Книга Наследница трех клинков - Дарья Плещеева

Княгиня сделала преображенцам знак: ждите, авось уговорю! Они все так же, плечом к плечу, пошли в гостиную, а княгиня вместе с подругой – в покои Авдотьи Тимофеевны, куда чужим ходу не было.

Молча вошли они, молча уселись в соседние кресла и, глядя в разные стороны, стали ждать. Ночной поединок стал основательной трещиной в их дружбе, и хотя князь просил прощения, а Громов отвечал, что зла не держит, осталось напряжение: оба помнили слово «подлипала».

Маленькая обтянутая ткаными обоями дверца в углу, которой обыкновенно пользовалась прислуга, приоткрылась. Наташа, показавшись, поманила гвардейцев. Первым пошел князь – он был знаком с девушкой, хотя совершенно не обращал на нее внимания. Вторым – Громов.

Парадные помещения в доме госпожи Егуновой опоясывались узкими коридорами, чтобы слугам было удобно выполнять обязанности, не путаясь у господ под ногами. Наташа эти коридоры знала и быстро провела преображенцев к витой лестнице, затем указала им другую дверцу.

– Сейчас я приоткрою, а вы глядите, – сказала она.

В щель шириной с вершок уставились три пары глаз, причем встать ради этого пришлось чуть ли не в обнимку.

Новоявленная дочка госпожи Егуновой стояла на небольшом возвышении, растопырив руки, в наскоро сметанном богатом платье. Модистка-француженка распоряжалась девками-швеями. Авдотья Тимофеевна, не зная, как еще проявить свою любовь, приказала нашить дочке платьев – таких, что хоть на придворный бал.

– Она? – спросила Наташа.

– Она.

– Ну как? Рискнем?

– Иного выхода нет, – прошептал князь. – Громов, не показывайся. Мне старая дура все простит…

Предполагая, что могут возникнуть трудности, преображенцы взяли с собой пистолеты. Наташа вышла первая, и на нее никто не обратил внимания – модистка ее знала, девки также. Она обошла комнату, словно бы что-то ища, и вышла. Еще некоторое время девки накладывали на платье ленты, прикалывали их по приказу модистки булавками, собирали ткань в складки на разные лады. Одна, самая веселая, при этом пела и приплясывала, чтобы развлечь дурочку. Дурочка поневоле улыбалась.

И тут дверца отворилась, в комнату шагнул князь и выстрелил в потолок.

Девки с визгом бросились прочь, модистка – за ними. Мнимая Катенька соскочила со своего пьедестала, но дорогу ей заступила Наташа.

– Туда, живо! – сказала она по-французски. – Если вы закричите – я тут же иду к княгине Черкасской и рассказываю правду о ваших способностях!

Эрика замотала головой и засмеялась. Она бы и ручки-ножки показала в надежде, что удастся обмануть своей дуростью незнакомую девицу. Не тут-то было.

– Ее сиятельство – не госпожа Егунова! Когда княгиня узнает, как вы пытались погубить ее сына, пощады не ждите! Ступайте! Или вас ножом подгонять?

Нож у Наташи был – очень похожий на тот немецкий охотничий, который дал Эрике с собой дядюшка фон Гаккельн. И по ее лицу было ясно – убить не убьет, но кровь пустит без рассуждений.

Эрика закричала, но тут же у нее во рту оказался комок лент, хорошо еще что без булавок. И крепкие руки втащили ее в дверцу.

Все это занято не более полуминуты.

– За мной, господа, – сказала Наташа.

Они выскочили из боковых дверей во двор егуновского особняка. Эрика отбивалась, Громов без лишних церемоний перекинул ее через плечо и побежал, князь и Наташа – следом. Возок ждал на улице, туда все четверо кое-как поместились, и кучер хлестнул лошадь.

– Ох, замерзнем! – весело сказал князь. – Мадемуазель, придите в мои объятия!

– До казарм недалеко, – строптиво ответила Наташа. – Замерзнуть не успеем!

– Не было бы погони, – озабоченно заметил Громов. – Наталья Николаевна, придержите ей ноги.

– Погони не будет, – сказал князь. – Матушка моя умна, сообразит, что к чему, и со старой дурой управится. Другое дело – не хватил бы Егунову родимчик.

– Ее хватит родимчик, когда она узнает, кого ей подсунули вместо Кати, – Наташа была неумолима.

Чтобы не мыкаться по переулкам и не тратить зря время, кучер прогнал возок чуть ли не вдоль всей Миллионной и повернул лишь у Летнего сада. Там ездоки уже ощутили холод и, смеясь, прижались друг к дружке. На поворотах возок заносило, общее объятие делалось крепче, смех звучал все громче. Похищение было удачным, удача – это радость, а князь все бы отдал – лишь бы Саня Громов по-прежнему был с ним доброжелателен и весел.

Возок вкатил на территорию Преображенских казарм и поворотил на нужную улицу – улицы тут назывались по порядковым номерам рот, и требовалась пятая. Возле собственного дома поручика Темрюкова-Черкасского возок встал.

– Скорее, скорее, господа! – закричал князь, и Эрику, вытащив, на руках внесли в теплые сени. Там лишь ее освободили от кляпа.

Вид у нее был прежалкий – куски платья, державшиеся на булавках, расползлись, ленты волочились, она стояла в нижних юбках и в шнурованье, затянутом не слишком туго, волосы растрепались. Лица князя и Громова ничего хорошего не сулили.

– Проходите, сударыня, – холодно сказал Громов. – Не бойтесь.

– Пока вам бояться нечего, – добавила Наташа.

Эрика вошла и увидела сидящую за столом Анетту. Рядом с Анеттой был пожилой мужчина крепкого сложения, без парика, почти совершенно плешивый, а у печи стоял арап – высокий и статный, в богатом кафтане, но с темным лицом и руками. На нем также не было парика, а черные волосы, коротко остриженные, мелко вились.

Эрика невольно усмехнулась – что-то этакое она подозревала. Особа, что каждый день по часу молится, явно имеет загадочное прошлое, и вот оно, это прошлое – плечистый арап в расцвете сил. Так что с чернокожим ребенком все понятно.

– Как вам это удалось? – спросил арап.

– И не спрашивай, капитан, – ответила Наташа. – Когда-нибудь я напишу отменные мемуары.

– Садитесь, фрейлен фон Лейнарт, – по-немецки сказал Арист.

Эрика не удивилась – ясно же, что Анетта все рассказала об их знакомстве, после чего несложно было отыскать фон Герлаха и брата Карла-Ульриха. Анетта предала ее – а ведь она искренне хотела помочь этой хитрой и распутной девке. Связаться с чернокожим – какой ужас…

– Благодарю, – холодно ответила Эрика и села.

Громов сел в отдалении, а князь пошел к печке – греться.

Наташа в ее темном, невнятного цвета, закрытом платье замерзла менее всех. Она подтянула табурет и уселась рядом с Аристом.

– Начинай, Петрович, – по-русски сказала она фехтмейстеру. – Ты тут старший, тебе и карты в руки.

– Фрейлен фон Лейнарт, мы бы очень хотели знать, для чего вы стравили двух офицеров Преображенского полка и заставили их драться, – скучным голосом и явно без большой надежды на ответ произнес Арист.

Эрика и не ответила – хотя разум подсказывал, что лучше эту компанию не злить.