Книга Свои продают дороже - Ольга Некрасова

Приехав на дачу, Татьяна обнюхала Сашку. Запах перегара был сносный для полуночи — в этот час и от ментов едва ли пахло слабее.

— Отгони машину к милиции, — приказала она не допускающим возражений тоном. — Покажешь им свое удостоверение, объяснишь, что с утра мы ждем «гостей»…

Ей казалось, что если брат сам договорится с милиционерами, то оставит свои фантазии насчет «домашних средств».

Сашка с неохотой, но согласился. Для облегчения переговоров Татьяна дала ему литровую бутылку «Юрия Долгорукого» из дачного запаса, и брат уехал, а она с отцом стала затаскивать на чердак матрацы с кроватей.

Если рэкетиры захотят перехватить капитана с деньгами, то самое для них верное — подкараулить его на даче. Не станут же они устраивать погоню на дороге. Нет, скорее всего приедут затемно, влезут в окно и сядут дожидаться капитана. Тут их и возьмет милиция. Одного только взлома будет, наверно, достаточно, чтобы упечь рэкетиров за решетку, а ведь есть еще пистолет с отпечатками пальцев верзилы…

Вернулся Сашка и с анекдотической солдатской смекалкой сначала расчистил от снега дорожку, где остались их следы, а потом прошелся с переключенным на выдув пылесосом, наметая с обочин свежий снег. Пылесос он подключал к фонарям вдоль дорожки, сделав для этой цели «жулик» из разбитой лампочки.

Отопление не включали, чтобы дом выглядел пустым.

Расположились на чердаке, усевшись на матрацы вокруг кофеварки, и весь остаток ночи пили то кофе, то пустой кипяток и тряслись от холода. Отец поругивал Татьяну за бесхозяйственность: надо было хотя бы сухих листьев нагрести на чердак, а так доски пригнаны плохо, тепло из дома улетает. В ничтожном свете красного глазка кофеварки Сашка почти на ощупь протирал замки ружей автомобильным антифризом и приговаривал, что это, конечно, варварство, но что поделаешь, если смазка на ружьях летняя и, когда дойдет до дела, может замерзнуть. Сашкино «когда дойдет до дела» Татьяне ужасно не нравилось. Брату ничего не стоило пальнуть без необходимости, кого-нибудь ранить, и тогда его затаскают по судам.

В конце концов она при поддержке отца отняла у него патроны — набралась целая наволочка от подушки, потому что ружей было много.

Под утро все разнервничались. Отец уселся у круглого оконца, выходившего на дорожку. Там через два на третий светили дежурные фонари, и он хоть что-то видел.

Сашка с другого конца чердака смотрел на Змеево стрельбище, где не было видно ни зги, только иногда мелькали фары на далеком шоссе. А Татьяна, оставшаяся не у дел, бегала от брата к отцу и нервничала сильнее всех. Когда она в сотый раз спросила, договорился ли Сашка с милиционерами, тот понял, что простым «договорился» от сестрицы не отделаешься, и в доказательство стал звонить в милицию по сотовому. Что-то у него не получалось.

— Ты когда перезаряжала аккумулятор? — изменившимся голосом спросил Сашка.

Аккумулятор перезаряжал еще Змей, но после его смерти Татьяна почти не пользовалась этим телефоном, а сегодня перед выездом из дома проверила — все в порядке, кнопочки светились.

— Дай сюда, ты не умеешь. — Она отобрала у Сашки трубку.

Кнопочки по-прежнему светились, в трубке тилиликало, но, помимо этих игрушечных звуков, ничего не было слышно. Татьяна попыталась дозвониться не в местный отдел, а по «02», потом на сотовый Сохадзе, рассудив, что между двумя сотовыми связь, может быть, лучше, — все без толку.

— Поздравляю, — сказал Сашка. — Менты ждут моего звонка, а так обещали заехать на всякий случай часам к одиннадцати… Не мучай аппарат, лучше спрячь к телу — может, отогреется.

Татьяна сунула промерзшую трубку на живот, под кофточку, и уселась на свой матрац у кофеварки. Сашка и отец дипломатично молчали, но от этого она еще сильнее чувствовала свою вину. Может, все-таки отогреется?..

— Ну, кажется, дождались, — с непонятным Татьяне облегчением сообщил брат. — Фары остановились и погасли. Черт, не подумали — кофе же пахнет!

Не успела Татьяна ничего сообразить, как брат подбежал, схватил кофеварку и, открыв окошко, утопил ее в глубоком сугробе на козырьке крыши, а потом еще присыпал снегом.

— Открой свое окошко, — сказал он отцу, — пускай сквознячком протянет. Ничего, мороз любые запахи убивает моментально.

Татьяну хлестнуло по щекам ледяным ветром. Надо же — «кофе пахнет»! Да она бы сроду до такого не додумалась. Хотя, как знать, ведь обнюхивала же исподтишка Змееву тельняшку, когда муж поздно домой приходил.

Нет, все-таки на запах духов соперницы любая женщина сразу делает стойку, а сообразить, что тебя может выдать запах кофе, — это уже по-мужски… Бог знает о чем думаешь, оборвала себя Татьяна. Сашка стоял над ней, черный на фоне чуть светившегося окошка, грея под распахнутым пальто барабан слоновьего ружья.

— Отдай патроны! Теперь уже не до хорошего, защищаться нужно.

— Отдам, если полезут на чердак, — заупрямилась Татьяна. — Подумай о мальчиках. Навоюешь себе срок, и станут они из детей майора детьми зека.

Сашка присвистнул от удивления:

— Ничего себе! Значит, всякая сволочь будет шарить в твоем доме, а я — сиди на чердаке, дожидайся, пока они уйдут?!

— А ты хочешь сам их задержать? Вот поэтому, Саша, я и не даю тебе патроны, — отрезала Татьяна. — Лучше сиди тихо, а там видно будет. Может, милиция заедет пораньше, а может, это вообще не их машина. Мало ли, кто и зачем остановился на дороге.

Сашка вернулся к своему окну и почти сразу же сообщил:

— Это их машина. Идут. Четверо!

Рэкетиры вошли через черный ход, ни на минуту не задержавшись с замками. Значит, имели ключи. Кто же все-таки эта гадина, которая им даже ключи сделала?!

На чердаке, как в деке великанской гитары, отзывался каждый звук снизу. Кто-то затопал, обивая снеге ботинок, знакомый голос Есаула приказал:

— Всем обмести ноги! А то придут, увидят лужи раньше времени.

Для Татьяны такая театральная акустика была полной неожиданностью: из своей комнаты на втором этаже она не слышала даже громких разговоров снизу. Звук шел из вентиляционного короба. А она еще удивлялась, что вытяжка на кухне без вентилятора, но тянет так, что пар из кастрюль винтом уходит в отдушину.

Вот голос верзилы (Шишкин называл его кличку.

Живот? Нет, Брюхо!):

— Ша, братва! Кофе пахнет, и фонари горят во дворе!

— Фонари всегда горят, от воров, — успокоил его Есаул. — А кофе — это, наверное, со вчерашнего дня.

Сходи, пощупай на всякий случай плиту.

Брюхо громыхнул кухонной табуреткой и крикнул:

— Холодная! — Ну вот, — довольным голосом сказал Есаул, — какой кофе, если плита холодная. Я же говорил: все в городе, поминки справляют… Ладно, посидите на кухне, а я по комнатам пройду.