Книга Брусиловский прорыв - Александр Бобров

В 1920 году переживший трагедию генерал сам предложил свои услуги большевикам, которые привлекали к службе в Красной армии бывших генералов и офицеров русской армии. Брусилов был включен в состав особого совещания при главнокомандующем всеми вооруженными силами республики и вскоре стал его председателем. 30 мая 1920 г. «Правда» опубликовала обращение «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», подписанное Брусиловым как председателем Особого совещания при главнокомандующем, а также его членами А.А. Поливановым, А.М. Зайончковским, В.Н. Клембовским, Д.П. Парским, П.С. Балуевым, А.Е. Гутором, М.В. Акимовым. В обращении содержался призыв «в этот критический исторический момент нашей народной жизни… забыть все обиды… и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию, на фронт или в тыл… и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть». На этот призыв откликнулись почти 14 тыс. бывших генералов и офицеров. Они добровольно вступили в Красную армию и внесли свой вклад в ход боевых действий на польском фронте.

В отличие от многих сегодняшних незалежников и поддерживающих их русофобов Брусилов понимал, что, как ни претила ему советская власть, но, кроме нее, он не видел силы, способной защитить, отстоять Родину от иноземцев, более того — поднять Россию с колен и двинуть ее к новому могуществу. «Для меня было непостижимо, — возмущается Брусилов, — как русские белые генералы ведут свои войска заодно с поляками, как они не понимали, что поляки, завладев нашими западными губерниями, не отдадут их обратно без новой войны и кровопролития. Как они не понимают, что большевизм пройдет, что это временная, тяжелая болезнь, наносная муть. А что поляки, желающие устроить свое царство по-своему, не задумаются обкромсать наши границы. Я думал, что пока большевики стерегут наши бывшие границы, пока Красная Армия не пускает в бывшую Россию поляков, мне с ними по пути». Как в воду глядел генерал!

Он так обращался к бывшим офицерам, солдатам белой армии: «Все знающие меня знают, что я никогда не был коммунистом и никогда им не буду, но я подчиняюсь стихийной воле народов, населяющих землю русскую, и полагаю, что не ошибся. Россия, которой угрожал при Временном правительстве и при вторжении чужеземцев полный распад — теперь через пять лет существует! Россия, которую я люблю превыше жизни! Границы наши, несмотря на отделение некоторых окраин, все же громадны. И ныне Россию защищает Красная Армия. Идите, становитесь в ее ряды, если хотите, и делайте тоже самое, или же возвращайтесь к мирным, сельским работам, к семейной трудовой жизни. Я старик, мне ничего не надо лично для себя, но я люблю свою Родину и хочу для нее в будущем великого блага. Мои кости истлеют, а земля русская будет процветать. Не наше с вами дело учить провидение. Ведущее все народы…»

Осенью 1920 году Брусилов был назначен членом Военно-законодательного совещания при Реввоенсовете республики. В 1923 году он был назначен инспектором кавалерии РККА. В его обязанности входила организация кавалерийских соединений, подготовка командных кадров и руководство Высшей кавалерийской школой. Но долго существовать управлению Брусилова было не суждено. Его расформировали, а самого Брусилова перевели в Реввоенсовет для исполнения особо важных поручений, по сути, уволив в отставку. Простудившись, Брусилов заболел воспалением легких и скончался 17 марта 1926 года.

В «Правде» опубликовали некролог за подписью наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова. Хоронили Брусилова на Новодевичьем кладбище 19 марта. За гробом шли не общающиеся в иных обстоятельствах люди: делегация Реввоенсовета и представители духовенства, командармы А.И. Егоров и С.М. Будённый и дипломаты Финляндии и Чехословакии. Самую проникновенное и точное прощальное слово произнёс начальник Академии Генерального штаба РККА, участник Брусиловского прорыва Андрей Снесарев (речь записана, вероятно, рукой жены Брусилова — Надежды Владимировны): «17 марта с ранней зарей умер Алексей Алексеевич Брусилов. Умер спокойно, все выполнив, как христианин, тихо потух, как тухнет свеча под дуновением человека… Прошло три дня, и мы стоим пред его могилой, навсегда сокрывшей его от наших взоров. Умер человек, навсегда оставивший за собой яркий прослед в истории — ушел он от нас не бесследно… Пока живы отзвуки недавней мировой драмы, именуемой Великой войной 1914–1918 годов, а они пережиты будут человечеством разве в далеком и очень далеком будущем, будет живо в умах и памяти имя Брусилова, ярко и выпукло отчеканенное на фоне пережитой человечеством драмы.

Но будучи ярким и крупным, это имя понято не всеми одинаково, и мне хочется подчеркнуть это над его могилой. Я не собираюсь судить его, анализировать его мысли и ходы, и не настолько дерзок и материален, чтобы при такой обстановке, полной тайны и несказанного величия, поднимать свой критикующий голос, но мне хочется упомянуть о некотором расходе от общего потока скорби и сожаления, хотя бы, может быть, немногих. Над прошлым Алексея Алексеевича часть военных не разобралась, растерялась и не сказала единодушного вывода, ей не были ясны основные пружины дум и стремлений покойного, которые внешне преломлялись слишком причудливо, иногда досадливо…

Но младшая часть военных, позвольте употребить мне слово “серая”, она провожала покойного единодушным взрывом горя, тоски, сожалений; это единодушие я читаю в печальных глазах, наполненных слезами, присутствующих; его же я разгадал и понял в плаче извозчика на улице, в слезах скромных посетителей панихид, в рыданиях простой массы, наполнявшей храм… Она была единодушна, эта простая, сердцем чуткая масса; она знала одно и знала прочно, что в ушедшем по ту сторону она потеряла крупнейшего русского человека, почти единственную когда-то надежду и луч удачи в годы Великой Войны, наконец, человека, до конца дней своих веровавшего в свою Великую страну и любившего ее всем своим сердцем…

Мне хочется сказать слова утешения подруге покойного, Надежде Владимировне, о чем забыли предшествовавшие ораторы. Но что мне сказать? Ведь то, что посетило Алексея Алексеевича, посетит нас всех, одного сегодня, другого завтра… Надо оставить слезы уже потому, что не надо их лить над неизбежным… Но важнее то, что Алексей Алексеевич не покинул Вас, он оставил себя не только как материал для беспрерывных воспоминаний — гордых и успокоительных, — он оставил совершенное дело, оставил яркое имя. Ему удалось в жизни совершить столь много, что не удается миллионам. Он не умер, он жив, он всегда будет возле своей подруги вечный, бодрый, жизнерадостный, изучаемый историками, толкуемый людьми науки… Он — Ваша гордость, и Вам не скорбеть нужно, а радоваться мыслью о вечной связи с ним… Мы же — его друзья и когда-то подчиненные, мы, ошеломленные и придавленные его уходом из нашей среды, мы не вычеркнем его никогда из нашей памяти, мы гордимся им, а у его могилы, скажем пока слова, идущие от седой древности: да будет тебе, дорогой Алексей Алексеевич, земля пухом…»

Автору книги нечего добавить к словам сына священника, георгиевского кавалера и красного командарма Снесарева: да, Брусилов оставил нам своё яркое имя и материал для беспрерывных воспоминаний — гордых и успокоительных, хотя «покой нам только снится», как написал поэт — участник Первой мировой войны Блок. Да осеняют нас эти яркие имена!