Книга Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина

– Это кто-то из своих. – Риг, обойдя ангар, вернулся. Он принес две жестяные кружки с бульоном, и Брокк вдруг осознал, что замерз и проголодался.

Когда он ел в последний раз?

Утром.

Завтрак и Кэри. Она осталась в каком-то ином мире, куда Брокку, быть может, позволят вернуться. И в этом мире у него есть дом и полузаброшенный сад с деревьями и статуями…

…жена.

Девочка, цвет глаз которой меняется. У нее скоро день рождения, Брокк помнит, но подарка он не купил, разве что…

…ведь успел доделать, сам не зная зачем. Из врожденного упрямства и потому, что не привык бросать работу.

– Олаф. – Риг склонился над кружкой, он не спешил пробовать, но вдыхал мясной аромат и кривился.

– Почему?

Риг поморщился.

– А кто еще? – Он все-таки отхлебнул бульона и, зажмурившись, пояснил: – Он несерьезен.

И поэтому решил подорвать полигон?

– Ему все слишком легко дается. – Риг заговорил тихо, но с какой-то непонятной живой ненавистью. – Родился с серебряной ложкой во рту и… гордится. Чем он гордится? Семья сюда пристроила, чтобы избавиться от головной боли…

Его лицо в полумраке ангара казалось маской.

– Он привык быть лучшим, а тут… другие, кто ни в чем ему не уступает.

О нет, не только ревность, но и раненое самолюбие.

– Решил доказать, что… – Риг запнулся и дернул плечом. – Какая разница? Пусть ищейки выясняют, что он тут делал.

– Когда?

– Вчера. Заявились с Инголфом… зачем? Я спросил, а эти…

Инголф и Олаф? Между этими двумя отношения, мягко говоря, натянутые, а тут вдруг совместный визит и накануне взрыва. Риг не врет? Ему незачем. Слишком легко проверить, но… и он сам оставался на полигоне. Его месяц. Его дежурство.

Нет в этом смысла.

Экипаж Брокка.

Старые склады. Жилой дом.

Полигон.

Слишком разные объекты, и… как будто кто-то ставит свой собственный эксперимент. Вот только смысл его от Брокка ускользает.

Думай, мастер.

Почуяв его приближение, качнулся дракон. Он приподнялся на лапах, изогнулся, раскрывая тончайшие крылья. Опустилась голова, и Брокк коснулся твердой, чеканной чешуи. Его опалило выдохом, в котором внутренний жар зверя смешался с запахами масла и металлической окалины.

Глаза-кристаллы смотрели внимательно.

– Я не жалею о том, что создал вас, – тихо сказал Брокк, и дракон, приоткрыв беззубую пасть, ответил скрежещущим голосом.

Уцелело трое.

Четверо подлежали восстановлению. И еще один, опаленный пламенем, искореженный взрывной волной, пусть и продолжал жить, но…

Брокк ласково провел по оплавленной морде.

– Мастер, он неуправляем. – Риг держался в стороне. Он снова стал прежним, неуверенным, растерянным… бестолковым.

– Он помнит меня. – Брокк гладил зверя, и тот, отзываясь на ласку, вздрагивал. Изодранные крылья его пытались подняться, но бессильно опадали. В груди зияла пробоина, а из раны на спине торчал осколок камня. Он вошел глубоко, перебив плетение управляющих нитей, и задние лапы зверя парализовало. Его хвост дергался, бил о землю, равномерно, глухо.

Силы уходили.

– Это всего-навсего машина.

Риг одернул короткий пиджачок, который морщило на локтях. Из кармана торчал хвост клетчатого платка, которым Риг время от времени прикрывал нос. Он чихал громко, как-то нелепо взмахивая руками.

– Это дракон, – ответил Брокк.

И он умирает.

– Закрой глаза. – Брокк попросил, и зверь подчинился. – Приляг.

Он вытянулся и выдохнул, замер в ожидании. И Брокк не стал его мучить. Контрольная пластина отошла с тихим щелчком, обнажив переплетение патрубков и металлическую сеть.

– Уже недолго.

Пальцы отсоединяли сосуд за сосудом, дезактивируя энергетический кристалл. И драконье сердце остановилось.

Вот и все.

Можно уходить, но Брокк продолжал сидеть рядом с механомом, неспособный бросить его. Отчего-то это казалось предательством. А буря, отступившая было, вновь потянулась к полигону. Взвыл ветер, хлестанул по лицу, отрезвляя этой пощечиной.

Не время тосковать.

И да… дракон – всего-навсего машина.

Как и рука Брокка. Стоит ли горевать об умершем железе? Не больше, чем о погибшем пламени. И Брокк поднялся.

Следовало заняться расчисткой ангара и восстановлением того, что поддавалось восстановлению, людей разместить, организовать питание… и решить еще тысячу и одну бытовую проблему. Но, не дойдя до хижины, которая чудом уцелела – огонь лишь прокатился по низкой земляной крыше, – Брокк обернулся.

Лиловое небо, багряные всполохи. Снег неестественной белизны.

И мертвый дракон, которого буря спешила укрыть ледяным саваном… сюрреалистическая картина собственного безумия. И спастись от него не выйдет.

Не в одиночестве.

Ночью Брокк вновь видел сон. И сползая с драконьей спины, силился дотянуться до связки шаров, в которых клокотало пламя. Теперь он слышал и его голос, плач огня, разлученного с жилой, обреченного на скорую смерть.

Ярость.

Боль.

Обида… он, наверное, кричал, если, очнувшись ото сна, увидел над собой перекошенное отвращением лицо Рига. Тот держал масляную лампу, и вид огня, заслоненного стеклом, вызвал приступ тошноты. Брокк, оттолкнув помощника, выскочил из хижины.

Рвало желудочным соком. Долго. Он стоял на четвереньках, и с губ стекали нити слюны. Брокк часто сглатывал, но тошнота не прекращалась.

– Мастер?

Дверь скрипнула, отворяясь. Она давным-давно разбухла, перекосилась, и над порогом виднелась щель, которую на ночь затыкали полотенцем. Сейчас это полотенце Риг держал в руке. В другой – ту же лампу.

– Все… нормально.

Брокк встал на колени и, зачерпнув колючего снега, кое-как отер лицо.

– Вам лучше…

– Нет.

Он стряхнул руку Рига. Надо отдышаться. И встать, но Брокк подозревал, что сил у него не хватит, и тянул время.

– Продует, – миролюбиво заметил Риг, пытаясь подавить зевок.

А ведь рано. Небо на востоке посветлело, но оно становится прозрачным задолго до рассвета. Еще час или два до появления солнца.

Звезды яркие.

Луна низкая, крупная, в черных пятнах-подпалинах. Брокк трет лицо, пока снег не превращается в воду. А Риг не уходит.

– Что?

– Ничего. – Он ставит лампу на снег, и свет окрашивает его в желтые тона. – Просто…