Книга Сердце Мириаля - Мэгги Фьюри

Аморн каким-то чудом сумел улыбнуться.

— Когда дело доходит до поединка воли, я готов поставить на тебя все свои сбережения.

— Ты так думаешь? Тогда почему я не могу выиграть самый важный поединок и убедить их сохранить тебе жизнь? — Авеола сжала кулаки. Она едва заметно дрожала, стараясь держать себя в руках. — После этой ночи я тебя больше не увижу.

Хотя она была ростом лишь на пару дюймов ниже Аморна, сейчас она казалась совсем маленькой и хрупкой. У нее отняли удобный и практичный кожаный костюм чародея и взамен обрядили ее в мешковатое белое одеяние из какой-то невесомой и полупрозрачной ткани — одеяние, нисколько не защищавшее от промозглой сырости осенних ночей. На ногах у нее были узенькие туфли без задников — в грязи или на камнях они развалятся в первый же день пути Как видно, такая одежда должна была помешать бегству Авеолы, но безупречная белизна ткани отняла у ее бледного лица последние краски жизни, обратила ее в бесплотный призрак. Длинное просторное одеяние сделало ее похожей на жертву, готовую взойти на алтарь. Аморн полюбил эту женщину с первого взгляда, с первой встречи, но прежде не сознавал, как сильна его любовь, и понял это лишь сейчас, перед самой смертью. Сердце его словно переполнилось теплым нежным светом, заново озарившим все его деяния. Поздно, слишком поздно пожалел он о том, что открыто вступил в схватку с архимагом. Если б не его глупость и гордыня, они с Авеолой могли быть вместе до конца своих дней! Как жалел Аморн, что не может сейчас бежать вместе с ней и укрыться — все равно где, лишь бы там они были вместе и счастливы!

Должно быть, эти чувства отразились на его лице. Он шагнул к Авеоле — и в тот же миг она метнулась к нему с привычным проворством и грацией прирожденного мечника Вновь они слились в объятии, осыпая друг друга жаркими неистовыми поцелуями, в лихорадочной спешке сорвали друг с друга одежду — и их подхватил безудержный поток любви и боли, желания и гнева, страсти и отчаянья.

А потом все кончилось, и они лежали, прильнув друг к другу, на широкой мягкой кушетке, ослабевшие, опустошенные страстью. Твердой от боевых мозолей рукой Авеола провела по лицу Аморна, пальцами нежно очертила каждую его линию, навсегда запечатлевая их в памяти.

— В моем сердце, — прошептала она, — мы всегда будем вместе — вот так.

И они обнимали друг друга, наслаждаясь каждым мигом бесценной близости, покуда за Авеолой не пришли стражники.

Она осталась стойкой до конца — не рыдала, не цеплялась за него, берегла свое достоинство и гордость Аморна перед лицом стражников, которые были прежде ее собратьями по Тайному Совету. Аморн хотел отдать ей свой плащ, чтобы защитить от осенней сырости, но она отказалась наотрез. Только позже той ночью понял он причину отказа: Авеола знала, что теплая одежда пригодится ему самому. Тогда он отдал ей свое кольцо — реликвию его рода, скованную из магического золота. Кольцо сияло и переливалось внутренним пламенем, словно метал был живой. В нем таились могучие силы, подвластные лишь человеку одной с ним крови, так что Авеола не могла воспользоваться кольцом, но Аморну это было безразлично. Ему кольцо больше не понадобится, а у нее останется память о нем — и это самое важное.

Когда стражники уже собрались увести Авеолу, с порога она обернулась, протянула руку — и кольцо на ее пальце полыхнуло живым пламенем. Серые глаза ее уже влажно блестели от слез. Кольцо да эти слезы — вот и все, что он оставит ей на память. Такой Аморн и запомнил Авеолу, Больше он ее не увидел — до сегодняшней ночи, когда он превратился в бессердечного чужака лорда Блейда, а прекрасное лицо его возлюбленной, бесстыдно исковерканное шрамом, повторилось в сероглазой женщине, что явилась ниоткуда и исчезла в снежной ночи.

Глава 22. ДЕСЯТИННЫЕ ПЕЩЕРЫ

Ох, и зачем я только решила, что нам стоит сюда забраться? Я, должно быть, спятила! Тулак оглянулась назад — и совершенно зря. Хотя диковинный шарик Вельдан давал совсем немного света и различить что-то в метельной ночи было невозможно, оглянувшись, старая наемница мгновенно вспомнила, что под ними вниз на сотни футов тянется отвесная пустота. У Тулак свело живот от сосущего страха. Где-то там, далеко внизу, скрытый за полосой леса, стоит ее дом… и сейчас давно постылое жилище показалось ей вдесятеро желанней. Наемница с тоской подумала о своей широкой и мягкой постели, об очаге, в котором так славно трещит огонь, о кувшине с выпивкой…

Не смей хныкать! Еще вчера ты мечтала о приключениях! Что, забыла? Тулак сильнее стиснула коленями бока дракена, поудобнее перехватила ноющими от боли руками обмякшее тело Вельдан и решительно перевела взгляд наверх — туда, где, судя по словам Каза, между ними и вершиной кряжа тянулись еще сотни три футов каменистого склона и осыпи.

— Осталось немного. — Даже мысленный голос Каза звучал так, точно дракен едва переводил дух, — и Тулак немедленно устыдилась своего малодушия. В конце концов, карабкается вверх по отвесному склону именно бедняга Каз, а не его спутницы. Он полз и полз все дальше, хрипло дыша в такт своим движениям, жадно хватая разинутым ртом морозный воздух. Глубоко задышав — скорее из солидарности с дракеном, чем по необходимости, — Тулак огляделась по сторонам, но ничего не увидела.

— Дай-ка я тебе помогу, — прозвучал в ее мыслях голос дракена. — Во всяком случае, для Вельдан это срабатывает.

— Сохрани нас Мириаль! — Перед мысленным взором Тулак вдруг во всей своей мрачной красе развернулся окрестный пейзаж.

— Ты видишь то, что вижу я, — самодовольно сообщил Каз.

— Ну, чтоб мне утопиться в собачьем дерьме! Уж теперь-то я точно повидала в жизни все!

— Держись меня — еще не то увидишь, — хихикнул дракен. Тулак смахнула с ресниц намерзший иней и хорошенько огляделась вокруг. Высокий кряж, по склону которого они сейчас карабкались, был, по сути, отрогом горы Халкар, и его вершина с плоской макушкой высилась как раз справа от наемницы. Тулак поежилась, дрожа от холода. Ветер здесь был так силен и неистов, что снег не падал, а стелился параллельно земле, и убийственный мороз пробирал до костей. Его хищные ледяные пальцы проникали и под несколько слоев теплой одежды, даже и добротная овчина от них не спасала. Пронизывающий холод высасывал из Тулак остатки сил, цепенел тело, болью отзывался в костях. Зубы старой наемницы выбивали отнюдь не веселую барабанную дробь. А уж бедной Вельдан и вовсе ни к чему здесь торчать, мрачно подумала Тулак.

— Ну, отдохнул? — окликнула она Казарла. — Нечего нам здесь задерживаться.

— Я готов. С Велъдан все в порядке?

— Пока держится, но, думается мне, чем раньше мы доставим ее в укрытие, тем лучше.

Еще не договорив, Тулак ощутила, что Каз изготовился двигаться дальше.

— Держись крепче, — предостерег он. — Ну, вперед!

Голова Тулак резко откинулась назад — дракен стремительным прыжком ринулся на штурм склона. Впиваясь в камень острыми когтями, он карабкался вверх ловко, точно ящерица. Тулак слышала, как с шумом и грохотом осыпаются из-под его лап камни, катясь вниз, в долину. На минуту дракен остановился передохнуть в расселине, наискось перечеркнувшей отвесный склон, — и снова, прежде, чем Тулак успела собраться с мыслями, рванулся вперед, последним усилием мускулов вымахнув на плоскую вершину горы.