Книга Погибают всегда лучшие - Владимир Гурвич

Едва я закончил свой туалет, как мне пришлось встречать еще одного посетителя. Когда мне позвонили с вахты и сказали, кто ко мне направляется, я сразу не поверил. Но это был в самом деле Очалов, который стоял на пороге моей квартиры. Он был в мундире следователя городской прокуратуры, в руках держал дорогой аташе-кейс.

– Чему обязан? – сухо спросил я.

– Могу я присесть?

– Садитесь. – Это получилось случайно, но Очалов занял тот же стул, на котором недавно сидела Ксения.

– Извините, но я вынужден взять с вас показания.

– На предмет чего, позвольте спросить?

– Вчера ночью произошло убийство гражданина Черника. И мне известно, что вы были как минимум свидетелем происшедшего.

– А как максимум?

Очалов взглянул на меня, но ничего не сказал.

– А вам известно, что перед его убийством этим самым гражданином Черником, который известен каждому жителю города по своему прозвищу Горец, было совершенно похищение гражданина Анатолия Нечаева.

– Об этом мне ничего неизвестно, так как не поступало никакого заявления А вот труп Черника обнаружен на дороге в двух километрах от города. И есть свидетельские показания, что он был убит гражданином Романовым.

– Это было не убийство, это была самооборона, Горец намеревался убить меня, Нечаева и Алексея Бурова. Именно пуля Горца и оборвала его жизнь. Слушайте, если вы и ваш шеф надеетесь посадить Олега, то уверяю, что с этим у вас ничего не получится; свидетелей того, как все происходило, предостаточно. Я хочу сделать официальное сообщение: начальник отделения «Хуторки» капитан Герасимов помогал банде Горца в похищение и удержания заложников, в частности Анатолия Нечаева и меня. Я хочу, чтобы вы немедленно предприняли меры по его задержанию.

– Он скрылся, – неохотно признался Очалов.

– Полагаю, что не без помощи вас и вашего шефа. Я вас заверяю, что вам не удастся засадить Олега, а вот вашей парочке скоро придется сеть и надолго.

Я заметил, как побледнел Очалов.

– Вы чересчур самонадеянны, Владислав Сергеевич, – вдруг усмехнулся он. – Я это заметил еще при первой нашей встрече.

– Знаете, сегодня утром я всерьез думал о том, чтобы уйти в отставку, но после нашего разговора у меня это желание куда-то пропало. И мне кажется, пока я не увижу вас за решеткой, оно не появится снова.

Очалов встал и направился к выходу. У порога он внезапно остановился.

– Кстати, все хочу у вас спросить, а как поживает ваш друг Борис Эдмондович. У нас всегда с ним были хорошие отношения. И надеюсь, впредь таковыми и останутся. У него есть одно замечательное качество, он умеет ценить преданных людей.

– Я полагаю, что у него совсем другое к вам отношение, что мысленно он шлет вам проклятия и надеется, что вы однажды свернете себе шею. Правда пока не знаю, что вас связывает. Но скоро узнаю. И тогда у вас не будет последнего козыря. Впрочем, его и сейчас у вас нет. Я бы на вашем месте понапрягал бы свои мозги больше чем вы это привыкли делать и подумали бы о своей судьбе. Мне она видится исключительно в черном цвете. Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся с вами в суде; вы – как подсудимый, а я – как свидетель. Мне есть о чем поведать судье на этом процессе.

Взгляд Очалова, которым он одарил меня при расставании, был также далек от дружелюбного, как Северный полюс от Южного, но мне сейчас это могло взволновать меньше всего. Я вызвал машину, и она помчала меня на место моей работы – в мэрию.

Весть о том, что я направляюсь в мэрию, опередила скорость движения моего небольшого кортежа. Когда я вошел в здание, меня уже встречали практически все работники городской администрации. Едва я отворил входную дверь, как раздались аплодисменты, переходящие в овацию, а известная мэрская красавица из общего отдела, за которой увивались или мечтали увиваться все мужчины, работающие в этом здании, не только преподнесла мне огромный букет цветов, но добавила к нему еще и свой поцелуй. «Мы так рады, Владислав Сергеевич, вашему возвращению, что с вами все в порядке», – послышались голоса.

Я вдруг почувствовал, как защипало у меня в глазах.

– Спасибо, друзья, я тоже рад, что вернулся к вам. А теперь за работу, на сегодня еще много дел.

Никто не стал возражать против такой постановки вопроса и все быстро разошлись.

В мой кабинет на коляске вкатился Андрей.

– У меня телефон разогрелся от звонков, все просят интервью с вами. И из областных газет, и даже из московских. Им уже известно о том, что произошло ночью.

В смотрящих на меня глазах Андрея сияло восхищение и обожание. Я невольно отвел от него взгляд.

– У меня нет желания давать интервью, вот когда мы полностью очистим от этой нечисти город, наведем в нем порядок, тогда я готов давать интервью в любых количествах и кому угодно. А сейчас, прости, не тот момент.

– Я понимаю, смерть этого парня…

– Да, ты прав. Но вот о чем я тебя попрошу, жители нашего города должны знать правду о том, что случилось. Подготовь сообщение, только постарайся чтобы оно было бы живым.

Андрей еще раз бросил на меня восхищенный взгляд и укатил; я проводил его глубоким вздохом. Но долго оставаться одни на один со своими мыслями мне не позволили, из селектора зазвучал голос секретарши:

– С вами хочет переговорить Вознесенский.

– Передайте ему, что я не хочу сегодня с ним разговаривать.

– Он настаивает, – после короткой паузы вновь зазвучал голос секретарши, – он уверяет, что у него важное дело.

– Хорошо, соединяйте.

– Владислав Сергеевич, я понимаю ваши чувства, и не хочу их обсуждать. Но дело действительно не терпит отлагательства. У меня сейчас в доме гостят два американца, представители той самой фирмы, которые намеревались строить у нас отель. Они наслышаны о вас и ваших подвигах и просто горят желанием с вами встретиться. Вы понимаете, насколько важен для города этот проект.

– Понимаю.

– Я устраиваю в честь них нечто вроде приема, приезжайте. Они созрели для важного разговора.

– Хорошо, я приеду.

Для меня это был какой-то странный вечер. Я как бы находился сразу в двух измерениях. Одно было в доме Вознесенского среди его тщательно отобранных гостей, другое – располагалось в не совсем понятном мне пространстве. Оно постоянно куда-то перемещалось, и я обнаруживал его то на шоссе, где шел бой с бандитами, то рядом с неподвижным телом Алексея, то бредущим куда-то вместе с Ксенией…

Американцев звали Стивен Гиддингс и Эдвард Макбрайд. Они были очень похожи друг на друга, хотя внешне сильно отличались; Гиддинс был толстый и лысый, а Макбрайд поджарый, с густой шевелюрой. Но оба холеные, в хорошо сшитых костюмах, с постоянной дружеской и одновременно скрытно-снисходительной белозубой улыбкой, и тот и другой очень контактные.