Книга Вестники Времен: Время вестников - Андрей Мартьянов

По зале ветерком пролетел сдержанный ропот, какой возникает при приближении важной персоны. Присутствующие без всяких указаний торопливо раздались в стороны, и из неприметного бокового прохода в залу широким шагов ворвался некто, сопровождаемый отстающей и едва не трусившей свитой из писцов, охранников и слуг. Издалека германец разглядел только светловолосую голову, топорщившийся на широких плечах ярко-алый плащ, и переливчатый блеск золотого шитья и украшений. Почтительную тишину разбил низкий, уверенный голос, произносивший греческие слова с резким акцентом уроженца Северной Европы. Голос показался мессиру фон Райхерту смутно знакомым, и, вспомнив усвоенные начатки греческого, он полушепотом спросил у оказавшегося рядом ромея, с виду – богатого торговца:

– Кирие, это кто пришел?

– Протосеваст Склир, – неприязнь к иноземцам уступила желанию посплетничать. – Правая рука и карающий меч базилиссы. Вот увидите, сейчас половину ожидающих лично вышвырнет за дверь, привычка у него такая…

«Протосеваст в европейской аналогии чинов и титулов будет вроде коннетабля, королевского полководца, – припомнил Гунтер. – Доверенное лицо императора, ближайший советник и второй в Империи человек после базилевса. Повезло кому-то».

И точно – после краткого обмена репликами несколько человек с понурым видом удалились. Кто-то, повысив голос, начал возмущаться, на что франк с византийской фамилией коротким взмахом руки приказал вывести смутьяна прочь.

Более возражений и возмущений не последовало.

Меж ожидающими аудиенции зашныряли слуги, негромко что-то выкликая, и собеседник германца встрепенулся:

– Посланцы короля англов – вы? Базилисса желает видеть иноземцев…

Спохватившись и забыв поблагодарить, мессир фон Райхерт ринулся к своим спутникам. Издалека заметный алый с золотом плащ багровел рядом с франками, протосеваст разговаривал с мессиром Ангерраном. Гунтер заметил донельзя изумленную физиономию Мишеля с округлившимися глазами. Поймав взгляд бывшего оруженосца, нормандец довольно невежливо ткнул указательным пальцем на византийского сановника. Тот как раз сорвался с места, стремительно прошагав мимо окаменевшего фон Райхерта и задев обер-лейтенанта краем разлетающегося плаща.

– Это же Гай, – смятенно пробормотал молодой де Фармер, когда посольство гуськом потянулось к распахнутой золотой решетке. За ними тащили совершенно неуместный во дворце паланкин. – Мессир Гай Гисборн собственной персоной. Он меня то ли не признал, то ли не захотел узнавать. Но это Гай, долей наследства клянусь и спасением души! Как же так?..

– Потом узнаем, – оборвал нормандца барон Мелвих, наконец-то сообразивший, отчего ему померещился знакомый голос. Похоже, мессир Гисборн в отсутствие друзей не терял времени зря, неведомым способом добравшись до сияющих вершин имперской власти. – Мишель, ты только не вздумай к нему кидаться с воплями: «Здравствуйте, мессир Гай, сколь рады мы вас видеть!» Человек при исполнении обязанностей, ему сейчас не до прежних знакомств. Если он нас видел и узнал, то попомни мое слово, после торжественного приема нас наверняка попросят задержаться.

* * *

Мнения относительно внешности византийской базилиссы у мессира фон Райхерта так и не сложилось – ибо на золотом троне с подлокотниками в виде крылатых львов восседала закутанная в ворох пурпурных тканей статуя с тщательно прорисованным идеально-красивым личиком. Трон громоздился на ступенчатом возвышении, и на нижней ступеньке, вполоборота к залу, замер широкоплечий человек в алом плаще. Кажется, присутствовали еще какие-то люди, выстроившиеся вдоль стен, но Гунтер никого толком не разглядел, пораженный фактом своего присутствия в византийском Палатии.

Металлически-четкий голос императрицы был отлично слышен во всех углах огромного помещения. Она не нуждалась в переводчиках, безупречно изъясняясь как на родном греческом наречии, так и на норманно-франкском вкупе с латынью.

А еще базилисса Склирена оказалась весьма расчетливой и хладнокровной дамочкой. То есть именно такой, какая и могла выжить и успешно править страной в Средневековье. Судьбу Исаака Комнина она решила мгновенно, едва только доставленного с Кипра пленника вытряхнули из носилок и явили пред ее подведенные темной синевой очи.

Бывший кипрский деспот, надо отдать ему должное, перед ликом правительницы не струхнул, даже попытался сказать что-то в свое оправдание. Застывшая фигура на троне чуть повела пальчиком. Позади ромея выросли две молчаливые и грузные фигуры в темно-синих одеяниях внутренней стражи Палатия. Фон Райхерт еще успел заметить, как взлетела, захлестываясь петлей, пресловутая серебряная цепь, плод выдумки Ричарда Плантагенета, и отвернулся. Звуков, впрочем, почти не было – единственный сипящий выкрик да шлепанье кожаных подошв по мраморным квадратикам пола. Выполнив приказ, стражники извлекли заранее припасенный вместительный мешок, затолкали в него обмякшее тело и деловито утащили прочь из тронного зала.

«Византия, – растерянно подумал про себя германец, – ведь она такая и есть, как описывалась в хрониках. Новой правительнице совершенно ни к чему выходец из былой династии базилевсов, и наилучшим выходом она полагает быструю казнь вероятного бунтаря. Без всяких судебных процедур, обвинений и обжалования приговора по инстанциям. Абсолютная тирания в ее идеальной форме. Если эта женщина пожелает, нас тоже выволокут отсюда в завязанных мешках».

Аудиенция оказалась до смешного короткой. Франков сухо и коротко поблагодарили за оказанную Империи услугу, пообещали всемерное содействие в их богоугодных замыслах – и подоспевший сановник-распорядитель самым недвусмысленным образом подтолкнул гостей к выходу. Заготовленная речь мессира фон Райхерта пропала втуне, никому из посланцев даже рта не позволили раскрыть.

Обнадеживало только одно: за дверями тронного зала их и в самом деле поджидал челядинец, на внятной латыни известивший германца и де Фармера о том, что им надлежит следовать за ним. Прочих же гостей Палатия препроводят к воротам, где им вернут отобранное имущество.

На сей раз местом ожидания стала довольно уютная небольшая комнатка с видом на хмурое зимнее море и заранее накрытым столом.

– Я же говорил! – нарочито бодро провозгласил барон Мелвих, устраиваясь на тяжеленном табурете и с любопытством разглядывая местные блюда. – Перекусим, а там тем временем и аудиенция закончится.

Мишель кивнул в знак согласия, прошел туда-сюда по комнате, зачем-то подергал кованую решетку на полукруглом окне и шепотом высказался:

– Странно как-то… Почему императрица совсем не пожелала с нами разговаривать?

– Может, не хотела обсуждать дела Крестового похода при своих советниках, – предположил фон Райхерт. – В Византии недолюбливают иноземцев, но принять посланцев от короля-крестоносца было необходимо. Вот ради нас и изобразили эдакое дипломатическое расшаркивание.

– Не понимаю, – честно признался де Фармер. Обошел стол, принюхался к острым и пряным ароматам незнакомой пищи. То ли в шутку, то ли всерьез поинтересовался: – Как думаешь, нас не отравят?..