Книга Крах 1941 - репрессии не при чем! "Обезглавил" ли Сталин Красную Армию? - Андрей Смирнов

Именно отказом от использования радиосвязи следует в первую очередь объяснить отмеченное источниками неумение штабов армий и корпусов организовать бесперебойную связь с войсками (и быть благодаря этому в курсе всех изменений обстановки). Судя по приказу комвойсками ЛВО командарму-7 № 016/оп от 8 декабря 1939 г., требовавшему «особенно внимание уделять организации связи внутри полков и дивизий»123, этот порок был характерен и для штабов дивизий и полков.

В остальном другие источники подтверждают и дополняют выводы Н.Н. Воронова и приказа № 120. Так, общая слабая выучка штабистов была такова, что в 8-й армии не только в штабах полков и дивизий «значительное количество должностей было занято совершенно неопытными в штабном деле командирами запаса», но и армейский штаб состоял из «случайно назначенных на должности командиров, не имеющих должного опыта и знания». В результате «в штабах всех степеней» (т. е. и в армейском) «отсутствовали практические навыки в штабной работе, что вело к замедлению темпов работы, вследствие медленной передачи приказов и донесений», а сами штабы не были сколочены124. Из доклада К.Е. Ворошилова об итогах войны видно, что так же обстояли дела и в других армейских штабах: «Штабы, сформированные в период войны, от самых высших до дивизионных включительно за малым исключением были слабо подготовлены и не могли квалифицированно и полно руководить вверенными им войсками […]»125. И действительно, 12 января 1940 г. Ставка Главного Военного совета констатировала, что в 7-й и 9-й армиях не организована служба не только корпусных и дивизионных, но и армейских штабов; на несколоченность штаба 9-й армии (в котором даже оперативный и разведывательный отделы работали в полной изоляции друг от друга!) указывают и другие документы; не сколочен (опять-таки подобно штабам своих корпусов и дивизий) был и штарм-15.

Низкая штабная культура также была характерна даже и для армейских штабов. Так, в штабе 15-й армии «оперативные документы составлялись плохо», оперативные и разведывательные сводки были «многословны, неконкретны, положение войск в них давалось зачастую не точное». А в 13-й армии, рассказывал на апрельском совещании член ее Военного совета А.И. Запорожец, «как напишет сводку штаб, то прямо читать ее смешно […] Вообще надо прямо сказать, что наши сводки – одно убожество»126.

Неумение управлять с командного пункта – по крайней мере в 7-й и 13-й армиях – было (как видно из директивы комвойсками Северо-Западного фронта № 4703 от 27 февраля 1940 г.) характерно не только для командиров соединений, но и для их штабов и доходило даже до прямого отказа от организации КП!

Что же изменилось здесь по сравнению с «дорепрессионными» временами?

Зимой 1939/40 г. управление войсками характеризовалось «поспешностью, непродуманностью, отсутствием изучения и анализа обстановки, предвидения последующего развития событий и подготовки к ним», но разве не точно так же управляли командиры ОКДВА, участвовавшие в конфликте 25 марта 1936 г. у Хунчуна? Командир отдельного кавэскадрона 40-й стрелковой дивизии капитан С.А. Бонич без всякой разведки, с ходу, без огневой поддержки бросил эскадрон в атаку в конном строю… на высоту, с которой вели плотный пулеметный огонь и перед которой лежала пересеченная местность! А командир 1-й стрелковой роты 118-го стрелкового полка 40-й дивизии старший лейтенант Кокшаров так же «поспешно, непродуманно», без «предвидения последующего развития событий» приказал роте, которая спешила на помощь отряду, ведущему бой, заняться вытаскиванием из грязи полковой батареи (тем самым оставив сражающихся без поддержки имевшихся в роте станковых пулеметов)…

А разве не «поспешно» и «непродуманно», без «предвидения последующего развития событий и подготовки к ним» управляли командир 8-го конно-артиллерийского полка 8-й кавалерийской дивизии полковник В.Н. Матвеев и командир 175-го стрелкового полка 59-й стрелковой дивизии майор Цвик, получившие 27 ноября 1936 г. приказ штаба Приморской группы ОКДВА направить в район конфликта у Турьего Рога соответственно артиллерийский дивизион и стрелковый батальон? Матвеев, доукомплектовывая выделенный им 1-й дивизион за счет других подразделений, организовал дело так, что, несмотря на наличие в полку 411 бойцов, призванных осенью 1934 – весной 1936 г., в составе идущего в бой дивизиона из 380 бойцов и командиров оказалось 146 совершенно не обученных красноармейцев осеннего призыва 1936 г.! Во-вторых, он отправил дивизион, одетый согласно его распоряжению в венгерки и сапоги и не получивший на руки неприкосновенный запас продовольствия, – без обозов, в которых находились полушубки, валенки, продовольствие и походные кухни. Из-за халатности командира полка обозы выступили только через два часа пятьдесят минут после ухода дивизиона, и эта задержка оказалась для последнего роковой. В пути полил дождь, затем резко похолодало и начался сильный буран – а так как в продолжение всего более чем 11-часового марша люди не получали пищи, сопротивляемость холоду у них оказалась понижена. В итоге, еще не вступив в бой, дивизион потерял выбывшими из строя 19 % личного состава (4 красноармейца погибли от переохлаждения, а еще 69 человек обморозились) и к месту назначения пришел небоеспособным. Майор же Цвик, пообещавший командиру отправляемого им к Турьему Рогу 1-го батальона «додать все, чего не хватает батальону», отправил последний, так ничего и не додав (а возможно, и не попытавшись это сделать). А между тем до 30 % бойцов батальона имело рваную обувь, а в приданной батальону батарее полковой артиллерии 25–30 красноармейцев были без перчаток и зимних портянок. В итоге, попав в тот же буран, что и конноартиллеристы, батальон потерял обмороженными 106 человек и тоже стал небоеспособным…127

В боевых действиях 1936 – первой половины 1937 гг. не довелось участвовать командирам соединений, но на учениях «поспешность и непродуманность» в «предрепрессионной» РККА – в точности, как и в финскую кампанию – проявляли и они. Снова процитируем командарма 1-го ранга И.П. Белова: «Наши командиры от большого до маленького не овладели чувством меры времени, потребного мелкому подразделению, части и соединению на организацию боя. Принято всеми считать, что, раз часть подошла к рубежу, с которого можно броситься в атаку или пойти в наступление, значит, […] все немедленно вперед. Считается плохим командиром тот, который немного замешкался. Все забывают, что в любых условиях бой должен быть организован. Отсюда, как правило, все скоротечные формы боя по всем родам войск протекают в условиях хаоса и неразберихи»128.

Неумение «всех общевойсковых командиров» «полностью и правильно использовать в управлении войсками свои штабы» в Красной Армии часто встречалось и в 36-м, когда штаб игнорировали (как отмечал в своем докладе от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский) многие командиры стрелковых батальонов; когда так же поступал и один из трех командиров стрелковых полков БВО, действия которых на тактических учениях освещены источниками (командир 110-го полка 37-й стрелковой дивизии)…

Полное или частичное самоустранение старших начальников от управления боем также встречалось и в «дорепрессионной» РККА – к примеру, на маневрах Приморской группы ОКДВА в марте 1936 г. именно так вели себя комбаты «14-го стрелкового полка» (сиречь 77-го стрелкового полка 26-й стрелковой дивизии), сводившие управление боем к указанию ротным участков обороны или направлений атаки, и командир 8-го механизированного полка 8-й кавалерийской дивизии (не указывавший и этого), а на Шепетовских маневрах КВО в сентябре 1936-го – командир 17-й механизированной бригады (не интересовавшийся тем, как проходит бой его частей). Так же, похоже, вел себя и командовавший в 1935–1937 гг. 45-м мехкорпусом КВО А.Н. Борисенко, характеризовавшийся как «не командир корпуса, да еще мех[анизированного, т. е. ударного. – А.С.] корпуса, а слабовольный и без знаний управляющий корпусом»…129