Книга Центурион - Саймон Скэрроу

— Ну, а что? Этим людям вот-вот выходить в поход. Думаю, они безусловно заслужили глоток-другой. Принеси старого доброго. Кажется, у канцеляриста осталось несколько кувшинов.

— А почему б тебе, отец, не отправить за ним кого-нибудь другого? — заупрямилась Юлия.

— Мне бы хотелось, чтобы это сделала именно ты. Ну давай, быстренько.

Секунду Юлия сидела неподвижно, но под упорным взглядом отца с тягостным вздохом поднялась и вышла, демонстративно хлопнув за собой дверью.

— Так ли уж это было необходимо? — спросил Катон.

— Ничего. Она моя дочь. И я буду делать все для ее защиты. В том числе и ограждать от того, что ей, для ее же собственного блага, знать не следует. Скажем, всю эту затею Лонгина. Я чувствую, что вы оба что-то недоговариваете. Позвольте узнать, что именно?

— Как вы сейчас изволили сказать, господин посланник, — Катон туманно улыбнулся, — есть вещи, знать которые небезопасно.

— Хватит блуждать вокруг да около, Катон! — сорвался вдруг Макрон. — Мне это уже надоело. Я солдат, язви меня жаба, а не шпион.

— Макрон, — предостерегающе одернул Катон. — Не надо.

— Да брось ты! — рубанул тот воздух ладонью. — Дай слово сказать. Если этот ублюдок Лонгин собирается повести нас всех на погибель, то я хочу хоть кому-то дать знать, отчего это происходит. Кому-нибудь, кто может по возвращении в Рим рассказать правду, как оно все было.

— О какой правде идет речь? — задал вопрос Семпроний.

— А вот о какой, — ответил Макрон. — Дело в том, что Лонгин спит и видит себя в пурпурной тоге императора. Отсюда и все его амбиции.

Семпроний перевел взгляд на Катона.

— Это… правда?

Тот сердито покосился на друга, после чего глубоко вздохнул и, набравшись решимости, приступил к объяснению:

— Мы так полагаем. Хотя достаточных свидетельств тому у нас нет. Ему удается хорошо скрадывать следы. Похоже, суть вот в чем. Ему нужна победа, чтобы создать себе достойную репутацию и показать, какой он верный и истовый слуга Рима и императора. Для чего он, собственно, и послал нас с Макроном впереди основной колонны. По идее, это был путь в никуда, и мы, в сущности, должны были погибнуть. Для Лонгина это было бы избавлением от неудобных для него людей, которые что-то знают про его замыслы.

Семпроний, прежде чем что-то сказать, вдумчиво оглядел их обоих.

— Если это так, избавление от вас встанет ему дорого.

— Желать нам смерти у него есть веские причины.

— То есть вы не просто строевые офицеры. Я верно вас понимаю?

Катон вместо ответа строго взглянул на Макрона, который, сердито пожав плечами, уставился в окно.

С минуту висела неловкая тишина, которую Семпроний, кашлянув, сам же и прервал:

— Смею вас заверить, что я и сам преданный слуга императора Клавдия. И мне можно доверять. Однако разговор у нас сейчас не только об этом. Мне досконально известно, Катон, что у тебя с моей дочерью сложились отношения, которые поверхностными назвать никак нельзя. Юлия мне обо всем рассказала. Обо всем. Ты понимаешь, о чем я? Из чего, по моему разумению, следует, что ты желаешь сделать ее своей женой. Верно?

Ум Катона заметался, пытаясь вписаться в нежданный поворот, который стал принимать этот разговор. Его, Катона, искреннее чувство к Юлии вступало в противоречие с необходимостью удерживать в тайне подлинную цель их с Макроном пребывания в восточных владениях империи. Семпроний, вероятно, почувствовав эту двойственность, продолжал:

— Как и Лонгина, меня сложно назвать глупцом, Катон. За всем тем, о чем ты сказал, чувствуется рука Нарцисса. Я отец Юлии. Прежде чем давать согласие на ваш брак, мне необходимо знать, что она будет в безопасности. Что, связав свою жизнь с тобой, она тем самым не окажется под угрозой. Я хорошо сознаю все перипетии и риски солдатской службы. Но даже они блекнут перед рисками, в которых оказывается человек, находясь в услужении у Нарцисса. Я добиваюсь лишь того, чтобы ты был со мною откровенен. Скажи мне, ты имперский агент?

Катон почувствовал себя в западне. Вот уж действительно, так просто и не выкрутишься. И никакой шутливый или поверхностный ответ не поможет скрыть правду. Кроме того, Семпроний, очевидно, уже и сам догадывался о многом — чуть ли не обо всем — из того, что сейчас сказал ему Катон. Так, он уже знал, что два эти офицера служат у имперского секретаря.

— На восток нас послал Нарцисс, для сбора сведений о Лонгине, — нехотя сознался Катон.

С той самой поры, как они с Макроном волей-неволей взялись выполнять поручения Нарцисса, переделок на их долю выпало столько, что из рядов Второго легиона мало кто может с ними в этом потягаться. Катону более всего хотелось возвратиться к обычной воинской службе, свободной от тайных заговоров и политических распрей, составляющих, казалось, саму сущность имперского секретаря. С глубоким вдохом Катон продолжил:

— Нарцисс заподозрил, что проконсул предполагает использовать восточные легионы в своих тайных притязаниях на императорский трон. Нам с Макроном удалось эти намерения расстроить, и теперь Лонгин заметает следы. Если с нами что-нибудь случится, прошу вас довести до Нарцисса, что для подтверждения нам не хватило прямых доказательств. А вообще мы не имперские агенты. Мы с Макроном обыкновенные солдаты. Просто как-то угораздило очутиться в одной заварухе с Нарциссом.

Семпроний с печальной улыбкой сказал:

— Вы не первые и не единственные, с кем такое произошло. Так уж он, этот Нарцисс, действует. Кого-то он вербует напрямую. Кого-то берет подкупом. Иные вынуждены работать на него из-за угроз. Людей вроде вас просто медленно засасывает в трясину его заговоров и интриг. А потому мой вам совет: если уцелеете в этом предстоящем походе, держитесь от него как можно дальше. Какие бы награды он вам ни сулил, возвращайтесь к своему солдатскому бытью, и дело с концом.

— Вот был бы денек, — угрюмо вздохнул Макрон.

— Да, ничего отрадней не могу себе и представить, — в тон ему сказал Катон. Подавшись вперед, он скрестил на столешнице руки. — А… Юлия?

— Что Юлия?

— Вы мне даете позволение на ней жениться?

Семпроний оглядел молодого офицера:

— Нет. Во всяком случае, пока.

Ответ саданул как молотом, грозя поглотить волной горечи и отчаяния.

— Но почему?

— Ты же сам сейчас признал, что в ближайшие дни тебя ждет большая опасность. Тем не менее если ты останешься жив и вернешься в Пальмиру целым и невредимым, если сумеешь благополучно завершить свои дела здесь, на востоке империи, то тогда свое согласие я дам. Но не ранее.

Катон ощутил прилив облегчения, хотя очень уж он был нагружен перечнем препятствий, которые предстояло одолеть. И Катон с мрачной торжественностью произнес:

— Я буду жить.