Книга Моя единственная - Ширли Басби

Лизетт остановилась неподалеку от бельведера, под большой, бурно цветущей магнолией и посмотрела на почти неподвижную гладь пруда. Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как подошел Джон, и вздрогнула, когда он осторожно прикоснулся к ее руке.

— Прошу прощения, дорогая Не хотел пугать тебя, — произнес он виноватым тоном и тут же заговорщически улыбнулся. — У тебя был такой отрешенный вид. Тот, кто не знает тебя, как я, мог бы подумать, что либо ты замышляешь страшное преступление, либо тебя мучает какая-то ужасная тайна.

Она подняла глаза, посмотрев в знакомое лицо дорогого ей человека. Неужели она вновь потеряет его? Последние его слова — прекрасный повод для столь необходимого и трудного разговора. Неужели у нее опять не хватит мужества начать его? Лизетт украдкой огляделась по сторонам. Судя по всему, они были одни. Она вздохнула и, не давая себе времени передумать, произнесла:

— У меня и в самом деле есть тайна. Когда мы расстались, я была беременна, хотя и не знала об этом. Только когда я поняла, что жду ребенка, я и согласилась выйти за Рено. — Она пристально посмотрела в глаза Джона. — Микаэла — не его ребенок. Она твоя.., наша дочь.

Глава 21

Несколько секунд Джон смотрел на нее молча. В глазах отразилась целая гамма вызванных неожиданным признанием разнообразных чувств: удивление, благоговейный страх, недоумение, любовь.

— Микаэла — моя дочь? — спросил он наконец. Не найдя сил ответить что-либо, Лизетт просто кивнула. Да и что она могла сказать сейчас? Все ее будущее, ее счастье или несчастье до конца дней зависели от стоящего перед ней мужчины. Она готова была к любому ответу. Тело ее напряглось, будто в ожидании удара, сердце бешено колотилось. О, как она любит его! Как ужасно вновь потерять его! Потерять уже навсегда! Похоже, он не сердится. Но это еще ничего не значит. Не возненавидит ли он ее, когда спокойно подумает об услышанном? Джон имеет основания осуждать ее. Он может даже подумать, что она специально приберегла этот секрет, чтобы заполучить его деньги.

— Мой ребенок… — словно во сне произнес Джон. — У меня есть дочь! — Он говорил это так, будто пытался привыкнуть к этим словам, понять до конца их смысл. — Микаэла — наша дочка.

Для Лизетт время тянулось бесконечно долго. Ей уже начало казаться, что еще секунда-другая, и она просто умрет от неопределенности. И вдруг Джон широко и весело улыбнулся, а затем и вовсе радостно и искренне рассмеялся. Руки его обвились вокруг талии Лизетт и приподняли ее над землей. Он раскачивал ее и кружил, как маленькую девочку.

— Мы с вами, дорогая невеста, еще и счастливые родители! — приговаривал он при этом, озорно подмигивая. — Еще никогда я не чувствовал себя таким счастливым! — Джон постепенно замедлил свой дикий танец, заглянул в черные глаза Лизетт, осторожно поставил ее на ноги и трепетно, будто опасаясь, что она исчезнет, поцеловал. — Нет, все-таки я не совсем прав. Самым счастливым я был, когда ты сказала, что любишь меня и готова выйти за меня замуж, пусть и через двадцать лет после того, как это должно было случиться.

Губы его чуть касались ее рта, не столько целуя, сколько лаская. Но в прикосновениях этих чувствовалась такая нежность и страсть, что кружилась голова, а сердце ликующе трепетало. С каждым новым коротким поцелуем на душе Лизетт становилось спокойнее. Страх потерять любимого исчез, уступив место радостной уверенности. Он любит ее! Любит, даже несмотря на то что она не сообщила ему о его ребенке. Глаза заполнили счастливые благодарные слезы.

— О, Джон, — прерывисто прошептала она, прижимаясь к его груди. — Я так боялась, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь правду о Микаэле.

Он осторожно слизнул соленые слезинки, чувствуя, что и к его горлу подступает теплый комок.

— Возненавижу, любовь моя? Разве я способен на это? Я любил тебя всю свою жизнь. А сегодня ты преподнесла мне такой подарок! Я узнал, что у нас есть чудесная дочь! — Брови его сошлись, придав лицу решительное выражение. — А потом, после того как я обрел тебя вновь через столько лет, нас уже ничто не разлучит.

Он нежно обнял Лизетт за талию и повел к той самой скамье, на которой они сидели сегодня утром.

— Ну а теперь, — попросил Джон, когда они уселись рядышком, тесно прижавшись друг к другу, — расскажи мне обо всем подробнее. Я хочу знать все о своей дочке: какой она была, когда научилась ходить, когда произнесла первое слово…

Их голоса то громче, то тише еще долго звучали в бельведере. Уже закат окрасил небо пурпурно-розовыми красками, а они все говорили и не могли наговориться, не замечая ни времени, ни надоедливых москитов. Джон хотел знать о своей дочери все: как она росла, какой была в детстве, во что играла. Лизетт с готовностью отвечала, рассказывая о разных забавных проделках маленькой Микаэлы, и они, смеясь, обсуждали подробности. И только когда у собеседницы иссяк запас этих милых историй, Джон откинулся па спинку скамьи и, счастливо улыбнувшись, вздохнул.

Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь миром и спокойствием, которые наконец воцарились в их душах. Оставалась, правда, еще одна проблема — предстояло сообщить Микаэле, кто ее настоящий отец. Но немедленно делать это вовсе не обязательно. Конечно, они скажут правду и ей, и Хью. Но чуть позже. Они решили, чтобы избежать скандальных толков, не разглашать тайну рождения дочери. Правду узнают только те, кому необходимо ее знать. Даже Франсуа не обязательно посвящать. Собственно, обстоятельства, связанные с рождением Микаэлы, касаются только ее и ее мужа. Им о них расскажут. Скоро. Но не сейчас.

— Хотелось бы посмотреть на нее маленькую, — печально, но без тени осуждения произнес Джон. — Жаль, что я даже не знал о ее существовании.

Сердце Лизетт сжалось от любви и жалости.

— Прости меня, — тихо прошептала она. — Я так ругаю себя за то, что лишила тебя радости общения с дочерью. Джон ласково посмотрел ей в глаза и покачал головой.

— Тебе не за что ругать себя. Виноваты Рено и твой отец. — Голос его сделался твердым. — Их счастье, что они мертвы, иначе я бы задушил их собственными руками.

— О нет! — вскрикнула Лизетт. — Не говори так! Мы не должны опускаться до ненависти к мертвым. Это ничего не даст, только омрачит наше счастье.

— Не беспокойся, — сказал Джон, целуя се пальцы. — Ради нашего счастья я готов забыть о чем угодно. А теперь скажи мне, кому еще, кроме Жана, известно, что Микаэла — моя дочь?

— Никому. Мне кажется, что и Жан окончательно убедился в этом только вчера, и то только потому, что я растерялась, когда он задал мне прямой вопрос.

— Раз так, я ужасно рад! — произнес Джон и, смолкнув на несколько мгновений, посмотрел ей в лицо. — Не могу поверить, что ты боялась сказать ей правду. Неужели ты думала, что я могу отказаться от тебя?

Лизетт кивнула. Глаза ее наполнились слезами. Она вдруг стала такой беззащитной, что Джон даже простонал от жалости. Страстно прижав любимую к груди, он принялся быстро целовать ее щеки, нос, губы.