Книга Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Он этого не ожидал.

— Я охраняю, — отвечает он и снова отворачивается, быстро идет вниз и вправо, туда, где до этого были османы. Он слышит стоны раненого. Он оставляет его там. «Даница может прикончить его, если захочет», — думает он.

На шумной дороге, внизу, трудно понять, что сейчас происходит. Там сцепилось много людей, они пытаются лишить друг друга жизни. Падают и ржут кони.

Он думает — хотя у него нет никакого опыта, чтобы судить об этом, — что Скандир побеждает. Ашариты потеряли людей в его засаде и в ловушках, от стрел Даницы, а затем во время атаки с фланга с другой стороны от дороги, — он думает, что правильно рассудил, но потери будут неизбежны. «Умирающие люди издают ужасные звуки», — думает Марин Дживо.

И человек может погибнуть в бессмысленной стычке на дороге в Саврадии так же легко, как на тройных стенах Сарантия, или во время осады северной крепости.

Или на лугу у той же дороги. Он видит двух солдат. Они впереди него, ползут на запад на коленях, как он и догадался. Они собираются проползти на север, к лесу, и под его прикрытием атаковать лучника.

Его меч выхвачен из ножен. Он сражался лицом к лицу с противниками, обращал в бегство воров. Он никогда не убивал человека, ползущего прочь от него. Но делает это сейчас. «Я запомню это навсегда», — думает он. Он вонзает меч в спину ближайшего к нему ползущего солдата.

Крик, потом стон. Тот, что впереди, оглядывается. Встает, выхватывает меч. На его лице ярость, не страх. Марин даже успевает заметить на нем злобное презрение. Марин знает, что он умеет обращаться с клинком. Он также видит, что это действительно Джанни, судя по мундиру, и что ни один купец из Дубравы не может надеяться…

Человек падает там, где стоит. Марину будет потом сниться по ночам, что он слышит свист пролетевшей мимо его головы стрелы, которая вонзается в горло османа, и тот падает в траву. Это не подлинное воспоминание. Стрела не пролетела настолько близко от него, невозможно услышать пролетающую стрелу, но именно так происходит во снах, даже если и не случалось в той жизни, которую мы проживаем в реальности.

Он оглядывается. Видит ее сквозь траву, высокую женщину с луком на фоне черных деревьев, пса рядом с ней. Они оба стоят так несколько мгновений. Он поднимает руку, идет обратно, к ней.

Он уже совсем близко, в действительности, когда это происходит. Близко от того, что происходит дальше (всегда что-то происходит дальше), в сплетениях и поворотах того, что делают друг с другом мужчины и женщины в мире, который нам подарен, на земле, под небесами, где наши короткие жизни разыгрываются и заканчиваются.

Так близко, что может прокричать бесполезное предостережение.

Перо, пересекая поляну в лесу, увидел, как Марин бросился вслед за османами, прячущимися в траве. Он их не видел, но знал, что они там. Даница ранила одного; слышались его стоны, ближе, чем шум, издаваемый людьми, сражающимися на дороге.

«Ты здесь, чтобы охранять меня!» — крикнула Даница Марину, в ее голосе прозвучало что-то новое. Перо продолжал идти вперед. Здесь есть человек, который сумеет ее защитить. Сын Вьеро Виллани может защитить лучника; на какое-то время, конечно, может.

Он схватил упавшую ветку. Оставил на месте маленькие металлические фигурки и взял с собой оружие. Он уже ушел с поляны, но остался в лесу, прошел дальше за спиной у Даницы. Марин убежал за солдатами в траве. Перо боялся за него, но это не слишком помогло бы Марину, правда? Он мог попытаться защитить Даницу. Он не считал, что сможет успешно сражаться с солдатами, он раньше никогда этого не делал. Драки в тавернах в квартале кожевников были… совсем другим делом. Но он не хотел трусливо прятаться в лесу и просто наблюдать.

Ему пришло в голову, что она может услышать его за своей спиной и принять за врага. Он уже собирался окликнуть ее по имени, дать ей знать, что он здесь, когда увидел что-то впереди себя.

Тогда он бросился бежать со всех ног сквозь деревья, и выбежал из леса. Он почти успел. Почти.

Дамаз подобрался к опушке леса. Лучник джадитов смотрел в другую сторону, стрела лежала на тетиве, он наблюдал за своим телохранителем, который погнался за двумя солдатами, оставшимися в траве. Третий из их людей был ранен стрелой. Он стонал от боли. Его звали Гирей. Они две недели ночевали в одной палатке. У него было рваное ухо и маленький сын, и он отпускал хорошие шутки. Он умирал в мокрой, блестящей траве.

Джадит убил еще одного воина своим мечом. Дамаз видел это, трусливый удар в спину. Последний воин поднялся, чтобы сразиться с неверным, крича от ярости — и лучник убил его, как только он встал.

Тот джадит умрет, поклялся Дамаз. Но первым будет этот лучник, который отнял так много жизней. Его необходимо убить.

Дамаз шагнул вперед. Лучник его не видел, а его пес тоже смотрел в другую сторону. Дамаз наложил стрелу, натянул тетиву. Ему показалось, что что-то слабо жужжит в его голове, что-то вроде голоса, — почти наверняка это страх в первом бою. Такое случается. Мужчина может признаться в этом, но никогда, никогда не должен ему поддаваться.

«Дети!» — произнес тогда этот голос у него в голове, отчетливо. Он не ребенок!

Джадит, стоящий в траве внизу, теперь уже увидел его. Это неважно. У него только меч. Он указал рукой, прокричал предостережение лучнику. Собственно говоря, он прокричал имя. Дамаз даже знал это имя, он его недавно вспомнил.

Он опоздал, этот крик. Опоздал во многих смыслах.

Лучник резко повернулся лицом к нему, поднимая лук. Пес зарычал, рванулся вперед. Дамаз уже отпускал тетиву. Расстояние было небольшое, а он хорошо стрелял, всегда хорошо стрелял, с того первого раза, когда им выдали луки и стрелы, чтобы научить еще одному способу убивать врагов.

Его стрела попала лучнику в сердце, точно в то место, куда он прицелился, когда увидел, что на лучнике джадитов нет доспехов. Он увидел, как стрела попала в цель.

Потом до Дамаза окончательно дошло услышанное имя, и он открыл рот, и в тот же момент почувствовал боль, которая взорвалась, словно лопнуло яркое, разноцветное колесо. Он рухнул вперед, от сильного удара сзади, нанесенного дубинкой, после чего он упал ничком, а лук вылетел из его рук.

Его голова ударилась о землю. Он был оглушен, ловил ртом воздух. Было имя. Его прокричал кто-то. Он знал это имя. Он знал…

На его голову обрушился второй удар, и Дамаз потерял способность чувствовать что-либо, кроме… так странно, что последнее, что он чувствует, — это печаль. Именно печаль охватила его, до того как он провалился в темноту под ярким солнцем, но также под звездами Ашара, которые всегда есть на небе, как их учили.

«Дети!» — услышала Даница как всегда ясно прозвеневший голос деда, но полный такого страдания, как никогда прежде.

«Ох, жадек!» — подумала она, оборачиваясь. Она успела это сделать. И увидеть его.

— Невен! — крикнула она. Или попыталась крикнуть, хотела, но не смогла, так как стрела вонзилась выше ее незащищенного сердца.