Книга Сама себе враг - Виктория Холт

Получив же от графа ответ, я пришла в ярость. Просьба моя была отклонена. О, мне следовало лучше знать этого негодяя! И я еще умоляла его сжалиться надо мной! Эссекс написал, что намерен сопроводить меня в Лондон, где мое присутствие необходимо для того, чтобы ответить перед парламентом за начало войны в Англии.

Это уж была прямая угроза. Я поняла, что должна уехать прежде, чем врагам удастся схватить меня.

Но как я могла путешествовать с ребенком, которому было лишь несколько дней от роду? Я просто обезумела от горя. Я не знала, куда мне бежать. Я была уверена, что жестокий Эссекс задумал все это специально для того, чтобы схватить меня. Как я ненавидела этого человека! Он должен был бы воевать на нашей стороне. Но он предал свою семью и свой народ. Мне было легче простить того негодяя, которого звали Оливер Кромвель и о котором говорили все чаще и чаще. С его помощью круглоголовые добились невероятных успехов! И все же я могла бы простить его. Он был человеком из низов, но когда люди, подобные Эссексу, выступают против своих, то этого простить нельзя!

Но не было никакого смысла понапрасну терять время, возмущаясь графом Эссексом. Надо было думать о том, куда бежать и как бежать, поскольку бежать было необходимо. Если меня схватят и отвезут в Лондон, то это конец. Карл пообещает все, что угодно, лишь бы меня отпустили на свободу.

Итак, мне надо было бежать. Взять с собой свою новорожденную дочь я не могла. Пришлось оставить ее в городе.

Я послала за сэром Джоном Беркли, губернатором Эксетера и владельцем Бедфорд-Хауса, в котором я жила. Со мной уже была леди Далкейт, натура цельная и чистая. Мы с Карлом решили, что женщина эта непременно должна быть среди тех, кто станет заботиться о нашей дочери. И решение это оказалось правильным. Я никогда не забуду того, чем обязана леди Далкейт.

Сэру Джону я коротко объяснила, что если не хочу погубить короля, то обязана бежать. Другого выхода у меня нет! Круглоголовые со дня на день займут город – только для того, чтобы схватить меня, доставить в Лондон и обвинить в государственной измене.

– Вы же понимаете, каким ударом это будет для короля! Чтобы спасти меня, он пойдет на все! Рискнет своей армией, властью, страной и отречется от престола! Но я не могу этого допустить. И думаю, что вы согласитесь со мной.

Сэр Джон кивнул и сказал, что выполнит все мои распоряжения. Леди Далкейт тоже заверила меня в своей преданности и поклялась – если понадобится – защищать мое дитя ценой собственной жизни.

Я обняла эту удивительную женщину, и мы немного всплакнули. А потом сэр Джон почтительно поцеловал мне руку.

Вот так через пятнадцать дней после рождения моей крошки я покинула ее. Я была в полном отчаянии, и сердце мое разрывалось от горя. И все же я знала, что другого выхода у меня нет.

Я дождалась наступления темноты, переоделась в платье служанки и в сопровождении лишь двух своих приближенных и духовника покинула Бедфорд-Хаус.

Мы договорились, что остальные мои люди, решившие последовать за мной, будут выбираться из дома в разное время и в такой одежде, которая сделает их неузнаваемыми. Мой верный карлик Джеффри Хадсон, который выскочил когда-то из пирога, чтобы развеселить меня, умолял теперь разрешить ему присоединиться к нам, и я не могла ему отказать. Он хорошо знал лес в окрестностях Плимута. Там была старая хижина, и Джеффри предложил всем нам встретиться около нее. Но пробираться к ней все должны были разными тропками.

Утро застало нас всего лишь в трех милях от Эксетера, и было ясно, что идти дальше при свете дня очень опасно: вокруг было множество солдат. Мы заметили какую-то полуразвалившуюся хижину. Пол ее был засыпан грязной соломой и мусором, но мы все же юркнули в эту хибарку, радуясь хоть такому убежищу. А в следующий миг послышался конский топот. Нам повезло, что мы успели скрыться: из-за поворота показался отряд неприятельских солдат, направлявшихся на помощь войскам, которые окружали Эксетер.

К нашему ужасу, солдаты остановились возле хижины, и мы могли лишь благодарить Бога за то, что в домике было так много соломы; под ней-то нам и удалось спрятаться.

Когда я услышала за окном голоса солдат, сердце у меня замерло, и мне показалось, что я сейчас задохнусь. И никогда не пугалась я так, как в тот миг, когда громко заскрипела дверь. Все мы затаили дыхание. Один из солдат вошел в домик и отшвырнул ногой какую-то ветошь.

Я молилась – про себя, горячо и торопливо, – и в тот раз молитвы мои были услышаны. Солдат сказал:

– Ничего здесь нет. Один мусор.

Потом дверь снова скрипнула, и солдат вышел из хижины.

По-прежнему затаив дыхание, мы прислушивались и ждали. Человек этот, видимо, прислонился спиной к стене домика и заговорил с другим солдатом.

– За ее поимку назначена награда в пятьдесят тысяч крон, – сказал он.

Я поняла, что речь идет обо мне.

– Я бы не отказался доставить ее в Лондон, – заметил второй солдат.

– А кто отказался бы? – удивился первый. – Пятьдесят тысяч крон – это тебе не шутка! Хорошие деньги… Да заодно избавили бы страну от папистской сучки.

Меня душила ярость. Хотелось выскочить к ним, изругать их, назвать подлыми предателями, каковыми они и были. Предателями, лжецами и клеветниками, оскорбляющими мою добродетель и мою веру. Но я сдержалась, подумав о Карле. Ради него я могла вытерпеть что угодно: холод и грязь, поношения, боль, жажду, самые тяжкие испытания… Все на свете – ради Карла!

Через некоторое время солдаты уехали, но мы не выходили из хижины, пока не сгустились сумерки; лишь тогда отправились мы дальше. Той ночью счастье сопутствовало нам, и мы благополучно добрались до лесной хижины, где должны были встретиться с моими людьми. Там, в темной чаще, ко мне присоединилось множество верных друзей. Был среди них и Джеффри Хадсон, который принес с собой Митти и еще одну из моих собачек; милый мой Джеффри не сомневался, что без них мне будет грустно и тоскливо.

Как же случается, что хорошие друзья становятся предателями?

Генри Джермин ждал меня в Пенденнис-Кастл с отрядом своих людей. Заметив, как плохо я себя чувствую, он немедленно приказал подать носилки, на которых я и проделала оставшуюся часть пути до Фальмута. Как я была благодарна ему за его предусмотрительность! И с каким облегчением увидела в бухте эскадру дружественных голландских судов.

Перед тем как подняться на борт, я написала Карлу письмо, в котором объяснила, почему была вынуждена оставить ребенка. Я сделала это ради его блага, так как попадись я в лапы наших врагов, – а я была уверена, что именно так бы все и произошло, если бы я осталась в Эксетере, – это стало бы страшным ударом для короля и всего нашего дела.

«Я могу рисковать собственной жизнью, но я не должна мешать Вашему делу. Прощайте, мой дорогой. Если я умру, то, поверьте, Вы потеряли женщину, которая никогда не принадлежала никому другому, а была исключительно Вашей, и которая, испытывая к Вам глубокую любовь, заслужила, чтобы Вы не забывали ее».