Книга Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

– Ты считаешь, что я не права, верно? – сказала Глинис, во второй раз отодвинув тарелку на самый дальний край подноса.

– В чем?

– Ты знаешь, – усмехнулась она. – Я должна быть милосердной. Ко всему относиться философски. По-доброму. Быть любящей, великодушной и храброй. Думаешь, мне не хватает тренировки? Я как та девочка из «Хижины дяди Тома». Как ее звали? Нел. Самоотверженная… вот дрянь.

– Никто не просит тебя вести себя каким-то особым образом.

– Чушь! Ты думаешь, я ничего не знаю, а я знаю. О чем ты думаешь. О чем и Петра. Что все думают, когда вообще вспоминают обо мне, – она закашлялась, – если вообще вспоминают. В довершение всех мучений я еще должна болеть раком достойно.

– Просто жить – это уже означает переносить рак достойно.

– Что за чушь ты несешь! Абсурд! Еще одна глупость. Чувствуя себя словно в западне, будто моя фамилия входит в десятку хит-парада, как дуэт Карпентеров. Вспомни Петру. Мы всегда спорили, а сейчас все по-другому, просто бальзам на сердце. Я могу сказать все, что угодно. Твои работы отвратительные. Ты не художник, а ремесленник от искусства. Она готова стерпеть. Кем люди меня считают?

– Больным человеком. Не ты к ним, а они должны быть к тебе добрее. Милосерднее, как ты говоришь.

– Добрее? Что же хорошего в том, что ко мне относятся как злой королеве, которая отрубит голову каждому, кто не признает, что она – сама справедливость. А ты поступаешь хуже всех. Ты никогда на меня не злишься! Никогда мне не возражаешь! Я могу орать и ругаться, как Линда Блэр, изрыгать зеленый гной, и все, что я слышу в ответ: «Какой прекрасный зеленый гной, Глинис, подожди, сейчас я все быстренько приберу и поправлю тебе подушки». Ты бесконечно вежлив и мил. Меня уже тошнит от этого. От всей вашей доброты я чувствую себя больше чем больной. Ты всегда был слабак. Но сейчас ты из червя превращаешься в ничтожную личинку.

На последнем слове она хлопнула ладонями по подносу с такой силой, что вазочка с ветками перевернулась и разбилась. Вода залила еду на тарелке и постельное белье. Шеп отставил все в сторону. Поднявшись, он собрал осколки, разлетевшиеся по кровати, затем нагнулся и подобрал несколько самых крупных с ковра.

– Принесу тебе чистое постельное белье, – произнес он.

– Посмотри же на себя! Ты готов ползать на коленях! Что происходит? Почему ты не скажешь мне: «Глинис, ты глупая стерва»? Почему не крикнешь: «Глинис, убирай все сама»?

Я только что назвала тебя червяком! И что слышу в ответ? «Принесу тебе чистое белье». Нет, ты даже не червяк, не личинка, ты – амеба! Он взял поднос.

– Глинис, ты просто устала.

– Устала, я вечно уставшая. И что?

Рис рассыпался по простыне. А ведь он только два дня назад перестелил постель. Придется опять стирать.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь?

– Вот об этом я и говорю! Все происходит так, как я хочу. А ты сам уже больше ничего не хочешь? Ты не существуешь! Тебя здесь нет. Ты на посылках. Может, заменим тебя японским роботом?

– Глинис, почему ты стараешься меня обидеть?

– Господи, слава богу. Первая попытка защититься. Пусть и крошечная. Малюсенькая, как крупинка. – Она принялась разбрасывать рис по простыне, но быстро устала. Рисинки остались у нее на руках. – Что же до твоего вопроса, я буду тебя обижать, потому что ты единственный человек, на которого я могу поднять руку. Заодно и проверю, способен ли ты чувствовать боль.

– Я способен на многие чувства, Глинис. – Он еще мог сдерживаться. Она старалась избегать определенных тем – будущего, вернее, того, что у нее почти нет будущего, – но он всегда понимал, что она хочет сказать. Возможно, и она понимает его, несмотря на желание что-то скрыть.

– Спрашиваешь, чего я хочу? – Она ухмыльнулась. – Я хочу, чтобы рядом был кто-то, кто хочет. Ты даже перестал со мной трахаться.

Он удивился:

– Я решил, что у тебя нет желания.

– Засунь себе то, что ты думал, знаешь куда! Захоти что-то для себя самого!

– Хорошо, – сказал он. – Я постараюсь.

– Опять то же самое. Какая покладистость! Значит, ты «постараешься» изнасиловать меня с таким же настроением, с каким едешь мне за смородиновым соком. Покорность, всего лишь покорность! Думаешь, это возбуждает? Вся эта твоя чертова доброта. Это не сексуально, как и постоянное жалкое пораженчество Джексона для Кэрол.

Он не знал, как реагировать. У нее стало весьма своеобразное чувство юмора. Не хотелось усложнять ситуацию. Но если пытаться держать себя в руках, чтобы положение не стало еще хуже, то оно станет совсем плохим.

– Мне следует чувствовать себя виноватым за мое терпение? Его осторожный тон раззадорил ее, она тряхнула головой,

замотанной в тюрбан, на лице появилось выражение тоски.

– Ты меня поражаешь. Неутомимый. Терпеливый. Заботливый. Ни одного грубого слова. Никаких жалоб. Торчишь на своей дерьмовой работе, потом с утра до вечера возишься со мной – точнее, с вечера до утра. Твою фотографию давно пора поместить на первую полосу «таймс». Но мне не нужен идеальный мужчина, мне нужен муж. Я скучаю по тебе. Куда ты исчез? Мне казалось, ты должен оставаться тем же человеком, который меньше года назад сообщил, что уезжает в Восточную Африку в любом случае, со мной или без меня. Где этот парень, Шепард? Я хочу, чтобы рядом был живой человек! Со своими желаниями и недостатками! Иногда сердитый, иногда обиженный, пусть даже взбешенный. Настоящий мужик, который, находясь на грани, не сдерживается и позволяет сказать, что его все достало!

Он напряженно думал.

– Меня достала Берил.

– Это длится двадцать лет. Я имею в виду себя. Я хочу, чтобы я тебя достала! Я придумываю всевозможные капризы, чтобы вывести тебя из себя!

Он все еще стоял с подносом в руках – словно покорный раб.

– Мне было не очень приятно…

Пришлось начать сначала. Глинис права. Он даже забыл, какие слова и выражения употребляют во время серьезного разговора.

– Меня взбесило, что ты потребовала сварить другой рис.

– Браво, – сказала она с ухмылкой.

Ему было сложно вспомнить, как обычно люди ведут такие разговоры, и не просто люди, а супруги. Как он раньше разговаривал с Глинис.

– Больше всего раздражало то, что если я приготовлю еще рис, то ты и его не будешь есть.

– Верно. – Сказанное явно доставляло ей удовольствие. И все, что от него требовалось, сказать, что ему не нравится. – Да, и больше я ничего не съела, так?

– Да. А я приготовил рис по рецепту, который услышал по телевизору. Я специально поехал в супермаркет и купил бульон. Мне всего лишь хотелось сделать его вкуснее, разнообразить что-то. И вместо того чтобы поблагодарить меня, ты отталкиваешь тарелку. Заявляешь, что вкус отвратительный. На самом деле, вместо того чтобы готовить тебе еще раз рис, я мог просто размешать в тарелке пару ложек цемента. Для тебя все по вкусу похоже на цемент, и в этом нет моей вины. Для меня очень важно, если бы ты хоть иногда вела себя внимательнее и ценила, с каким трудом мне удается заботиться о тебе, чтобы… чтобы ты жила.