Книга Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках - Михаил Одинцов

— Знаю и вижу. С тобой беда случилась, у Петрова лицо осунулось. Так близко к сердцу чужое несчастье может принять только настоящий друг. Но жизнь идет, и жить надо. Буду настаивать, чтобы трибунал повторно рассмотрел твой вопрос с учетом уже проделанной тобой боевой работы. Как думаешь? Не пора ли тебе немножко встряхнуться и в порядке шефской помощи позаниматься с вновь прибывшими летчиками и воздушными стрелками!

— Вы думаете, в моем положении это будет удобно?

— Удобно. Обиду демонстрировать не надо, а знания и опыт передай новым сержантам. Народ молодой, горячий, поэтому будь готов ко всему. Может зайти разговор и о суде. Если случится, не стесняйся, расскажи, только без геройства, критически. Сплетен после такого разговора не будет, а авторитет может возрасти.

— Летчиков новых учить — это понятно. А как Митрохин?

— С Митрохиным я уже говорил. Он не возражает.

— Какие же это стрелки прибыли?

— Стрелки и стрелки-радисты с бомбардировочных самолетов. Наверное, это связано с обещанием товарища Ильюшина дать двухместный самолет.

— Вот оно как… Хорошо бы самолет со стрелком получить.

— Желание твое мне понятно: «будет день, будет и пища…» А «пища» такая: прибыло-то шесть летчиков и шесть воздушных стрелков. Их готовили экипажами. Обещают шесть самолетов новой серии — с задним пулеметом для эксперимента. Митрохин решил так: четыре самолета командирам эскадрильи, один в управление полка и один тебе. Как видишь, и к тебе проявляет заботу. Ты садись за книжки: разберись с воздушной стрельбой. Проверь, что «стрелкачи» знают из теории. Может, еще ни разу и не стреляли, а вместо мешка в задней кабине сидеть будут. Так как с предложением?

— На предложение, товарищ комиссар, согласен.

— Вот и хорошо. У тебя, Петров, какие трудности? Как настроение?

— Настроение сейчас улучшилось. Посветлело на душе. Трудностей не больше, чем у других. Самолет исправен.

— Ну а все же? Если по-житейски?

— По-житейски? По-житейски есть одна думка.

— Давай ее для общего пользования.

— У многих глаза слезятся и десны кровоточат. Эти американские тушенка, колбаса и галеты, наверное, не очень-то с витаминами.

— Ну и что? Думаешь, цинга?

— Не знаю. Для этого есть доктора, а у меня — предложения. Надо на болота сделать разведку. Может быть, клюкву или морошку удастся найти. Это же лучшее лекарство. Если получится, то выделить несколько человек, как наряд на кухню, и кормить всех этой ягодой. Должно помочь.

— Давай твою руку. Предложение принимаю… Нет больше вопросов?… Ну, успехов экипажу… А ты, Осипов, садись за книжки и организуй школу. Летчиков сам вывозить на учебно-боевом самолете будешь… А потом и боем крестить. Надо быстрее копилку капиталом твоим доверху наполнить.

Во второй половине дня пошел густой снег. Вначале снежинки были большими и мохнатыми. Они не падали, а, перемешавшись с туманом, медленно оседали на землю. Когда снег оторвал туман от облаков и прибил его к земле, ртутный столбик в термометре начал падать, а снежинки стали маленькими и жесткими. К вечеру снег прекратился. Облака поредели, в разрывах между ними голубело небо.

Нижний край их порозовел от заходящего солнца. Термометр показывал уже ниже двадцати. Потепление кончилось.

Даже не синоптикам стало ясно — быть погоде.

Радовались вновь прибывшие летчики: наконец-то удастся полетать, потренироваться. Только не было восторга у старшего инженера полка. Кутков представлял, какая предстоит ночь. Ему и техникам спать не придется. Вызвал к себе инженеров эскадрилий:

— Вот что, товарищи! Летный состав готовится на завтра летать. Какие будут полеты, я пока не знаю. Но нам с вами все равно боевой вылет или учебный. Самолет должен быть исправным. Температура за ночь понизится до тридцати, поэтому смотреть в оба и самим не спать. Составить график дежурства. Моторы всю ночь подогревать, перепроверить и обогревать аккумуляторы. Мороз «выжмет» воду во всех воздушных баллонах и системах самолета, она там позамерзнет, а потом начнутся отказы в работе оборудования и вооружения. Все трижды проверить перед вылетами. Если вопросов нет, то давайте по эскадрильям и за работу…

Осипов спал тревожно. В морозном воздухе хорошо распространялся шум прогреваемых на аэродроме моторов. Звуки пробивались через окно, отчего снившаяся война становилась более реальной. Матвей сейчас вновь видел то, что было когда-то с ним и с его товарищами. Днем он создавал эти картины боя на занятиях с молодыми слушателями. А теперь быль и теория друг с другом тесно переплелись и были похожи на явь. Сон превратился в кинофильм, в котором перепутали части. Менялся звук от работающего мотора, и сновидение прерывалось, чтобы вскоре начаться вновь.

…Разбудили затемно. Побрившись, Матвей быстро оделся и вышел на улицу встречать рассвет. Он любил зарождение нового дня. Рассматривая посветлевшее небо, он чувствовал, что раздражение от неудавшегося отдыха быстро проходит. Темнота еще не сдала своих позиций, но на востоке небо уже разгоралось жарким пламенем. Солнце выбросило из-за горизонта оранжево-голубой веер. Лучи, как живые, шевелились и постоянно меняли свои цвета, все больше и больше накаляясь у основания. Потом горизонт вспыхнул красным огнем — показался солнечный горбик.

«Здравствуй, солнце! Здравствуй, день! Какой-то ты сегодня будешь? Кто после тебя встретит день следующий?…»

Ждать вылета не пришлось. У столовой Осипова встретил посыльный:

— Товарищ лейтенант! Вам срочно на КП надо.

— Что, и чаю нельзя попить?

— Велели срочно, и чтоб не задерживались.

— Ну, раз так, то я пошел. А ты заскочи в столовую и возьми там что-нибудь пожевать.

…Вылет на разведку для него был не нов. В таком ослепительном сиянии разгоравшегося дня Матвею давно не приходилось быть в воздухе. Сегодня у него было праздничное настроение: на задание он шел не один. Командир дивизии расщедрился и дал ему на прикрытие пару «яков».

Это уже помощь.

После взлета, как всегда, Матвей решил перезарядить и опробовать пушки и пулеметы, чтобы подготовиться ко всем превратностям судьбы, но не тут-то было. Кран воздушной системы замерз и не открывался. На земле отворачивался, а тут нет. Самолет продолжал набирать высоту. Внизу все шире открывалась бескрайняя панорама яркой зелено-белой земли, выше до боли в глазах сверкало голубое небо.

Но Осипову было не до красоты. Он бросил ручку управления, расстегнул привязные ремни, чтобы удобнее работать, и двумя руками пытался открыть замерзший кран.

— Эй, «горбыль!» Что у тебя машина, как пьяная, с крыла на крыло валяется?

Матвей понял, что это обращение его товарищей по вылету.

— Не пьяная. Кран перезарядки никак не могу открыть.