Книга Я в степени N - Александр Староверов

Я не помню, сколько мы молчали и не думали. Может, секунду, а может – тысячу лет… Пустоту измерить невозможно. Но я помню, как кончилась пустота. Она внезапно исчезла, в один самый короткий и незаметный миг, когда ее заполнил и появился в ослепительно-белой комнате он – мой второй, так отличающийся от нас с Водилой, резкий, опасный и даже пугающий брат.

Титановые стержни

…Сон, медленный, тягучий, из которого невозможно выбраться. Кажется, что проснулся, вздыхаешь облегченно в холодном поту и вдруг видишь… В лицо тебе смеется приснившийся монструозный кошмар. Как в дешевом фильме ужасов категории Б, только в реальности…

Он стоял спиной к нам с Водилой и щупал руками светящиеся белые стены. Его спина завораживала, огромная спина бывшего полутяжа, обтянутая дорогим, судя по всему, дизайнерским пиджаком. И еще у него была талия. У меня сроду не было, да и Водила, при всей его поджарости, изяществом фигуры не отличался. А этот – накачанный, с красивой спиной и талией. Оставалась крошечная надежда, что это не я. Совсем незаметная надежда… Но он повернулся, и надежда исчезла… Я.

Господи, разве могут быть у меня такие жесткие, опасные и холодные глаза? Даже в другой жизни, даже здесь, в этой белой проклятой комнате? И такая одежда, кричащая об успехе и властности ее обладателя? Я всегда ненавидел костюмы, носил их, конечно, по необходимости, но не любил сильно. Тесно, жестко и в принципе не отличается от любой другой формы. У ментов своя форма, у военных – своя, а у жуликов-бизнесменов – своя, не многим лучше, так же обезличивает и делает похожим на идиота. Правда, последние несколько лет масти перемешались. Менты стали носить дорогие итальянские костюмы, а бизнесмены начали качаться и заостренностью черт лиц походить на ментов. В результате образовался самый отвратительный, на мой вкус, коктейль: мент-жулик или деляга-силовик. Бандиты в малиновых пиджаках и кожаных куртках и то смотрелись человечнее.

Вот так выглядел мой третий брат. Мне стало страшно. Дважды страшно. Один раз обычно, как всегда, когда я видел подобный типаж. А второй раз – еще страшнее, потому что я, выходит, смог стать таким, хоть и в другой жизни. Мне казалось, не смогу никогда. Водила тоже стоял ошарашенный, ему-то, бедняге, чудилось, что вся жесткость и злоба мира сосредоточились именно во мне. Ну, на тогда, получай, посмотри, какие бывают злые люди…

Между прочим, он был даже красив. Такая брутальная смесь Джеймса Бонда, Штирлица и бультерьера. На баб, наверное, такая смесь неотразимо действует. «Может, хоть у него с женой сложилось», – неожиданно для самого себя подумал я, но додумать не успел. Джеймс Бонд – Штирлиц – бультерьер с волчьей ненавистью посмотрел на нас с Водилой, рванул из внутреннего кармана дизайнерского пиджака ксиву, раскрыл ее одной рукой перед нами и грозно произнес:

– Генерал-майор Федеральной службы безопасности России Виктор Соколовский. А вы откуда взялись здесь, уродцы?

Надо было что-то отвечать. Хамский тон вопроса, закоренелая ненависть к людям подобной волчьей породы, воспоминания об издевавшемся надо мной в ресторане «Островок» Железном Шурике и обида, обида, обида… Это ведь я такой, не кто-то – я, из меня это выросло, значит, во мне это есть. Сидит где-то глубоко, и не имею права я обижаться. От этого унизительного понимания становилось еще обиднее. Настолько обидно, что я позабыл, где, с кем и зачем я нахожусь. Я позабыл даже въевшееся под кожу чувство самосохранения и инстинктивное желание находиться подальше от типов с такими ксивами. Не пересекаться с ними, не знать, не ходить по одним дорогам. Я все позабыл и глумливо, криво усмехаясь, ответил:

– Я бизнесмен и писатель, в некотором роде. И тоже Виктор, и тоже Соколовский. Самоубийца, если позволите. А вы позволите, я знаю, потому что и сами не без греха. Крымский мост, да? Буль-буль?

Водила, чистая душа, не понял моего сарказма и поспешил присоединиться к моей, показавшейся ему удачной, автопрезентации.

– И я, и я, – торопливо встрял он, – и я Соколовский, и я Виктор. Водила я, грузовики вожу, в смысле водил, спился я и тоже буль-буль, тоже Крымский мост, как все. В смысле, самоубийца…

Очень в кассу он выступил, прямо как Бим и Бом мы с ним сработали. Нарочно, как говорится, не придумаешь…

Забавно наблюдать, как люди сходят с ума. Особенно забавно, когда эти люди – накачанные силовики-жулики с ксивами генерал-майоров ФСБ. И уж совсем смешно, когда эти люди – ты сам и есть. Я видел, как у чекиста затряслись мои губы, мои-его глаза как будто покрыла полупрозрачная полиэтиленовая пленка, а из моих-его наманикюренных пальцев выпала грозная ксива.

Так вот что означает «выдавливать из себя по капле раба»! Очень наглядно… Раздавленный раб выглядел жалко, он корчился в агонии и, казалось, сейчас сдохнет. Я захохотал. Вот так тебе, падла, думаешь, залез в мое тело и теперь все можно? Хрен тебе! Шарж ты просто на меня, злая карикатура. Я не волк, я бабочка. Со стальными крыльями, но все-таки бабочка. У меня душа еще осталась, маленький кусочек живой души. А ты сдохни!

Сердобольный Водила бросился к падающему навзничь чекисту. Я не успел его перехватить, к сожалению. Нас ведь, главное, не трогать. Сами загнемся, сами сожрем себя без остатка, а если тронут… Как он мог об этом забыть, мой добрый брат Водила? А скорее всего, и не забыл. В отличие от меня он думал о людях хорошо, любил он, дурак, людей и поэтому не помочь не мог.

Касание отрезвило и воскресило почти окочурившегося генерал-майора, он оттолкнул Водилу, подпрыгнул и явно отработанным ударом ноги в челюсть вырубил моего глупого брата. Дрался он намного лучше нас, а ведь мы тоже не мальчики-ботаники – оба кандидаты в мастера спорта по боксу, как-никак. Учили его, наверное, приемчикам хитрым. Чему их в Конторе только не учат. Но, я думаю, дело не в обучении. Нормальные люди дерутся от души, от обиды, от злости, на худой конец. Волки дерутся насмерть. Можно всего лишь на ногу им наступить нечаянно – все равно насмерть. Выживает не просто сильнейший, а страшнейший и всех запугавший. У волков вечно уязвленное самолюбие и взвинченная нервная система. Их обидеть очень легко. Боятся они сильно, что их обидят, это самый большой их страх. Поэтому обижают всегда первыми. Иначе в волчьей стае не выжить.

Когда он бросился на меня, я был готов. Встал в стойку и внимательно следил за его движениями. Печальная судьба хрипящего на полу брата Водилы доказывала, что противник он серьезный. Подзабытые боксерские навыки оказались бесполезными. Чекист не стал махать кулаками. Кубарем бросившись мне под ноги, он повалил меня на пол, схватил за горло и принялся душить, стараясь вырвать из горла кадык.

Странно умирать второй раз на том свете, а еще более странно – ощущать на вмятой в пол шее собственные пальцы и видеть внимательно наблюдающие за агонией собственные глаза. От удивления я перестал сопротивляться, и в голове возникла последняя, сильно похожа на эпитафию мысль: «Его убила собственная злоба». Так бы, наверное, и сдох с этой мыслью вторично, если бы очухавшийся брат Водила не прыгнул Чекисту на спину и не оторвал его от меня, словно резиновую присоску от зеркала. Мне даже показалось, что я услышал похожий чмокающий звук…