Книга Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, пан Тоцкий решил на тебе жениться?
— Да, — опустила глаза красавица Ванда. — Хочешь сказать: хороша, мол, — оставь невесту на пару часов, а ей уже руку и сердце предлагают?! Ты не думай ничего плохого, любимый, я с ним и знакомиться не хотела.
— Подожди. А правда, что он очень знатен и богат?
— Он — сын самого богатого человека Польши. Но ты пойми, я не дала согласия.
— Ну и дура!
Пани Ванда опешила. Она с изумлением смотрела на Тимофея: что за чушь несет ее жених?!
— Княжич сделал тебе предложение, а ты выкобениваешься, — Тимофей умышленно говорил предельно жестко. — Подумай о будущем. Откажешься ты сейчас, потом, всю жизнь будешь жалеть о своем решении. Меня ни в один шляхетский дом не пустят, кто я такой?! Пройдет год-два, тебе станет тоскливо в твоей захолустной деревне, будешь представлять, как блистала бы при королевском дворе, если бы выбрала пана Тоцкого. Страсть через годик-два пройдет и что останется…
— А как же ты? — с нежностью спросила пани Комарская. — И мне будет не хватать твоих ласк.
— А я буду, если ты отвергнешь князя Тоцкого, смотреть, как ты киснешь в деревенской глуши и страдаешь. И сам оттого буду страдать неимоверно. Когда же через три года ты от печали своей начнешь меня поедом есть, повешусь с горя. Будто я не видел, как такое бывает?
Что бывает и где он это видел, Выходец не объяснил. Вместо этого добавил:
— Соглашайся же, на предложение княжича, дура!
— Думаешь, надо? — спросила Ванда и с огромной грустью в глазах посмотрела на него.
— Надо! — рявкнул Тимофей.
— Хорошо, — Ванда покорилась судьбе.
Неожиданно на глазах ее появились слезы и Тимофей заколебался: «А правильно ли я поступаю?».
Через минуту шляхтянка утерла слезки и вдруг стала снимать с руки своей обручальное кольцо, которое когда-то подарил ей покойный супруг — пан Анджей.
— Возьми! Надеюсь, что ты встретишь женщину, более верную и достойную, чем я. Тогда ты подаришь ей это колечко…
Молодая вдова повернулась и, больше ни слова не говоря, пошла к пану Тоцкому. А Тимофей смотрел ей вслед и появились у него греховные мысли. Он вновь видел прекрасную полячку обнаженной, отдающейся ему, и подумал: «Я всё сейчас делаю правильно. Делаю то, что должен. Но всё же до чего жаль! И, возможно, что жалеть буду всю оставшуюся жизнь».
Войдя в каминный зал, красавица пояснила пану Тоцкому:
— Я поблагодарила русского купца за спасение и подарила ему золотое кольцо на память. Деньги он никогда в жизни не взял бы, а это — хоть какой-то подарок.
— Да у тебя, пани Ванда, ума палата. Ты не только прекрасна, но и умна, как царь Соломон. — восторженно произнес князь Казимеж Тоцкий.
— Кстати, — небрежно, словно о пустячке сказала Ванда Комарская. — Насчет твоего предложения, Казимеж. Я согласна!
Молодой человек тут же вскочил со счастливой улыбкой.
— Виват Ванда! — польские гусары подняли кубки и выпили стоя.
Пани Комарская встревожилась: как бы ее жених на радостях не напился…
Тем временем Маша на втором этаже кормила Тимофея на западный манер: копченой свининой с сырыми овощами. Тимофей ел и думал: все-таки хорошо готовит его невеста. Не прогадал!
А Маша угощала любимого и говорила:
— Тима, а ты знаешь, кто этот князь Тоцкий, отец Казимежа — жениха пани Комарской? Это — не просто князь, он самый богатый человек в Речи Посполитой, советник короля. В Риге ходят слухи, что он может даже стать канцлером в случае смерти старого пана Замойского.
— Да нам-то какое то этого дела, Машенька? — не мог понять Тимофей, почему его невеста возвращается к щекотливой теме.
— Какое дело?! Ты что не понял? Если пани Ванда будет жить в его дворце, она станет очень много знать о политике Речи Посполитой.
— И что?
— Так ты ведь по торговым делам можешь ездить и в Варшаву. Глядишь, по старой дружбе что-нибудь да и расскажет.
Об этом Тимофей не подумал.
— А ревновать не будешь?
— Во-первых, поздно ревновать, уже ведь согрешил с ней, прелюбодей. — А во-вторых, ежели для дела полезно и тебе приятно, то разве верная жена ревновать может? Что тебе хорошо, то и мне хорошо должно быть, — Маша заранее давала индульгенцию на все возможные измены мужа в будущем.
Тимофей был ошарашен. Подумал про себя: «Ох, дурак! Ты сам чуть не отказался от такого сокровища, как Маша. Как ты мог?!».
Заметим, что в тот момент купец был так же искренен перед самим собой, как и полчаса назад, когда сожалел о расставании с Вандой. Ибо, поскольку чаша весов колебалась, он намного большие симпатии испытывал к той из своих женщин, что находилась в данный момент рядом с ним.
После ужина фрау Мария объявила рыжебородому Гансу:
Мы с Тимофеем уезжаем. Навсегда.
Шокированный слуга пришел в ужас:
— А как же постоялый двор? И куда меня — на улицу?!
— Сейчас напишем договор. Ты, Ганс, станешь управлять постоялым двором. Я на себя тратила 6 серебряных талеров в месяц, ты же будешь платить мне за аренду 2 талера в месяц. Остальное — твое. Сможешь найти себе молодую жену, она станет помогать тебе на кухне. Деньги будешь отдавать, когда Тимофей будет в Риге.
— Жену?! А я ведь любил тебя все эти годы… — растерянно сказал Ганс.
— Я знаю. Потому и оставляю тебе трактир на столь выгодных условиях.
Тимофей Выходец слушал и ни во что не вмешивался: чего командовать, коли его Маша такая умница.
Ранним утром трактирщица встала первой, а когда Тимофей проснулся, сказала ему:
— А пан Тоцкий и пани Ванда уже укатили. Ротмистр Крешеминский дал княжичу и нескольким его друзьям-гусарам отпуск, и они отправились в Варшаву — играть свадьбу Казимежа и Ванды! Вот для князя Тоцкого и его княгини будет сюрприз… Знаешь, а мне как-то боязно немного. Здесь, в Риге голода нет, продукты кораблями привозят. Но и в Инфлянтах и на Руси ведь сейчас, говорят, ужасно. Чем ребенка там кормить будем?
Тимофей только засмеялся в ответ:
— Чтобы я своего ребенка не нашел, чем покормить?!
В тот же день они уехали в Псков, чтобы жить там долго и счастливо…
Страшны были 1602 и 1603 годы в Восточной Европе. В Финляндии еще в холодную и голодную зиму 1601–1602 года погибла примерно половина всех жителей. Заметно уменьшилось население Швеции. Что касается Ливонии, то о ней выразительно написал секретарь посольства города Любека, ехавший из Москвы в Германию проездом через Ригу. Дипломат отметил, что проехал от ливонской границы до города Вендена, ни разу не услышав крика петуха. Причем причиной трагедии, по мнению этого немца, были даже не голод и холод, а страшная война между Сигизмундом и Карлом. Секретарь любекского посольства констатировал, что войска Швеции и Польши «…разорили все поселения… разрушили их, совершая величайшие и неслыханные насилия над бедными жителями».
