Книга Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд

— Ты не должна возвращаться так скоро, иначе все пропало. С тобой что-то происходит. У тебя был такой вид, словно ты собираешься выпалить какое-то идиотское замечание. Только взгляни на себя. Ты же совсем красная, это все вино. Разве ты не видишь, что из-за этой глупой девчонки Фабрицио чувствует себя так же неуютно, как и ты? Давай на минуту забудем о том, что поставлено на карту. Подумай хотя бы о том, как ты унизишь себя в глазах Фабрицио, показав, что ревнуешь его к Козиме. Разве тебе не пришло в голову, что Челестина могла нарочно позволить этой девчонке приставать к Фабрицио, чтобы тебя спровоцировать? Я не утверждаю, что она что-то знает, просто она допускает такую возможность. А ты не должна давать ей доказательства. Я люблю Челестину, но ей здесь нечем занять свой острый ум. Ты меня удивляешь, Мария. Подумай о том, кто ты.

— Ты говоришь как Карло. — Имя мужа зазвенело, как колокольчик, в ее одурманенной вином голове. Ей хотелось заявить во всеуслышание, что Фабрицио принадлежит ей, хотелось прихлопнуть Козиму, как комара.

— Я говорю как женщина, которая успешно обходила все ловушки, расставленные обществом, падким на сплетни. Они сделают тебя объектом обвинений, если ты не возьмешь себя в руки. Недостаточно любить Фабрицио — ты должна также заботиться о его благе. И о благе Карло — вот уж не думала, что когда-нибудь скажу эти слова.

Антония, конечно, права, но сейчас Марию тревожил совсем другой вопрос.

— Ты уверена, тетя, что Фабрицио не увлечен Козимой?

— Как ты могла задать мне такой вопрос? Он вынужден терпеть ее знаки внимания из-за тебя. Он здесь из-за тебя. Как ты могла вообразить, что такой опытный, искушенный мужчина, как Фабрицио, может питать хоть малейший интерес к желторотой дурехе? Ты в своем уме? Может быть, ты сошла с ума?

— Надеюсь, что нет. — Что это значит — сойти с ума? Два раза она приблизилась к безумию — когда умерли Федериго и Беатриче. Это было полное игнорирование внешних приличий — вообще всего. Все внешнее заслонил мрак, воцарившийся в голове. Да, она была на грани безумия, когда сидела сейчас, наблюдая, как эта девчонка, которая почти вдвое ее моложе, заигрывает с Фабрицио.

— Бедного Фабрицио чуть не парализовало от смущения. Это просто нелепо, что Лоренцо до такой степени потворствует Козиме. Пойдем дальше. Я не позволю тебе вернуться, пока у тебя не прояснится в голове. Подумай о том, что тебе лучше не появляться там час или около того. Тогда Челестина поймет, что ты не имеешь особого желания находиться в обществе Фабрицио.

Когда они вернулись, компания уже ушла в дом. Фабрицио собирался откланяться, когда Мария и Антония начали медленно подниматься по длинному лестничному маршу. Антония слегка запыхалась.

Мария опередила ее, когда они вошли с парадного хода и пересекли вестибюль. Свернув в длинный коридор, Мария увидела в конце его Фабрицио и Козиму. Ее любовник с нежностью прижал пальцы к юным губкам Козимы. Мария отступила и, тоже приложив палец к губам, чтобы Антония не заговорила, прислонилась к стене и закрыла глаза. Значит, она права. Ей показалось, что сейчас ее вырвет.

— Ты должна сказать Фабрицио, — прошептала она, — что, если он не придет в мою комнату сегодня вечером, я совершу какой-нибудь отчаянный поступок. — Она глубоко вздохнула несколько раз. — Я иду в детскую пожелать спокойной ночи Эммануэле, — сказала она громко, дрожащим голосом и исчезла в коридоре, находившемся напротив, который вел в детскую.

Никогда еще Мария не пребывала в подобной панике и ярости. Она не желала ни с кем общаться. Позже, когда Антония постучалась в ее дверь, Лаура сказала, что Мария легла спать. Вернувшись к своей госпоже, она прикладывала ей мокрое полотенце ко лбу и вытирала рот каждый раз, как ту рвало в большой таз. У Марии кружилась голова.

В конце концов, тошнота прошла. Когда Лаура ее раздевала, Мария увидела себя в зеркале и была поражена этим привидением с мрачным взором, которое в нем отразилось.

Лаура выкупала ее, одела в любимую зеленую ночную рубашку из шелка и уложила в постель. Преданная служанка сидела у постели госпожи, держа за руку, и слушала рассказ о случившемся, прерываемый рыданиями.

— Ваш герцог очень галантный, моя госпожа. Наверно, это ничего не значило, — утешала ее девушка. — Вы не должны допустить, чтобы он увидел вас в таком состоянии. Сейчас вы должны отдохнуть, чтобы почувствовать себя лучше, когда он придет. — Лаура погладила лоб Марии.

— А если он не придет? — простонала Мария.

— Он придет, моя госпожа.

Увещевания Лауры и ее утешения, в конце концов, успокоили Марию, и она отослала девушку спать. Долгое время она лежала в холодной ярости, и ее невидящий отсутствующий взгляд был прикован к узору из золотых геральдических лилий на малиновом шелке стен, который мерцал при свете свечей.

Чутко прислушиваясь в ожидании любовника, она резко села, когда тихонько щелкнул замок. Фабрицио осторожно открыл дверь.

Она соскочила с постели и, подлетев к нему, набросилась на Фабрицио, как фурия, и расцарапала ему ногтями щеку. Она рыдала:

— Я видела, видела, как ты дотронулся до губ Козимы.

Фабрицио, ошеломленный этой атакой, легонько ударил ее по лицу.

— Я сделал это, чтобы успокоить ее.

— Я видела, как ты поцеловал ей руку и так низко поклонился, что чуть не упала в обморок. — Мария расцарапала его вторую щеку.

На этот раз он больно ударил ее по лицу.

— Ты ревнивая дура. Как тебе могло прийти в голову, что эта избалованная истеричная девственница могла меня привлечь? — Он толкнул Марию на кровать, схватил за запястья и уселся на нее верхом, чтобы она перестала на него кидаться. — Успокойся. Послушай меня, или я сделаю тебе больно. Ты слушаешь?

Она плюнула ему в лицо.

Он поморщился и закрыл глаза, глубоко дыша, чтобы справиться со своим гневом.

— Теперь ты любишь меня так же, как я люблю тебя, не правда ли, Мария? Теперь-то ты, наконец, поймешь, что я выстрадал за эти годы. Когда я увидел, с какой нежностью ты смотришь на Карло, — в эту минуту мне хотелось заползти в канаву и умереть.

Он приблизил к Марии лицо, желая поцеловать ее.

— Я бы на твоем месте не стала меня целовать, — прошипела она. — Единственное мое желание — разодрать тебе губы своими зубами.

Он сжал ее запястья так, что она вскрикнула от боли.

— Мне ясно, что ты не слышала мой разговор с этой глупой девчонкой. Ты же не слышала, не так ли?

— Нет, — прорыдала Мария. По щекам ее текли слезы.

— Она настигла меня в коридоре, хихикая и играя моими пуговицами, и принялась щебетать о том, что в кругу Пикколомини нет таких кавалеров, как я. Я сказал ей, что, хотя она и очаровательна — ты же понимаешь, что простая вежливость велела мне так сказать, — я женатый человек, у меня пять детей, а сердце мое принадлежит единственной женщине, и ни одна другая не может меня заинтересовать, будь это хоть сама Венера. У нее был такой несчастный вид, что мне стало ее жаль. Я заверил ее, что в один прекрасный день она тоже найдет такую любовь. Она снова принялась щебетать и попыталась взять меня за руку. Я отстранил ее, а затем приложил свои пальцы к ее губам, чтобы она замолчала, потому что она никак не хотела уняться. Я боялся, что эта сцена закончится истерикой. Мне хотелось уйти от нее, поэтому я поцеловал ей руку и поклонился, как того требует простая учтивость. — Он молча посмотрел на Марию. — Я могу теперь тебя отпустить? Или ты снова станешь царапаться?