Книга Коло Жизни. Зачин. Том второй - Елена Асеева

– Что? Кого противно, – голос Влады надрывно сотрясся, ибо она любившая и давно привыкшая к несколько иному виду рани Черных Каликамов, не желала слышать грубости в отношении ее. – Дубина… Дубина ты, да знал бы ты какая Кали хорошая, самая замечательная… Дубина ты!.. Дубина неотесанная!

Тело девушки нежданно надрывисто дрогнуло, а во лбу томление перешло в боль. Гнев на юношу застилал очи, досада рвалась с губ, и болью отзывался лоб. Одначе, так как вытяжку она уже давно не пила, та объявшая ее боль… то негодование, и, несомненно, волнение самой лучицы не могло выйти слезами и потому надобно было срочно провести положенный обряд. Юница торопливо шагнула назад и вновь закрыла глаза, глубоко задышав и стараясь сосредоточиться на себе, уйти в свою сущность… естество… бесценную лучицу, на доли секунд… мгновения сцепившийся с плотью, объединившийся с мозгом и тем самым изгнав из себя волнение. Тугая капля крови медленно выкатилась из левой ноздри Владелины, оно как она не могла… впервые за тот срок, что обучилась обряду, услышать наставление Крушеца, точно едва осязаемые указание которого сейчас заглушил сторонний гул. А все потому как подле девочки без умолку, что-то говорил вельми глупое и раздражающее Братосил. Внезапно он смолк, и Влада ощутила целующие ее вздрагивающую кожу предплечья и плеч, руки рани.

Теперь в объятиях Кали-Даруги юница, наконец, смогла взять себя в руки, и наново глубоко вздохнув на морг растворилась в сияние, что всегда заполняло ее изнутри. Еще миг и она увидела черное безбрежное пространство и кружащие на его поверхности зеленые, голубые и даже рдяные рыхлые туманы в оных сверкали ярчайшие брызги. Девочка открыла рот и собранное во лбу томление малой искрой выпустила из себя. Искра немедля влетела в ту марную безбрежность и понеслась куда-то вдаль, вмале будто изъятая… ухваченная… пойманная серебристым туманом, стремительно выскочившим из кучной зеленой дымчатости. Влада чуток погодя отворила очи, и тягостно сотрясаясь всем телом, надрывно вздохнула.

– Госпожа, дорогая моя госпожа, – едва слышно прошептала обнимающая ее рани.

Кали-Даруги не мешкая, стоило только девушке открыть глаза, обхватила ее голову двумя руками и спешно прижала к своей груди, оплетя, схоронив всю в своих объятиях и легохонько покачивая, добавила:

– Какой ужас! ужас, сызнова потекла юшка. Какой кошмар, надобно не мешкая прилечь… прилечь.

Рани еще плотнее обвив юницу и словно не ведя, а слегка даже неся, торопливо направилась с ней к подъезжающей зыбуше, оной правила Сандхия. Стремясь не столько, как можно скорей доставить домой девочку, сколько старясь скрыть то, что оставила позади себя.

Братосил на самом деле не просто замолчал… он неожиданно смолк.

Когда стоящая пред ним девушка закрыла глаза, юноша ощущая отверженность сказал ей, что-то… что-то обидное. Он жаждал, желал, чтобы на него обратила внимания та, которая уже давно… очень давно занимала его мысли. И потому не смолкая… говорил… говорил, что-то бессмысленное до тех самых пор поколь не узрел, как внезапно почернела Лярва, а миг спустя почувствовал позадь себя движение. Братосил рывком развернулся, и, в нескольких шагах от себя, углядел быстро приближающуюся, если не сказать точнее, мгновенно перемещающуюся, демоницу. В ее черных очах ноне блистали россыпями золотые искры. Они вроде выскакивали из них и опадали на щеки, торчащий приподнявшимся кончиком, рдяной, второй язык, на материю темно-фиолетового сарафана прикрывающего пышную грудь. Одначе особым светом теперь пылал третий глаз Кали-Даруги, он сменил свой голубоватый цвет на ярко-красный, и начал порывисто пульсировать, так вроде жаждал разорваться. Еще миг и из его середины вырвался пучок насыщенного света. Сие были несколько тонких прямых с угловатым жалом луча, по мере полета они не только резко увеличились в размере, но, ко всему прочему, приобрели насыщенную пунцовость так, что их края теперь стали отливать почитай черным светом.

Все происходило столь стремительно, что юноша ничего не успел понять. Он лишь почувствовал, как его резко дернули влево и немедля правую руку, и грудь обожгли вошедшие в плоть лучи света, аль вернее растворившиеся в нем. Братосил повалился на оземь и от рывка, от боли… толчка… удара, сомкнул очи, одновременно широко раскрыв рот из оного потекли пузырчато кровавые слюни. А правую сторону груди и отрезанную в плече и лежащую подле подергивающуюся руку, прикрытую белой материей рубахи, вже купно заливала выплескивающаяся и пульсирующая алая юшка.

Не прошло и морга, как Кали-Даруга подскочила к чуть зримо покачивающейся девочке, под левой ноздрей коей замерла огромная, капля крови, пополняющаяся новой вытекающей из носа порцией, и стремительно обвила ее руками. А подле истекающего юшкой и потерявшего сознания парня на корточках недвижно сидела Знахарка Прозорливая. Это именно она, узрев гнев демоницы, успела дернуть его в сторону, чем и спасла ему жизнь.

– Липок! – только рани Черных Каликамов покинула место трагедии, негромко окликнула замершего недалече ученика Знахарка Прозорливая. – Скорей! Скорей приведи кого из ребят, мы перенесем мальчика к вам в избу, и я помогу ему, поколь не придет Кудесница Купавая. Скорей! Скорей!

Липок и Знахарка Прозорливая возвращались из леса, когда увидели стоящих на улице Владу и Брата. И альвинка сразу поняла, что происходит, что-то неладное, ибо божество слегка покачивалось. Посему сподвижница царицы торопливо прибавила шагу, а когда узрела мгновенно появившуюся рани и вовсе побежала. Теперь уже не оставалось сомнений, юноша позволил себе, что-то весьма недостойное в обращение к госпоже. Знахарка Прозорливая не успела совсем на чуть-чуть, ибо пущенные и предназначенные только для юноши лучи должны были разрезать его грудь, а так прошли вскользь.

Присев подле потерявшего от боли сознание Братосила альвинка замерла, потому как услышала властно брошенное в ее сторону слово рани Черных Каликамов:

– Застыть!

И сподвижница царицы застыла, и не потому что боялась Кали-Даругу, поелику, как и все альвы испытывала к ней положенный, вложенный трепет и уважение, а потому что понимала это необходимо для объятого тревогой божества, под носом которого появилась кровавая струйка, вельми для нее плохой признак.

Ученик старшей сподвижницы на ее повелительный окрик откликнулся сразу и кинулся к себе во двор, что лежал несколько наискосок от места трагедии, звать помощь. Впрочем, оттуда уже бежали Граб и Миронег, а также спешил Батанушко от каковых также не ускользнуло нападение.

Подбежавшие ребята, на чуток бездвижно замерли подле лежащего товарища. А посем Граб стремительно сжал в кулаки свои мощные руки и негодующе проронил, направляя ту молвь в только, что укатившую зыбушу, вслед за которой полетела темно-серая Лярва и скорой поступью поспешила Сандхия:

– Гадина, да как она смела. Да, я ей!.. Я!..

Знахарка Прозорливая, не мешкая поднялась с корточек, и почти сравнявшись с юношей в росте, размахнувшись, достаточно крепко огрела его дланью по щеке так, что она у того заалела, как и текущая кровь с Брата, да не менее возмущенно дыхнула: