Книга Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Роберт Дарвин

Вид Анд был не такой, как я ожидал. Нижняя граница снега была, конечно, горизонтальна, и гладкие вершины хребта, казалось, шли совершенно параллельно ей. Только через длинные промежутки группа остроконечных вершин или одинокий конус показывали, что здесь был или же и теперь существует вулкан. Поэтому хребет походил на огромную сплошную стену, там и сям увенчанную башнями и служащую стране надежной оградой.

Поиски золота привели к тому, что гора почти повсюду пробуравлена, – вследствие повального увлечения рудоискательством в Чили вряд ли осталось хоть одно необследованное место. Вечер я провел, как и накануне, беседуя у костра со своими двумя спутниками. Чилийские гуасо соответствуют пампасским гаучосам, но это уже совсем не те люди. Из этих двух стран Чили – более цивилизованная, и потому здешние жители утратили многие из своих индивидуальных черт. Общественные различия здесь проявляются гораздо сильнее: гуасо никак не может считать, что каждый человек ему ровня, и я был поражен, увидев, что мои спутники неохотно едят со мной. Это чувство неравенства – необходимое следствие существования аристократии богатства.

Говорят, что несколько крупнейших землевладельцев получают от 5 до 10 тысяч фунтов стерлингов в год – имущественное неравенство, какое, мне кажется, не встречается ни в одной скотоводческой стране к востоку от Анд. Путешественник не встречает здесь того безграничного гостеприимства, которое отвергает всякую плату, но вместе с тем предлагается с таким доброжелательством, что его принимаешь со спокойной совестью. В Чили вас почти в каждый дом пустят переночевать, но наутро ожидают получить какую-нибудь безделицу; даже богатый человек возьмет два или три шиллинга.

Гаучо, хоть он и способен перерезать человеку горло, – джентльмен; гуасо в некоторых отношениях лучше, но в то же время это простой и грубый малый. Эти два человека, хоть они и занимаются в общем одним и тем же, различны по своим привычкам и наряду, и особенности каждого из них характерны для всей его страны. Гаучо как будто составляет часть своей лошади и презирает всякую работу, которую не приходится исполнять верхом, гуасо же может работать наемным рабочим на полях. Первый ест одну только животную пищу, второй – почти одну растительную. Здесь мы не увидим белых сапог, широких штанов и ярко-красных чилипа – живописного костюма пампасов.

Здесь обыкновенные брюки засовываются за черные и зеленые шерстяные штиблеты. Пончо, впрочем, носят и тут, и там. Главную гордость гуасо составляют его нелепо большие шпоры. Я измерил одну, и оказалось, что колесико имеет 6 дюймов в диаметре, а на самом колесике свыше 30 шипиков. Стремена – таких же масштабов; каждое вырезано из прямоугольного куска дерева, выдолбленного, но все-таки весом в 3–4 фунта [ок. 1,5 кг]. Гуасо, быть может, лучше владеет лассо, чем гаучо, но в силу характера его страны он незнаком с употреблением боласов.

18 августа. Мы спустились с горы и миновали несколько красивых мест с ручейками и прекрасными деревьями. Переночевав в той же гасьенде, что и раньше, в продолжение следующих двух дней мы ехали вверх по долине и проехали через Кильоту, которая больше похожа на ряд древесных питомников, нежели на город. Фруктовые сады были прекрасны – одна сплошная масса цветов персика. В одном или двух местах я видел также финиковую пальму; это удивительно величавое дерево, и, мне кажется, группа этих деревьев у себя на родине, в азиатской или африканской пустыне, должна быть совершенно великолепна.

Мы проехали также Сан-Фелипе, хорошенький разбросанный городок вроде Кильоты. Долина в этом месте расширяется в одну из тех больших бухт или равнин, доходящих до подножия Кордильер, о которых я говорил, что они составляют такую любопытную деталь чилийского ландшафта. Вечером мы добрались до рудников Хахуэль, расположенных в ущелье, по склону главного хребта. Я пробыл здесь пять дней. Мой хозяин, управляющий рудника, был неглупый, но весьма невежественный корнуэлльский горняк. Он женился на испанке и не думал возвращаться на родину; но его восхищение рудниками Корнуэлла было по-прежнему беспредельно. Среди многих других вопросов он задал мне следующий: «Ну, вот, Георг Рекс умер, много ли еще осталось в живых из семейства Рексов[216]?» Этот Rex, несомненно, приходится сродни великому писателю Finis, сочинившему все книги!

Рудники здесь медные, и руду всю отправляют морем в Суонси, где ее плавят[217]. Поэтому рудники тут имеют необыкновенно спокойный вид по сравнению с английскими: ни дым, ни печи, ни громадные паровые машины не нарушают одиночества окрестных гор.

Чилийское правительство, или, вернее, старый испанский закон, всячески поощряет разведку рудных залежей. Нашедший руду может разрабатывать ее в любом месте, уплатив только 5 шиллингов; но даже прежде чем заплатить, он может производить пробную разработку – даже в чужом саду – в продолжение двадцати дней.

Известно, что чилийский способ добычи руды – самый дешевый. Мой хозяин говорил, что два главных усовершенствования, введенные иностранцами, состоят в следующем: во-первых, в восстановлении – путем предварительного обжига – медных колчеданов, являющихся, кстати, обыкновенной рудой в Корнуэлле, так что английские горняки, приезжая сюда, поражались, что их выбрасывают как бесполезные; во-вторых, в измельчении и промывке шлаков из старых печей, благодаря чему извлекается большое количество частиц металла. Я действительно видел мулов, перевозивших к берегу моря груз таких шлаков для отправки в Англию.

Первое, однако, гораздо любопытнее. Чилийские горняки были до того убеждены, что в медных колчеданах не содержится ни одной частицы меди, что смеялись над невежеством англичан; те смеялись в свою очередь и за несколько долларов скупали самые богатые жилы. Чрезвычайно странно, что в стране, где добычей руд широко занимаются уже много лет, так и не был открыт такой простой способ удаления серы перед плавкой, как слабый обжиг руды. Известные усовершенствования были введены в простейших машинах, но даже и по сей день на некоторых рудниках воду выносят из шахты в кожаных мешках.

Труд рабочих очень тяжел. Им дают мало времени на еду, и летом и зимой они начинают работу с рассветом и кончают с темнотой. Им платят фунт стерлингов в месяц и кормят: на завтрак дают шестнадцать фиг и два маленьких хлебца, на обед – вареные бобы, на ужин – толченые и жареные пшеничные зерна. Им едва ли случается поесть мяса, ибо на 12 фунтов стерлингов в год им приходится одеваться и содержать семью. Горняки, работающие в самом руднике, получают 25 шиллингов в месяц, и им дают немного чарки. Но эти люди возвращаются из своих мрачных помещений домой только раз в две-три недели.