Книга Легко ли быть одной? - Лиз Туччилло

– Где ты был? – сонным голосом спросила я.

Синие глаза Томаса возбужденно сияли.

– Проводил для тебя кое-какие исследования. Тут есть один парк, и мы обязательно должны сегодня туда сходить. Это как раз то, что нужно для твоих целей.

После типично китайского завтрака, состоявшего из жиденькой рисовой каши, где иногда плавает кусочек мяса или рыбы, мы взяли такси и поехали в Парк Чжуньшань. За завтраком Томас постоянно тренировался в произношении этого названия, но кончилось тем, что мне пришлось показать таксисту бумажку, на которой консьерж записал его иероглифами. Как я уже говорила, освоить мандаринский диалект – дело далеко не простое.

Томас не сказал, зачем мы, собственно, туда едем, так что я изнывала от любопытства. Объяснять он начал только тогда, когда мы выбрались из машины и вошли в парк.

– Я прочел об этом в интернете: в этот парк приходят родители, чтобы подыскать пару своим детям, незамужним или неженатым. Происходит это по четвергам, а также по субботам, но во второй половине дня.

– Правда? Получается что-то вроде лошадиной ярмарки, только вместо коней люди?

Томас пожал плечами и взял меня за руку.

– Вот это давай и выясним.

В парке мы увидели несколько десятков человек, собравшихся вокруг фонтана. Кто-то стоял молча, кто-то беседовал. Но у всех на груди были большие белые таблички. Надписи на них были на китайском, но Томас хорошо подготовился.

– Это данные их дочери или сына: возраст, рост, образование.

Пожилые китайцы сосредоточенно занимались делом: заговаривали друг с другом, что-то уточняли, иногда дополнительно показывали снимки своих детей, которые прежде не были выставлены на обозрение. К этому процессу, выглядевшему со стороны довольно мрачно, они относились очень серьезно и на людей с Запада поглядывали крайне подозрительно. Многие из родителей с табличками на шее, на которых была фотография или информация об их сыне или дочке, сидели совершенно неподвижно, уставившись в пространство.

Я решила: эти пожилые китайцы вряд ли скажут мне, будто они рады такому широкому выбору для их отпрысков или будто они в восторге оттого, что их тридцатишестилетняя дочь до сих пор не замужем. Этих родителей настолько беспокоила личная жизнь их детей, что это в буквальном смысле выгнало их на улицу. Стараясь поженить своих отпрысков, эти люди вышли с табличками на шеях в общественное место – и все это в стране, где отношение к любым публичным сборищам подчеркнуто негативное. Таковы были для них последствия независимости их чад. В общем, зрелище было угнетающее.

Но я попробовала найти во всем этом светлую сторону.

– Возможно, нам следует подумать о том, как это мило. Как они трогательно переживают за своих детей. Да и что в этом плохого?

– Либо можно взглянуть на вопрос с другой стороны, – сказал Томас. – Из-за правила «одна семья – один ребенок» детей, которые могли бы позаботиться о них в старости, у всех по одному. Может быть, эти люди просто думают, что для их собственного благополучия будет лучше, если у их детей будет семья.

Я покачала головой.

– Слишком мрачно.

Томас улыбнулся и снова взял меня за руку.

– Я знаю, что ты обожаешь разные теории. Вот и предложил тебе свою.

Мы решили прогуляться по небольшому, но очень красивому району Хоухай, где еще сохранились старинные флигели с внутренними двориками – хутуны. В этих маленьких серых постройках, связанных между собой узкими проходами, когда-то ютилось большинство жителей Пекина, но сегодня почти все хутуны снесли, возведя на их месте небоскребы. Однако в Хоухай расположенные в хутунах небольшие магазинчики и продуктовые лавки стали одной из главных достопримечательностей для туристов. Остается надеяться, что этот милый район сохранится посреди поголовного увлечения пекинцев современными постройками.

Мы зашли перекусить в один из «ресторанчиков», расположенный в хутуне. Это было грязное крошечное заведение, где подавали только лапшу и какие-то клецки. Горшочки с соусом из красного перца, казалось, не мылись годами; повсюду жужжали мухи. Двое работавших тут китайцев не знали ни слова по-английски. В мире, где все сложнее и сложнее найти кого-то, кто не говорит по-английски и не знает, где находится ближайшее кафе «Старбакс», это утешало. Мы оказались в аутентичной обстановке – пусть даже аутентичность эта сохранялась исключительно ради туристов. Я даже растрогалась. Взяв себе лапшу с овощами и порцию клецок, мы стали есть все это из одной тарелки. Первой молчание нарушила я.

– Хочу, чтобы ты знал: мне было очень хорошо, – сказала я, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно, но с философскими нотками.

Томас молча поднял на меня глаза.

– Это дает мне надежду на то, что любовь все-таки есть. Тебе не следует себя ни в чем упрекать. Я тебя прекрасно понимаю.

Томас отложил палочки в сторону.

– Моя дорогая Джулия, я не особенно переживаю. Потому что знаю: у тебя все будет хорошо. Именно в этом для меня главная сложность.

Он улыбнулся и взял меня за руку. Мне не хотелось расплакаться перед ним, поскольку я уже знала, что француженки в подобной ситуации не теряют гордости. Я спросила у женщины, которая принесла нам клецки, где у них туалет.

Она показала в сторону улицы.

Я смутилась и переспросила:

– Туалет?

Она кивнула, защебетала что-то по-китайски и снова махнула рукой в сторону улицы. Я встала и выглянула из дверей. В нескольких шагах от меня находилось соответствующее заведение, из которого как раз выходили какие-то женщины.

– Пожелай мне удачи, – сказала я Томасу и шагнула за порог.

В Пекине, как я вскоре выяснила, людям нравятся туалеты, где нужно сидеть на корточках. Даже в самых престижных заведениях народ просто не видит необходимости в добрых старых западных унитазах. Конечно, к чему-то такому я, в принципе, была готова, потому что уже была в Риме; да и не так уж я привередлива в этом плане. Однако зайдя в этот общественный сортир, я оказалась в ситуации, с которой не то что не сталкивалась никогда в жизни – я о таком даже не слыхала.

В первую очередь, вонь в этом общественном заведении стояла неимоверная. Мне пришлось перестать дышать через нос еще на подходе, на улице. Я даже подумала о том, чтобы тут же развернуться и уйти, но это не решило бы проблему: мне действительно очень нужно было в туалет. Поэтому я все-таки вошла внутрь, сделала несколько шагов и огляделась. Большая комната, ни тебе кабинок, ни дверей – просто штук восемь отверстий в полу, над которыми на корточках примостились китаянки. Единственным, что отделяло их друг от друга, были невысокие, с полметра высотой, металлические перегородки. Ощущение было такое, что я попала в стойло для скота.

Увидев все это, я испытала шок. Для человека из Нью-Йорка это было серьезным испытанием. Я с ужасом уставилась на четырех или пятерых китайских женщин, которые сидели себе рядышком и спокойно справляли свои дела, а затем еще раз испытала шок, когда до меня дошло, что мне, по идее, предстоит исполнить то же самое.