Книга "Номер один" - Бен Элтон

— «Поддержать», Родни? Так вот как это называется? Вообще-то, насколько я помню, это тебе требовалась поддержка, особенно после того, как ты перебрал лишнего и не смог оказаться, так сказать, на высоте положения.

У Родни отвалилась челюсть, Берилл жестоко захохотала, а Кельвин решил, что на этот раз хватит.

— Итак, — сказал он, — я говорю «да». Берилл?

— О, определенно. Я говорю «да».

— Родни?

Родни скорчился сильнее прежнего, сжавшись под яростным, твердым взглядом женщины, которую он использовал и теперь должен был предать.

— Пожалуйста, Кельвин, — проскулил он, — она и так прошла на ваших двух голосах.

— Родни, люди хотят знать твое мнение. Мне нужен ответ, и я думаю, что ты его знаешь.

Выбора у Родни не было. Кельвин был боссом. Должность в шоу «Номер один» полностью изменила жизнь Родни, превратив его из безвестного середнячка в знаменитую телевизионную персону, человека, который регулярно получал приглашения на корпоративные поездки для игры в гольф. Он не мог отказаться от этого. Просто не мог. К тому же разве Иона могла унизить его еще сильнее?

— Прости, Иона. Я не думаю, что у тебя получится сыграть вживую.

Иона некоторое время стояла неподвижно, пристально глядя на Родни.

— Ну что ж, — сказала она, — значит, мне придется еще постараться, чтобы произвести на тебя впечатление. Верно, Родни?

«Все ко мне домой»: Грэм и Миллисент

Кельвин положил конец страданиям Миллисент во время последнего тура перед финалом. В части шоу под названием «все ко мне домой» каждый судья якобы забирал группу полуфиналистов в собственный дом на период интенсивной подготовки и «наставления». В реальности участники проводили в домах судей ровно столько времени, сколько требовалось им для того, чтобы спеть свою песню и услышать, прошли они в финал или нет.

Говоря по совести, изначально планировалось, что на этой стадии конкурса будет идти настоящая подготовка, но, когда в головах у судей прояснилось и они начали понимать, что придется на самом деле общаться с двенадцатью отчаявшимися, испытывающими благоговение перед знаменитостями незнакомцами у себя дома, они быстро передумали и решили не вносить столь большого вклада в создание шоу.

— Ты правда думаешь, — ахнула Берилл, говоря за всех троих (включая Кельвина, которому принадлежала эта идея), — что я позволю двенадцати отчаявшимся поганым ничтожествам, которые вылезли из-под какого-то замшелого английского пня, расхаживать по моему прекрасному дому и пользоваться моими унитазами? Я всю свою жизнь работала ради того, чтобы оставить этих людей в прошлом! Из-за них у моих ворот стоят охранники, прогоняющие их вон! Это те ублюдки, которые просят у меня автографы, пока я пытаюсь проскользнуть на прием к своему хирургу. Я ненавижу этих людей. Я поздороваюсь с ними у двери, но внутрь они не войдут. Можете провести их за домом, чтобы они спели у бассейна. Если им нужен туалет, пусть воспользуются туалетом для садовников. Они ни за что не войдут в дом, вы меня слышите?

Домом, в двери которого будет разрешено постучать группе конкурсантов, был особняк Берилл в Лос-Анджелесе. Кельвин не был готов пойти даже на это; он не согласился использовать ни один из домов, где он действительно жил. Его «группе обучающихся» было позволено поглазеть, застыв в завистливом ошеломлении, на его ранчо в Марокко, которое было куплено для вложения денег. Как и у Берилл, в дом никого не пускали.

— Они могут выступить на веранде, — сказал Кельвин, — а переоденутся пусть в тренажерном зале.

— А можно им быстренько окунуться в бассейн? — спросил Трент, отчаянно желавший снять достаточно кадров, чтобы поддержать легенду, будто судьи до определенной степени проявляют гостеприимство. — Берилл не разрешает.

— Хорошо, но пусть сначала обязательно примут душ. И пусть, мать твою, обязательно сдадут фотоаппараты и сотовые за милю до ворот.

Родни с радостью разместил бы свою группу у себя дома, но это не решало проблему Трента, потому что, увы, домом Родни являлась всего лишь ничем не примечательная квартира в Баттерси. Кили изо всех сил нахваливала его дом в своих сюжетах.

— А группа, которую будет обучать Родни, — в восторге кричала она, — сейчас отправится в его роскошный пентхаус в старом добром Лондоне с видом на романтичную Темзу!

Но, что бы она ни говорила, домом Родни не был ни голливудский особняк, ни ранчо в Марокко. Он был всего лишь квартирой в Баттерси.

На этой стадии конкурса самым сложным моментом для технологического отдела всегда были вопросы переезда и размещения. Отобранных конкурсантов следовало отвезти в один из домов, расселить поблизости в самом дешевом мотеле и снять на фоне различных достопримечательностей, чтобы доказать, что они туда прибыли («Я не могу в это поверить, я из Лидса, а стою на Сансет-бульваре!»), а потом как они бродят по роскошной территории вокруг домов Кельвина и Берилл, но не по квартире Родни («Я всегда верила в свою мечту, но после того, как я все это увидела, мне захотелось мечтать еще сильнее»).

Затем шли сами «прослушивания», что означало съемки двенадцати разных номеров в каждом из трех различных и проблематичных мест, где специалистам приходилось снимать обувь и применять «правило кляпа», прежде чем спросить разрешения поискать розетку. После чего все ехали обратно домой. Возвращения осложнялись к тому же необходимостью снимать отсеянных конкурсантов, которые с заплаканными лицами смотрят из окна самолета и размышляют о том, как сообщить своим погрязшим в нищете семьям, что им не видать мучительно вымечтанных славы и состояния.

Многочисленные издевательства, через которые Кельвин провел Грэма и Миллисент, наконец закончились у бассейна Кельвина. Они только что спели «Don't Go Breaking My Heart», старый хит Элтона Джона и Кики Ди. Как и раньше, Миллисент успешно выводила мелодию, а Грэм придерживался рок-приемов и сипел, чтобы скрыть свои недостатки. Как и раньше, Кельвин сделал черное белым без малейшего стыда.

— Миллисент, — сказал он, — то, как ты спела эту песню, разбило мое сердце.

Эта фраза висела в воздухе достаточно долго, и у Миллисент снова отвалилась челюсть, показав ее толстый, бледный, уже знакомый всем язык.

— Боюсь, игра окончена. Грэм больше не может тащить тебя, я больше не могу тащить тебя. Я дал тебе отличную возможность работать, учиться и расти…

— Но я работала, — выдавила Миллисент, на секунду обретая голос.

— Но ты не научилась и не выросла.

— Люди говорят, что я хорошо пою!

— Какие люди, Миллисент? Которые выпускают записи? Которые делают поп-шоу? Я так не думаю, дорогая. Правда в том, что ты ужасно поешь, и ты совершенно не должна была дойти до такой высокой ступени в таком серьезном шоу. Мы все знаем, почему ты здесь. Ты здесь благодаря своему партнеру, святому и безгранично терпеливому Грэму. Мы хотели оставить его, поэтому оставили и тебя, но дальше это продолжаться не может. Повторяю, это серьезное шоу… Я очень серьезно отношусь к музыке. Музыка — это самое важное. Мне безразличны личности и пустые надежды и мечты людей. Меня интересует пение, не больше и не меньше, а ты, дорогая, не умеешь петь. Прости, но это факт. И поэтому я отправляю вас обоих домой. Грэм, Миллисент. До свидания.