Книга Дело о продаже Петербурга - Михаил Карчик

— Трупы? — удивился Боча.

— Подозреваю, у них в руках еще одна девушка. Но мои подозрения стоят еще меньше твоих — я ничего не видел.

Касьяненко молчал, хотя пару раз порывался встрять в разговор. Ему было обидно слышать о бессилии родного ведомства, а крыть нечем.

Теперь замолчал и Нертов. Он пристально разглядывал двухэтажный дом за высокой оградой, где томились двое друзей. Боча не был прав, но и он, Алексей, не мог ничего предложить.

* * *

Когда человеку боязно думать о настоящем, он начинает вспоминать. Поэтому Юля вспоминала.

Ей не раз приходилось сталкиваться с героями своих публикаций. Были и тонкие намеки, и откровенные, но неуклюжие угрозы. Она не боялась. Журналистов можно запугивать, но убивать особого смысла нет. Поэтому, произошедшее в кабинете ошеломило. С того момента, когда ее ударили и сунули в лицо пистолет, поведение Юли напоминало робота, которому нажали на кнопку «внешнее управление». Она автоматически ответила на вопрос о том, где все рабочие материалы, бездумно смотрела, как бандит сваливает в свою сумку бумаги из стола и дискеты. Потом ее повели к выходу, и она столь же машинально пошла.

Впрочем, она была не единственным роботом. Бандиты вели себя как запрограммированные машины, для которых ничего не существует, кроме приказа хозяина. От них пахло беспощадной чужой волей, а не мелким криминальным хищничеством, с которым она сталкивалась постоянно по службе. Пожалуй, именно это и сломило Юлино сопротивление: когда ей показали пистолет и сообщили, что убьют без колебаний, журналистка поняла сразу — это не фуфло. Это настоящий арест, пусть и без санкции. И похитители не будут колебаться, как не стали бы колебаться давшие присягу офицеры.

Теперь, когда она находилась в подвале незнакомого (нет, заочно знакомого) здания, она снова стала человеком, способным неторопливо вспомнить все произошедшее и обдумать ситуацию. Ее напугала явная небрежность бандитов — жертве не завязали глаза. Может, перед ней собираются извиниться, напоить кофе и отпустить? Или наоборот, уроды заранее знали: какая разница, запомнит их журналистка или нет?

Судя по всему, похищение оказалось импровизацией — негодяи не нашли более подходящего помещения для жертвы, чем огромный отсек подвала, размеры которого Юля не могла представить и видела лишь тусклую лампочку, светившую возле двери. К тому же, когда ее волокли по коридору здания Фонда, один из бандитов обратился к другому: «Где наручники?» — «Их уже надели на другую дуру», — ответил тот. А значит, особняк никогда не использовали в качестве тюрьмы — иначе нашлась бы и более традиционная камера, и дополнительные наручники.

Кроме того, где-то неподалеку находилась подруга по несчастью — «другая дура». Над этим Юля думала недолго. Она вспомнила непонятный, абсурдный звонок Женевьевы и тотчас дыхание перехватило: вот как!

То, что ее подругой по несчастью оказалась французская гражданка, Юлю не успокоило и не обрадовало. Речь шла об очень больших деньгах и слишком большой власти. Интересно, зачем же их схватили? Искали злосчастный блокнот? Хотели выйти на юриста? А может, большой московский заказчик проводит тактику «выжженной земли», стремясь отловить и уничтожить всех, кто знает или может знать о планах Дуба?

Скрипнула дверь, но не та, через которую ее провели в зал, а в другой стороне подвала зала. Юля обернулась и в полутьме разглядела силуэт человека, которого меньше всего ожидала увидеть здесь. Когда же она увидела предмет в руках человека, ее впервые охватил чисто животный ужас.

* * *

— Так. Есть идея, — спокойно, как бы сам себе, сказал Нертов. При этом он вглядывался в противоположный конец улицы, будто нечто, натолкнувшее его на идею, находилось там.

Касьяненко взглянул туда же, но ничего не увидел в полутьме, кроме одинокого прохожего, клеившего на стену что-то достаточно крупное.

— Иногда возникают ситуации, когда даже ментовский курсант имеет право проникнуть в квартиру губернатора, — столь же задумчиво продолжил Нертов. — Сейчас мы такую ситуацию и создадим.

Боча и Дима взглянули на него с одинаковым удивлением. Алексей внезапно рванул с места, остановился метрах в десяти от расклейщика, о чем-то переговорил с ним (Касьяненко видел, как он вынул из кармана и протянул незнакомцу цветную бумажку, потом вернулся к машине). В руке Нертов держал пачку листов средних размеров; Боча разглядел на верхнем физиономию какого-то кандидата.

— Ну вот, Боча, теперь ты у нас агитатор за кого?.. Так, за Севастьяна Пупорыкина!

В глазах обоих друзей прибавилось удивления. Тогда Нертов изложил свой план…

Когда он замолчал, во взорах Бочи и Димы удивления исчезло, зато прибавилось испуга.

— Алексей, — Касьяненко первый раз обратился к нему по имени, — ты уверен, что обе женщины там?

— Как и в том, что вы оба передо мной.

— Леха, — Боча нерешительно перебирал рукой пачку листовок. — Сколько сейчас стоит операция на челюсти?

— Оплачу. И если не сяду, помогу снять сумму с товарища Пупорыкина в пользу пострадавшего соратника.

— Ладно, приступаем…

Боча медленно шел по улице, хищно глядя по сторонам: где бы пристроить еще одну листовку? Возле забора он прошел разочарованно, однако решительно шагнул внутрь приоткрытых ворот.

— Сто-ять! — возмущенно и удивленно прохрипел охранник, бросаясь навстречу гостю. Определение «толсторожий вурдалак», употребленное еще в 1993 году известным питерским журналистом, к нему более, чем подходило.

Боча сделал шаг назад, выставив перед собой пачку листовок, как щит.

— Извините… мои обязанности… в каждом подъезде…

— Сейчас покажу мою обязанность! Пистюлей отвешу, — продолжал охранник, приближаясь к Боче. Тот уже покинул охраняемую территорию, но на прощание сунул листовку между двумя пиками решетки. «Вурдалак» принял это действие как личное оскорбление и, рванувшись за Бочей, выскочил на улицу, ухватив за шиворот нахального агитатора.

— Сейчас, пля, тут зарою!

При этом он размахнулся, да так широко, что Боче, пожалуй, понадобилась бы очень серьезная челюстная операция, однако удар не достиг цели. Рядом оказался прохожий, отклонив удар умелым блоком.

— А тебе чего, козел?! — рявкнул охранник, сдергивая с пояса дубинку ушибленной рукой.

Нертов подумал — опоздай сейчас Дима, и от обороны придется перейти в наступление. Но Касьяненко оказался тут как тут.

— В чем проблема? — сказал он максимально сурово, как техасский шериф.

Охранник, уже замахнувшийся дубинкой, чуть было не опустил ее на милицейское удостоверение, но в последний момент удержался.

— Эти б… приперлись на мой объект, — злобно выдохнул он.

— Закон о предвыборной агитации… Я везде имею право… Меня выгонят, если я хоть один дом пропущу, — продолжал лепетать Боча.