Книга Жизнь спустя - Юлия Добровольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через месяц Таня костила её: «Предательница!» и просилась обратно. Сейчас, полгода спустя, выяснилось, что она переменила за это время пять мест.
Люда выглядит намного моложе своих сорока девяти лет. Складная (хотя без талии – она любит покушать), кукольное личико, шустрые глазки из-под густой белой («платиновой») чёлки, пышный бюст, которым она законно гордится и козыряет. Заливисто смеясь, по своему обыкновению, она рассказывает, как в магазине рассвирепевшая жена одёргивала мужа, засмотревшегося на её декольте.
Люда франтиха с неутолимой жаждой всё новых кофточек, маечек, жилетиков, жакетиков, платьиц, юбочек, туфелек-сандалий в восточном вкусе. Франко удивляется: «Калейдоскоп! Сколько у неё этого всего…». Одевается Люда по моде надцатилетних: если платье, то много выше колен, но всё больше лосины, туго обтягивающие её заднее место и животик, выпирающие из-под короткого верха.
Магазины, распродажи, базары – её страсть. Это естественная реакция на годы лишений. Вспомним, так же реагировали на западное изобилие советские женщины, измученные дефицитом. Сейчас в российских и украинских магазинах есть всё, но большинству не на что покупать.
Люда хорошо готовит. Её коронный номер – на первое борщ, на второе голубцы. Настряпав на маланьину свадьбу, она даёт гостям ещё с собой.
Несмотря на хохлацкое упрямство и необъяснимую не по годам инфантильность и забывчивость, характер у неё неплохой. Она добра, приветлива, гостеприимна, а главное, излучает радость жизни, joie de vivre. Дитя природы, она ни на кого не глядя делает всё, что ей взбредёт на ум. Например, в гостях, после сытного обеда, кладёт себе на вытертую корочкой тарелку ломоть хлеба, поливает маслом, солит и уплетает. Дома любит ходить босиком.
В Италии ей не хватает смачной украинской еды. “Макаронами я не наедаюсь”, – жалуется она и просит дочь прислать ей сала, колбасы, круп, сгущённого молока, благо фургон Украина-Милан курсирует бесперебойно. “У нас продукты вкуснее… И почему здесь нет маленьких огурчиков, так хочется маринованных…”. Физиологиня, как говаривал о своей жене Нине будущий нобелевский лауреат Витя Гинзбург. Присланную дочерью литровую банку таких огурчиков она съела в один присест.
Люда свободно говорит по-русски. Словечки вроде «А чо?» («Почему») или «ставить» вместо «класть» («Куда поставить эту подушку?») – забавные исключения. Она широко пользуется ласкательно-уменьшительными: «Надо купить молочка», «У нас кончились яблочки». Мои уроки итальянского дают плоды, но сама заниматься она ленится. Камень преткновения – глагол-связка. Никак не может запомнить, что «Мой брат врач» нельзя перевести «Mio fratello medico» вместо «è medico».
Оказалось, что она лучше запоминает слова, если они в рифму, и я стала сочинять ей стишки:
Или (с дидактическим уклоном):
Выучивает она их охотно и любит выступать перед гостями.
Люда кончила институт в Каменец-Подольске, на первом курсе вышла замуж, родила, подбросила ребёнка матери в село, развелась. Работы по специальности, учительницей украинского языка, не было, пошла торговать на базаре – рыбой, овощами, фруктами, в зной и в стужу – тяжёлый хлеб. Второй муж, Александр Петрович, старше неё. Он директор Центра для неполноценных детей. Когда он ежедневно, в восемь вечера, звонит, то перед тем, как передать трубку Люде, мы с ним общаемся. Умный, положительный человек. Как это он отпустил свою вертихвостку одну в Италию, непонятно. «Мне всё там опротивело, надоело бедствовать, хочется помочь дочери и внучке», – отвечает Люда на вопрос, почему подалась в хожалки.
Люда и её коллеги зачитываются «Постскриптумом», видимо, всколыхнувшим созвучные волны эмоций. Теперь Юлия Добровольская – самый популярный автор у этой категории населения Италии. Люде захотелось иметь свой экземпляр книги («чтобы всегда была в семье»), но её не достать, уже пробовали, распродана. Я проявила несвойственную мне расторопность и выудила в Генуе два экземпляра в подарок Люде и её односельчанке и подруге, тоже хожалке, Тоне.
«Постскриптум» пришёлся по вкусу и мужу Саше, он разразился комплиментарной телефонной рецензией. Проявляя повышенный интерес к моей особе (неудивительно, я работодательница его жены), он прочитал также «Улицу Горького 8, квартира 106» Марчелло Вентури – разыскал киевский литературный журнал «Всесвит», где напечатан перевод на украинский.
Люда охотно выполняет «интеллектуальные» поручения: порыться в словаре, найти запропастившуюся книгу. Она печётся о моём престиже: чуть что демонстрирует последнюю публикацию. Вот и сюда, в Тонеццу, она захватила свежий журнал академии Урбенсе города Овада, где Джорджо Фассино напечатал статью на восьми страницах «От окопов Испании до Лубянки».
В горах ей нравится. «Ой, хоть бы скорее прошла ночь и настало бы утро, чтобы идти в лес за грибами!» – как-то по детски размахивая руками, мечтает она вслух, как будто ей восемь лет, как её внучке.
1. Что же спасало?
Италия 90-х годов. Знакомая учительница истории одного частного миланского лицея попросила меня встретиться с её учениками. Они проходили «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. И взбунтовались: всё непонятно! Что такое лагерь, за что сажали и, конкретно, где эти люди жили, на чём спали, в чём ходили, что ели-пили…
Мои разъяснения вызвали шок. Встрепенулись только, когда прозвенел звонок на перемену: «Ещё! Ещё!». Пришлось пообещать, что приду ещё, через две недели. В промежутке мне пришло от них двадцать взволнованных писем.
В следующий раз я остановилась на вопросе, который задал мне в своём письме кучерявый крепыш Бруно: «Что помогало вам преодолевать эти нечеловеческие трудности?»
Я ответила так: «Будь я верующей, мне помогала бы вера. Но советских людей с малых лет веры лишали. Что же спасало? Так вот знайте: на свете много добрых людей, которые бескорыстно приходят на помощь. Меня в беде почти всегда спасал добрый человек, иной раз совершенно незнакомый, посторонний. Их имена хранятся у меня в сердце».
2. Flashback: Елена. Разгон
Первое в моей вдовьей жизни лето, лето 1974 года, я провела бы в душной Москве, если бы не Луковниковы: Зина с Борей посадили меня в свой «Москвич» и повезли на чистый воздух. Взяли курс на Новороссийск. Дикарями, конечно, наугад.
Из дорожных впечатлений осталась в памяти встреча под Тулой. С десяток молодых людей обоего пола, довольно расхристанного вида, загорали неподалеку от бензоколонки, рядом со своим заглохшим фургончиком. Как было не поинтересоваться, кто они такие и откуда! Оказалось, студенты из Рима, доверившиеся рекламе московского Интуриста, расхваливавшей «автопробег Рим-Москва, Москва-Рим». Услышав родную речь, ребята повскакали с мест, обступили нас, загалдели.
