Книга Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он одет в сборный комплект одежды, собранный ему Яриком и Ураном. Что он им говорил, Алёна не знает. Но куртка, шапка, свитер, ботинки — всё это волшебным образом оказывается в одном из шкафчиков рядом с огромными стиральными машинами. Она помогает ему одеться, наблюдая лёгкую растерянность в его лице. Завязывает ему шарф, как мама маленькому мальчику — большим узлом спереди. Он послушно стоит, глядя на её руки. Потом они делают короткую перебежку — и такси трогается.
Сидя на заднем сидении, он пару раз оборачивается и пристально смотрит на огромное здание Больничного Комплекса, от которого они удаляются по гнутой, как серп, расчищенной снегоуборщиками дороге. Она не знает, что сейчас ощущает он. Но сама испытывает давно позабытое ей чувство — словно кончики ушей прижимаются к затылку.
Когда они, уже стоя в её подъезде, вызывают лифт, она вдруг чувствует, как её губы независимо от неё раздвигаются в улыбку. И он — тоже улыбается ей.
Они входят в её квартиру, и он издаёт изумлённый вздох: кругом дрожащий свет множества свечей. Воздух в помещении горячий и сухой: в нём плавают тонкие лохмотья дыма от нескольких дымящихся палочек — Алёна создала свой любимый букет, где корица — главная нота.
Она раздевает Его.
Когда добирается до майки — он покрывается пупырышками… Она ведёт Его в ванную и погружает Его в горячую воду, посоленную ароматами… Она медленно протирает Его тело мягкой губкой, и её взгляд постоянно соскальзывает к Его паху — там торчало ещё до того, как они добрались сюда из зала. Она сама возбуждена до предела, но оттягивает всё до того момента, когда уже не может больше терпеть. Она делает неуловимое движение и тёмно-синий халат плавно и быстро сползает по её коже вниз.
Он рассматривает её тело. Переступая борт ванны, она видит своё отражение в большом зеркале. Ей нравится то, что она видит: в плавающем мягком свете трёх десятков свечей её кожа словно светится изнутри белым матовым светом. Она видит свою аккуратную грудь, стройные ноги, хрупкие плечи с выступающими косточками ключиц.
Она быстро переносит вторую ногу через край ванны и впивается в Него поцелуем.
Она не знает, сколько прошло времени.
Она знает, что это ещё не всё.
Они идут в комнату. Она включает «Мёртвые Могут Танцевать», и невидимая Лайза Джерард начинает резать своим голосом воздух в комнате ломтями, отслаивая кости и кожу от мяса.
Она, положив голову на Его живот, лежит так с полчаса, чувствуя, как всё её тело постепенно приходит в норму. Он задаёт ей какие-то вопросы, о которых она забывает тут же, как только отвечает на них. Она слушает Его голос.
Одним движением оказывается сверху.
— Я сама, — говорит она, выбирая нужный угол. — Сама…
И, наконец, делает то, что давно хотела сделать, но берегла на десерт: сидя на Нём и двигая скользкими от горячего пота бёдрами, она впивается своими ногтями чуть выше Его сосков. Она оставляет на Его коже глубокие вмятины. Она, постепенно ускоряясь, продолжает погружать свои остро заточенные, крашенные бесцветным лаком когти в Его эпидермис. Она двигается всё быстрее и быстрее, и в тот момент, когда во вмятинах под её ногтями выступают крошечные капли крови, — она кончает несколько раз подряд. Быстро, коротко и как всегда с ним — мощно.
Будто нереальная фотовспышка ослепляет её каждый раз, и ей кажется, что на сетчатке глаз отпечатывается ярко сияющая, засвеченная и словно смазанная фигура. Словно отслоившаяся от зеркала и быстро приблизившаяся к ней.
Мышцы горла сжимаются синхронно с какими-то гинекологически важными мышцами внутри неё, перекрывая кислород на доли секунды несколько раз подряд.
И она испытывает странное: будто несколько изображений накладываются одно на другое.
Упав на лежащего под ней — она ещё долго вздрагивает всем телом.
Спустя полчаса она, закутавшись в свой тёмно-синий халат и оставив мужчину в комнате, готовит им обоим гренки с корицей.
Кипятит воду.
Насыпая какао в пустые чашки, она спиной чувствует, как Он зашёл в кухню. Улыбаясь оборачивается, и
Никого нет.
Она слышит, как в глубине квартиры включается телевизор. Как Он убирает звук.
Медсестра Алёна слегка пожимает плечами и переворачивает куски хлеба на сковороде. Спустя пять минут она, намазывая на горячие гренки мёд, еще раз резко оборачивается — опять чётко почувствовала кожей спины, затылком, лопатками — кто-то вошёл и смотрит на неё.
Никого.
Покусывая нижнюю губу, ставит приготовленное на поднос и идёт в зал.
Он сидит там, глядя в телевизор.
Они разговаривают, пьют какао, хрустят гренками, пачкая губы в мёд.
— До, — вдруг неожиданно произносит Он, отставив кружку.
— Что? — Алёна поворачивается к нему. Он напряжённо смотрит на золотистый узор, вышитый на халате.
Прямо над сердцем.
— Иероглиф «До», — медленно говорит Он. — «Путь».
Я долго не могло понять: знает ли она обо мне?
Знает.
Догадывается?
Догадывается.
Слышала.
Ощущала вибрации.
Теперь я точно знаю: Да.
Я (предполагало? ожидало?) надеялось, что она обрадуется.
Не обрадовалась.
Не удивилась.
Даже не испугалась.
Отмахнулась, как от назойливой мухи.
Отгородилась от Меня.
Создала бронированную стену Льда.
Укрылась за свинцовыми щитами Тишины.
Создала зону отчуждения, обнесённую тремя рядами колючего Безмолвия.
Я в бесцветной, безсветной пустоте.
В Нигде.
В бескрайнем тупике.
Пылинка в запаянной банке из под конфет. В которой даже запаха — и того не осталось.
Ничто в Нигде.
Не сухое. Не мокрое. Не светлое. Не тёмное.
Без стен, но.
Можно предсавить в воображаемом центре этого воображаемого Нигде — крепкий ящик.
Несгораемый и не существующий материально шкаф.
Бронированный сейф.
В котором?
Я знаю, ЧТО там.
Если бы Я могло, Я бы бесчисленное количество раз рассматривало и перебирало ЭТО… Протирало и аккуратно укладывало в чёрный бархат обратно… Если бы Я чувствовало Время, Я бы делало ЭТО каждую минуту… Но я не чувствую Время… Я не знаю, как долго или коротко, быстро или медленно Я Здесь…