Книга Меч наемника - Элизабет Зухер Мун

Обратный путь на юг занял четыре дня и прошел без событий и приключений. Уже на пятый день рота вновь заняла свою позицию в порядках осаждающих. Взятых напрокат лошадей и мулов нужно было возвращать, и Пакс досталось отвести полдюжины коней в лагерь сореллинского ополчения. Вручив животных квартирмейстеру и взяв с него расписку в их получении, она возвращалась назад, и вдруг ее окликнул по имени какой-то едва знакомый голос:

— Эй, воин Пелана! Привет, это не ты в ту ночь вышла на наш караул?

Голос принадлежал дюжему капралу ополченцев. Пакс долго глядела на него, пытаясь вспомнить, где она могла встречаться с ним раньше.

— Клянусь своим мечом, ты выглядишь куда лучше, чем тогда. Если бы не твой рост и рыжая шевелюра — ни за что не узнал бы. Мы уже тут про тебя наслышаны, так что извини, что тогда грубовато с тобой обошлись.

Пакс наконец сообразила, о чем идет речь, и вздрогнула, вспомнив ту кошмарную ночь.

— Ничего, все нормально, — буркнула она.

— Я ведь чуть тебя не запер до утра на нашей гауптвахте. Да, это мне урок. В общем, я рад, что ты смогла выпутаться, и вообще… Меня, кстати, зовут Сим Пларрист… Буду рад пригласить тебя на кружку эля.

Пакс покачала головой:

— Только после взятия города. А там… если время будет. Но за приглашение спасибо.

— Правда, не обижайся за то…

— Не буду, — неловко улыбнувшись, Пакс побрела к лагерю своей роты.

Здесь, словно еще одно воспоминание о той ночи, ее встретила стоявшая в карауле Баррани.

— Пакс, это ты? Привет, тут тебя ищут. Говорят, герцог вызывает.

— Зачем — не знаешь? — Предчувствуя новости, сердце Пакс учащенно забилось.

— Наверное, что-нибудь о Сабене и Канне узнали…

— Что?!

Барра пожала плечами:

— Я не в курсе. Когда я спросила, оруженосец сказал, чтобы я занималась своим делом. Ты иди… хотя если бы было что-то хорошее, я думаю, нам бы уже сообщили.

— Наверное, — прошептала Пакс и с затуманившимися от слез глазами направилась к шатру герцога.

Слуга сразу проводил ее внутрь, где герцог, выйдя ей навстречу, подвел Пакс к столу. На некрашеных досках лежали маленькая каменная лошадка и медальон Года на цепочке. Пакс тотчас же узнала их и задохнулась в рыданиях.

Помолчав, герцог сказал:

— Ты уж извини, Пакс. Я думал, что мы сумеем найти их быстрее. Прошлой ночью разведчики сореллинцев, у которых бандиты угнали нескольких лошадей, убив при этом пастуха, нашли их убежище. Когда бандиты поняли, что проигрывают бой, они решили убить всех пленных. Врач говорит, что Сабен, получив сильный удар по голове, скорее всего так и не приходил в себя с тех пор. Спасшийся пленник из местных крестьян рассказал, что Канна ухаживала за ним все эти дни. Сама она не была тяжело ранена во время захвата и еще могла говорить в тот момент, когда сореллинцы ворвались в лагерь бандитов. Ей успели все рассказать: и то, что ты добралась до нас, и как мы разбили Синьяву на дороге, и даже как мы вернулись с победой, и что форт не сдался… Врач был с ней до последней минуты. Он сказал, что она очень радовалась, говорила, что ты молодец и все сделала правильно. И еще она просила передать тебе ее медальон.

Герцог замолчал, выжидая, пока Пакс справится с душившими ее рыданиями. Дав ей глоток вина, он вдруг спросил:

— Пакс, ты поклоняешься Геду?

— Нет, мой господин.

— Странно. Обычно его последователи завещают свой символ кому-нибудь из новообращенных или же оставляют своему маршалу, опять же — для другого верующего. Решение Канны очень необычно.

Пакс была не в силах задуматься, почему Канна так поступила. Она до последней минуты надеялась на чудо… Даже сейчас ей не верилось, что она больше никогда не увидит Сабена…

— Пакс… вы с Сабеном были лучшими друзьями. Он никогда не говорил тебе, как следует распорядиться его вещами?

Пакс попыталась вспомнить:

— Нет, мой господин… У него есть семья, он отсылал им подарки, но… но он…

— Он не строил мрачных планов. Все понятно. Чаще всего воин погибает, не оставив завещания… Мы отошлем его семье его жалованье, долю из общего сбора на погибших, личные вещи. Можно передать родственникам и его меч, если, конечно, он ушел служить не против их воли.

— Нет, мой господин. Родители гордились им. Они и его сестренки с благодарностью примут меч.

— А эта лошадка — память о семье или о любимой девушке?

— Нет… это… это я ему подарила… Ну, просто так…

— Тогда возьми ее себе на память о Сабене вместе с медальоном Канны.

Герцог взял со стола и протянул ей вещи.

— Я… я не могу, мой господин…

— Медальон ты должна взять. Это последняя воля Канны. И я думаю, твой друг Сабен был бы рад, если бы узнал, что твой подарок снова окажется у тебя.

Пакс протянула руку, и, как только медальон и талисман коснулись ее ладони, острое чувство реальности и необратимости потери стальным стилетом вонзилось в ее сердце. Герцог протянул ей свой кубок с вином:

— Выпей. Можешь посидеть здесь, пока не придешь в себя. Я сейчас ухожу к Хальверику. Побудь одна.

Вино было терпким и тягучим. Пакс, не допив его, отставила кубок и долго просидела неподвижно, глядя в одну точку. Затем, вытерев лицо рукавом, она встала и направилась к палаткам своей когорты. По глазам встретившего ее Вика она поняла, что он уже все знает. Перед тем как уехать, герцог передал печальную новость через своих оруженосцев.

— Нам тоже их очень не хватает, — сказал Вик, кладя ей руки на плечи, — но ты, Пакс…

— Оставалось совсем чуть-чуть, — еле слышно произнесла она, — каких-то несколько миль…

К ним подошла Арни, и, обнявшись, они долго стояли втроем, не скрывая текущих по щекам слез.

20

Потекли монотонные осадные будни. Рота Хальверика вклинилась в ряды осаждавших рядом с ротой Пелана, потеснив сореллинское ополчение. Это вполне устроило сореллинцев, но вызвало бурю проклятий со стороны гарнизона Ротенгри, прекратившуюся, впрочем, после того, как четыре человека на стене были убиты стрелами арбалетов, взятых в качестве трофеев у разбитого отряда Синьявы. У Пакс появилась возможность потренироваться с трофейным оружием — освоить арбалет (при этом она чуть не оторвала себе палец на руке), саблю и короткий меч с волнистым лезвием, похожий на тот, что достался Сабену в схватке у фермы.

День ото дня Пакс все больше осознавала, как крепко она была привязана к Канне и особенно к Сабену. Ей так не хватало его неуклюжих, но добрых шуток, ободряющих слов после возвращения с холодного ночного дежурства. Пакс ловила себя на том, что ищет Сабена глазами за длинным обеденным столом, в уходящем в караул строю, повсюду. Как это ни было смешно, пусть и сквозь слезы, но, даже выходя из туалета, она вспоминала первую в ее жизни выгребную яму, которую они рыли с Сабеном по дороге к крепости герцога. Нет, это было выше ее сил — поверить в то, что он ушел навсегда. Пакс, бывало, и раньше задумывалась о своей смерти, но смерть Сабена — такого ей и в голову прийти не могло.