Книга Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны - Кристиан Унгвари

В надежде не допустить осады и разрушения Будапешта руководство комитета планировало открыть линию фронта перед советскими войсками и одновременно организовать восстание. Оно даже обратилось к командиру венгерской 10-й пехотной дивизии Шандору Андрашу и некоторым подразделениям КИШКА с соответствующим предложением. 13 ноября на советскую сторону перебежал в качестве представителя Венгерского фронта начальник оперативного отдела венгерского VI армейского корпуса майор Эрнё Симоноффи-Тот. Несколько предыдущих дней он был занят тем, что за закрытыми дверьми диктовал своему секретарю то, что позже оказалось описанием систем ПВО и инженерных укреплений столицы. Позже майор стал пропагандистом Красной армии и призывал венгерских солдат переходить линию фронта.

22 ноября члены военного руководства в комитете были арестованы во время одного из совещаний после предательства капитана Тибора Микулича. Лидер крестьянской партии Имре Ковач спасся только потому, что опоздал на совещание:

«Я услышал выстрелы неподалеку от здания оперы. Я ускорил шаг и вскоре увидел то, во что мои глаза отказывались верить: район оперного театра был похож на поле боя. Со стороны ворот, из-за деревьев, из-за столбов с афишами жандармы и партийные боевики, не жалея патронов, вели огонь по легковому автомобилю, из которого ожесточенно отстреливались. На дороге лежали тела четырех жандармов, накрытые солдатскими шинелями».

Перестрелку завязали прапорщик Пал Сеченьи и лейтенант Янош Мешшик, которые тоже опоздали на встречу. Оба погибли, а более 30 человек было арестовано. Позже большая часть членов организации, в которой насчитывалось несколько сотен человек, также была арестована. Янош Киш, Енё Надь и Вильмош Тарчаи особым трибуналом венгерской армии были приговорены к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение 8 декабря в военной тюрьме на бульваре Маргит. 24 декабря в Шопронкёхиде был повешен Эндре Байчи-Жилински. Большинство других членов организации получили тюремные сроки от 10 до 15 лет.

Движение Сопротивления, в которое входили студенты университета, бойцы КИШКА и другие, организовал штаб-капитан Золтан Мико, который был офицером штаба Верховного командования и занимался вопросами организации обороны города. Мико также входил в комитет, но сумел избежать ареста. Обязанностью Мико был надзор за деятельностью подразделений КИШКА, а в конце ноября ему было поручено создание диверсионно-разведывательных подразделений «Пронай», а также подразделения расследований при жандармерии. В начале ноября им был создан батальон «Дьёрди» («Гергей»), диверсионное подразделение, главной задачей которого было обеспечение подлинными документами членов Сопротивления, находившихся на нелегальном положении, то есть дезертиров, активистов-леваков, объявленных вне закона политиков и боевиков. Официально подразделение входило в организацию «Пронай» и партию «Скрещенные стрелы». Через Валленберга Мико регулярно отправлял продукты, которые выделялись на нужды батальона, в «находившиеся под защитой дома». Благодаря связям с Государственным центром по безопасности и суперинтендентом Лайошем Кударом в ноябре в международное гетто было отправлено подразделение жандармерии, которое несколько раз вступало в перестрелку с мародерами из партии «Скрещенные стрелы».

В течение одного месяца бойцы батальона «Дьёрди» проходили тренировки совместно с подразделениями «Пронай» и при этом умудрялись тайно выполнять акты диверсий и нападать на членов партии салашистов. 24 ноября один из бойцов, еврей, дезертировавший во время отбывания трудовой повинности, был опознан дежурным унтер-офицером на продовольственном складе «Пронай». При аресте в кармане у него обнаружили желтую еврейскую звезду. Еще десять дезертиров-евреев были выявлены в батальоне сотрудниками тайной полиции партии салашистов. Все они были казнены 4 декабря в тюрьме на бульваре Маргит. Под предлогом необходимости «обучения» бойцов батальона, ссылаясь на требование немецкой стороны подготовить партизан из числа боевиков партии «Скрещенные стрелы», Мико отвел подразделение к горам Бёржёнь (низкогорье, высота до 939 м), севернее Эстергома на левом берегу Дуная.

В организацию Мико входили примерно 800 вооруженных боевиков, в том числе 250 бойцов батальона «Дьёрди», примерно 500 членов различных подразделений КИШКА и еще 50 человек, которые составляли его личный штаб, который расположился в доме номер 54 по улице Бимбо. Такой значительный контингент, казалось, был способен решать масштабные задачи. 20 декабря Имре Ковач и еще три члена комитета встретились в горах Бёржёнь с советскими представителями для обсуждения возможности выступить на стороне новых союзников. Но офицеры советской контрразведки, заподозрив Ковача в двойной игре, арестовали его и продержали под арестом до конца февраля.

Поскольку кольцо окружения уже почти сомкнулось, Мико вынашивал планы предательства. Он собирался открыть фронт перед советскими войсками в Зугло и в районе Рожадомб. 25 декабря бойцы университетского батальона доставили в его подразделение советского пленного по фамилии Крылов. Тот жил в Венгрии со времен Первой мировой войны и был направлен в Будапешт как советский разведчик, после того как попал в советский плен в районе Сентендре. Мико отправил Крылова к русским как посредника. Получив от немецкого командования разрешение возглавить участок обороны в районе холма Рожадомб, он поднял своих бойцов по тревоге. Однако вместо 300–400 человек, как он рассчитывал, прибыло всего около семидесяти: большинство либо не пожелало рисковать жизнью, либо просто не смогло переправиться через Дунай из Пешта в Буду.

В отчаянии Мико решил обратиться к командиру университетского батальона капитану Шипеки Балашу, своему бывшему однокашнику по военной академии, которого он рассчитывал склонить к предательству. Шипеки принял Мико, прибывшего к нему в сопровождении восьми человек охраны, включая обер-лейтенанта Вильмоша Бондора, кавалера многочисленных наград, за агента-провокатора и не давал определенного ответа. Тогда Мико привел свой последний аргумент:

«Я еще не говорил тебе всей правды, которая держится в строгом секрете. Разногласия между немецким и венгерским командованием стали настолько острыми, что сегодня вечером ожидается крутой поворот. Сегодня в восемь часов вечера на четырех важнейших участках фронта венгерские войска сложат оружие и сдадутся советским солдатам».

Когда Шипеки Балаш в ответ заявил, что намерен навести об этом справки в штабе корпуса, Мико понял, что его блеф разгадан. Некоторые из его людей решили, что им следует повременить с прямой изменой и как можно скорее скрыться. Сам Мико со своим секретарем скрылся в турецком посольстве, где благополучно пережил осаду. Прочие решили пока не разбегаться в надежде на перемену в обстановке, пусть даже Шипеки Балаш и отказался по собственной инициативе переходить на сторону противника.

По поводу того, что произошло потом, существует две версии. Если верить Бондору и его товарищам, Шипеки Балаш просто предал их. Сам же Шипеки Балаш настаивает на том, что у него были все основания не доверять Мико, так как никто из представителей командования корпуса даже намеком не подтвердил свою готовность перейти на сторону новых союзников, а сам он не мог спросить их об этом напрямую, так как не был ни в ком из них уверен. Он заявил, что уже собирался выходить из штаба, когда к нему подошел старший инспектор жандармерии со словами: