты знаешь то, чего не знаю я. Это логично.

Я взял со стола статуэтку святого Хуана Диего.

– Это вы – ты, Квинн и Мона – уйдете, – сказала Жасмин. – Я чувствую, что вам не сидится на месте. Но ферма Блэквуд? Она всех нас переживет.

Жасмин еще раз чмокнула меня и пошла прочь – покачивая бедрами, обтянутыми красной тканью. Белокурые волосы коротко подстрижены, голова высоко поднята – истинная домоправительница, женщина с будущим.

Я пошел за Стирлингом.

Мы забрались в низкую машину. Я с удовольствием вдохнул восхитительный аромат кожи. Стирлинг натянул бежевые перчатки, и мы выехали на подъездную аллею. Гравий заскрипел под колесами.

– Да, это – настоящая спортивная машина! – констатировал я.

Стирлинг щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и газанул.

– Да, настоящая! – крикнул он, стараясь перекричать встречный ветер, и сразу помолодел лет на двадцать. – Захочешь потушить сигарету – асфальт у тебя под рукой. Эта машина – просто чудо.

И мы помчались вперед через болотистые предместья Нового Орлеана.

До самого Мэйфейровского медицинского центра, куда мы прибыли за три часа до рассвета, Стирлинг ни разу не сбросил скорость и не изменил свою безрассудную манеру вождения.

Я долго шел по коридорам. Буквально все вызывало у меня восхищение: фрески на стенах, стойки для персонала, скамьи для родственников пациентов, великолепно обставленные комнаты ожидания, украшенные живописными полотнами.