Книга Итальянец - Анна Радклиф

Маркиза полулежала на софе перед окном. Ее неподвижный взгляд был устремлен на открывавшийся ее взору простор, однако она, казалось, ничего не замечала. Черты ее все еще красивого лица застыли в гримасе, выражавшей недовольство и физическое недомогание. Увидев Скедони, она слабо улыбнулась и протянула ему обе руки. От их холодного прикосновения Скедони невольно содрогнулся.

— Я так рада видеть вас, мой дорогой друг, — только промолвила маркиза. — Мне так не хватало вашего общества, особенно сейчас, когда мне нездоровится.

Она знаком велела слуге оставить их. Скедони, приближаясь к ней, почувствовал странную тревогу, впервые подумав о маркизе как о враге его родной дочери. Ему стоило труда скрыть это. Однако приветливость маркизы помогла ему быстро совладать с собой.

— Дочь моя, когда вы отсылаете меня и ваш доминиканец лишен общения с вами, он всегда предстает перед вами после разлуки несколько неуверенным в себе.

После взаимных комплиментов и любезностей воцарилась недолгая пауза, ибо каждый словно предоставлял другому начать разговор, который более всего интересовал и пугал обоих. Если бы Скедони не был столь поглощен своими мыслями и опасениями, он бы сразу заметил необычное состояние маркизы. Казалось, она была напряжена до предела, щеки ее то вспыхивали, то бледнели, глаза избегали его взгляда, дыхание было неровным. Она хотела, но не решалась спросить об Эллене у того, кого уже считала ее убийцей.

Скедони, хотя внутренне и более спокойный, тоже не спешил встретиться взглядом с маркизой, которая вдруг вызвала в нем чувство, похожее на гнев. Однако каждая секунда молчания лишала его решимости и даже способности произнести имя Эллены. Он боялся, что сразу же, без обиняков, скажет маркизе, что девушка жива. А ведь ему прежде предстояло подготовить маркизу, рассказав ей о благородном происхождении девушки, а затем уговорить ее и успокоить.

Но маркиза опередила его.

— Святой отец, — сказала она с печальным вздохом, — я всегда искала у вас утешения и всегда находила его. Вы знаете, что более всего мучает меня. Могу ли я считать, что причины моего беспокойства отныне уже не существует? — Здесь она остановилась и, помолчав мгновение, добавила: — Могу ли я надеяться, что мой сын более не будет пренебрегать своим сыновним долгом?

Скедони, опустив глаза, ответил не сразу, словно собирался с мыслями.

— Главной причины вашей тревоги и озабоченности более нет, маркиза, — промолвил он наконец и тут же снова умолк.

— Как? — воскликнула маркиза, и в голосе ее он уловил испуг и нотки недоверия. — Вам не удалось, святой отец? Значит, она жива?

Прямота вопроса, взгляд, устремленный на монаха, свидетельствовали о крайней степени ее волнения и нетерпения.

— Развейте мои опасения, святой отец. Избавьте меня от мучительных терзаний, умоляю вас. Скажите, что вы совершили правосудие и она понесла заслуженное наказание.

Скедони поднял глаза на маркизу, но снова опустил их. Ужас и отвращение охватили его.

И хотя ничего не отразилось на лице монаха, маркиза была напугана тем, что увидела в его глазах. Таким она его не знала. Но это еще больше усилило ее нетерпение, и она повторила свой вопрос, теперь уже решительно и требовательно.

— Я выполнил самое главное, — сказал Скедони. — Вашему сыну более не грозит позор недостойного брака.

— Что же не удалось вам сделать, святой отец? — настаивала маркиза. — Я догадываюсь, что в чем-то вы потерпели неудачу.

— Я бы не назвал это неудачей, маркиза. Самое главное все же удалось сделать — спасти честь вашей семьи… А также спасена жизнь…

Голос его дрогнул, и казалось, он вновь пережил ужас того момента, когда склонился над собственной дочерью с кинжалом в руках.

— Спасена жизнь? — непонимающе воскликнула маркиза. — Объяснитесь, святой отец!

— Она осталась жива, — ответил Скедони. — Но вам более нечего ее опасаться.

Маркиза была потрясена не столько тоном, каким это было сказано, сколько тем, что означали для нее эти слова. Она изменилась в лице.

— Вы говорите загадками, святой отец, — нетерпеливо и резко промолвила она.

— Отнюдь нет, маркиза. Я говорю прямо: она жива.

— Я это поняла, но вы сказали, что мне более нечего опасаться.

— Я сказал вам правду, — быстро перебил ее монах. — И ваша добрая натура должна возрадоваться, ибо справедливость позволяет вам теперь проявить милосердие.

— Все эти комплименты и красивые слова, — резко возразила маркиза, не скрывая раздражения, — подобны праздничному наряду, который надевают в ясный погожий день. Но дни мои ненастны, и я нуждаюсь в здравомыслии и трезвой оценке. Расскажите мне об обстоятельствах, столь резко изменивших все, святой отец, прошу вас, только немедленно и как можно короче!

Это позволило Скедони, пустив в ход все свое красноречие и дар убеждения, представить маркизе в наилучшем свете историю семьи Эллены и умело сочинить вполне правдоподобную версию того, как ему удалось узнать все это. Далее он приложил все силы, чтобы смягчить сердце маркизы и склонить ее к согласию на брак ее сына с Элленой.

Маркиза с нетерпением ждала, когда он закончит свой рассказ. Она, помимо жестокого разочарования, испытывала также гнев и раздражение. Поэтому, когда он умолк, она более не сдерживала себя.

— Похоже, вы тоже пали жертвой чар этой девицы, — зло заметила она. — Как могли вы оказаться столь легковерным, что поверили этой выдумке? Ведь она могла прибегнуть ко лжи! Признайтесь, скорее всего, в самый последний момент решимость оставила вас, и теперь вы пытаетесь как-то оправдать свое малодушие.

— Я не так легковерен, как вы полагаете, маркиза, — помрачнев, ответил монах, — кроме того, я привык поступать так, как считаю нужным и как мне велит справедливость. На ваше обвинение в малодушии я вообще не стану отвечать. Не в моем характере оправдываться. Еще никто не мог упрекнуть меня в вероломстве.

Испугавшись, что гнев заставил ее перейти границы осторожности, маркиза попросила прощения, сославшись на свою обеспокоенность тем, что произошло. Скедони милостиво принял ее извинения, ибо каждый из них сознавал, сколь он зависит от другого. Затем постарался убедить маркизу, что многое из того, что он рассказал об Эллене, подтверждено другими весьма надежными источниками, намекнув на некоторые обстоятельства, и еще раз доказал, изощренно и легко, как его собственные интересы могут взять верх над истиной. Будучи уверенным, что маркиза ничего не знает о его прошлом, он даже рискнул открыть ей такие подробности о семье Эллены, которые вполне могли вызвать подозрение у маркизы относительно его чрезмерной осведомленности.

Хотя эти заверения не убедили и не успокоили маркизу, она старалась казаться спокойной и более не выдавать себя. Тем временем Скедони деликатно коснулся чувств юного Винченцо к Эллене и постарался убедить маркизу в том, что они достойны понимания. Ее согласие на брак сына с избранницей его сердца принесет маркизе долгожданное успокоение. О себе добавил, что, сколь искренне он ранее осуждал юношу за недостойный выбор, теперь же, узнав правду об Эллене, столь же искренне готов помочь ему. Он также не преминул легонько пожурить маркизу за сословные предрассудки и выразил уверенность, что это не помешает ей быть мудрой.