Книга Ангел в эфире - Лорен Маккроссан

Звонила Дидье, но застать не удалось: личный ассистент холодно меня проинформировал, что тот покинул страну и ударился в бега. Возобновила попытки отыскать Коннора – так и тот, видно, залег в берлогу до лучших времен. Даже Кери вдруг скрылась в неизвестном направлении: как я ни пыталась с ней связаться – уж очень хотелось узнать, почему она возложила на себя функции оповещать Коннора о моих передвижениях, – все тщетно. Я, конечно, понимаю, она у нас королева скандалов и сплетен, и все же мне очень любопытно, откуда наша красавица так отлично проинформирована о грядущих событиях и почему не удосужилась прежде поговорить со мной? На душе становилось хуже да хуже. Тем для разговоров скопилась масса, а вот все нужные люди куда-то делись как по команде.

Разумеется, кроме моей мамулечки: та не пропустит удобного случая, чтобы внести свою специфическую лепту.

– Энджел, тебя мама к телефону, – заверещала Мег, подруженька взяла на себя задачу отслеживать мои звонки, будто бы я настоящая знаменитость.

– Господи, этого еще не хватало, – проворчала я и со скрипом поплелась к телефону: пришлось вылезать из-под одеяла.

– Анжелика, maman, – начала мать без долгих предисловий. – Так, скажи мне, что ты такого натворила, что Мари-Пьер теперь места себе не находит? Уже тридцать исполнилось, и toujours[116]от тебя одни неприятности. Merde,[117]такой девчонке нельзя доверить ни одного серьезного дела.

У мамули всегда найдется для меня доброе словцо. Объяснив Дельфине, что у дражайшего сына Мари-Пьер и самого рыльце в пушку, и поблагодарив ее за то, что помогла изгадить мою личную жизнь, я без обиняков дала ей понять, что хотя вокруг poissons[118]кишмя кишат, я лишилась особенного poisson, который должен был принадлежать мне на веки. (Может, тогда вышло не столь поэтично, но смысл заключался в этом.)

И вот уже утро понедельника, я лежу в постели больная и разбитая, всю знобит и настроения никакого, однако ничего не поделаешь, на работу идти надо. Может, в пятницу «Энерджи-FM» и поднялась благодаря мне на головокружительную высоту, а вот за выходные я не только умудрилась подмочить свою репутацию, но и вывалять в грязи честное имя радиостанции. Позвонить и сказать, что заболела, нельзя – не тот случай, мама мне записочки не напишет. Так что придется предъявить широкой общественности свою бледную, распухшую от слез физиономию и безропотно принять уготованную мне участь. Да что там! Все равно хуже, чем сейчас, уже не будет. Только сначала мне бы очень хотелось кое с кем побеседовать.

Глава 25

Я УХОЖУ[119]

– Будьте добры, Кери Дивайн, – обращаюсь к очень высокой и худой секретарше в шикарной приемной.

У женщины такое выражение лица, будто под языком она держит кислющий ломтик лимона: губы брезгливо втянуты, скулы заострены.

– Вам назначено? – чревовещает она, едва двигая ртом, а глазки так и бегают, оценивая мой наряд: толстый шерстяной шарф, туго намотанный на шею, черную дутую куртку, мешковатые джинсы и сбитые ботинки из буйволовой кожи.

– Нет, – переступаю с ноги на ногу. – Вы просто скажите, что пришла Энджел Найтс, она сама захочет встретиться.

Улыбка осведомленности трогает кончики губ незнакомки. Она пристально смотрит на меня. Натягиваю шарф на лицо.

– Энджел Найтс? Хорошо, сейчас я ее вызову.

Кери появляется несколько мгновений спустя из невидимой двери, встроенной в ослепительно белую стену по левую руку от меня. Одета подруга, как всегда, безупречно: обтягивающая черная водолазка с горлышком и еще более тесные черные брючки-стрейч. Она сильно смахивает на тоненькую палочку лакричных конфет, только добавьте сверху копну светлых волос по пояс и сверкающую улыбку. По правде говоря, Кери так и светится от счастья – никогда ее такой не видела.

«Еще бы она не радовалась», – горестно думаю я, растягивая сухие бледные губы в скупой улыбке. Она чмокает меня мимо щечки.

– Энджел, дорогая, как ты себя чувствуешь? – эмоционально выдыхает она, препровождая меня к двери.

– Ох, ты не представляешь…

– Да. Прости, ты, наверное, не могла дозвониться: у меня были планы на выходные. Но, милочка, как все это ужасно. Представляю, каково тебе сейчас: на тебя смотреть страшно.

«Спасибо, Кери, здорово утешила». Проходим в ее кабинет.

– Надо поговорить, – бросаю я, небрежно шлепаясь на одно из хромированных кожаных кресел, будто созданных, чтобы вызывать чувство неловкости у женщин с нормальными пропорциями.

– Да уж понятно. – Подруга захлопывает дверь. – Поплакаться пришла.

– Поверь, слез с меня достаточно: Мег порядком пришлось с носовыми платками побегать.

Начинаю разматывать свой зимний камуфляж. Кери присаживается на краешек девственно чистого письменного стола.

– Места себе не находишь, бедняжка, – вздыхает она. – Потеряла своего ненаглядного, а ведь так давно вместе – со школы не разлей вода. С трудом верится, что все кончено, после стольких-то лет.

Болью отозвались ее слова: впервые кто-то откровенно сказал, что мы с Коннором расстались навсегда. Зажмуриваюсь, чтобы не дать воли горючим слезам, и опускаю голову.

– Откуда ты знаешь, что все кончено? – спрашиваю я дрогнувшим голосом.

Кери непринужденно смеется, встряхнув лоснящейся гривой.

– Так все же яснее ясного, ты что, газет не читаешь? Да после такой кошмарной статьи от тебя любой бы сбежал, дорогая моя. А кроме всего прочего, у меня информация из первых рук. Видишь ли, ему надо было где-то переночевать и…

Мигом поднимаю на нее взгляд.

– Ты приютила Коннора! – взвизгиваю я. – Он поселился у тебя, и ты мне даже не сказала. – Делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с голосом. – Как он? Он еще там? Кери, мне обязательно надо с ним увидеться, я Должна объяснить ему, что не все в этой статейке правда. У нас с Дидье ничего не было.

– Вот как, ты даже и в мыслях не держала?

– Да ведь ты сама мне все уши прожужжала, что пока я тут сохну от одиночества, Коннор седлает все, что движется, – огрызаюсь я.

– Никогда я такого не говорила, Энджел, – невозмутимо отвечает подруга. – Люди слышат то, что хотят услышать.

Неистово трясу головой.

– К тому же ты все-таки его поцеловала.