Книга Расемон - ворота смерти - И. Дж. Паркер

— С-сь… Затрудняюсь сказать, господин. Запись делал не я, а кто-то другой.

— Ну и сколько стоил этот заказ в прошлый раз? — поинтересовался Акитада.

Писца передернуло от столь грубого вопроса, однако он ответил:

— Щедрое было пожертвование — четыре слитка серебра.

— Четыре слитка серебра! — вскричал Акитада, которому даже не пришлось изображать возмущение. — Ну нет, здесь что-то не то. Матушка никогда не рассталась бы ради этого с четырьмя серебряными слитками! Нет, боюсь, я все-таки ошибся. Пожалуй, сначала посоветуюсь с ней, прежде чем заказывать. Благодарю вас за хлопоты.

— Хм… С-сь… Как вам угодно, господин, — сказал монах с обиженным видом. — Будем ждать вас с нетерпением!

Молодой монах, явно разочарованный, проводил их к выходу.

— Не хотят ли господа, чтобы я показал им что-нибудь еще? — предложил он. — Может быть, достопочтенной матушке благородного господина полегчает после молитвы, читаемой самим настоятелем? Всего небольшое пожертвование монастырю — и имя вашей матушки включат в молитвенный список.

Монастырь жил пожертвованиями паломников, и глаза молодого монаха выражали такую надежду, что Акитада выудил из пояса горстку серебряных монет.

— Этого достаточно? — спросил он.

Монах принял деньги с улыбкой, непрестанно кланяясь.

— О да, господин! Подождите минутку! — Он бросился в контору, откуда вскоре вышел с распиской и извещением. — Я все уладил, господин.

Акитада всей душой надеялся, что матушка никогда не узнает об этом. Вспомнив про беглеца Исикаву, он поинтересовался:

— А многие приходят к вам поступать в монахи? Такого же возраста, как вы.

Монах посмотрел на него с удивлением:

— Да вообще-то нет, господин. Почти всех нас отдали сюда еще детьми.

— Понятно. А то я знавал одного красивого и умного юношу примерно лет двадцати, который мог постричься в монахи на прошлой неделе. Любопытно, не сюда ли он попал?

— Только не на прошлой неделе, господин. Новеньких такого возраста к нам не поступало уже много месяцев.

Когда они расстались со своим проводником и сели в седла, Тора с усмешкой заметил:

— А вы потихоньку учитесь врать, хозяин. Кстати, хотелось бы знать, кто такой этот подозрительный малый? Если он заказал молебен в день исчезновения принца, то, наверное, тоже состоял в заговоре.

На отпущенный ему комплимент Акитада не ответил, однако промолвил:

— Наш приятель Сакануоэ имеет слабость к переодеванию. Он не поскупился на четыре слитка серебра, чтобы заказать сутру, которую монах должен был распевать за святилищем в то время, когда принц обычно распевал ее внутри. — И, помолчав, мрачно добавил: — Это говорит о том, что Сакануоэ задумал убийство заранее. До сих пор не понимаю одного: почему друзья Ёакиры признали, что принц мертв. Что убедило их в этом? — Он вдруг натянул поводья. — Стой, Тора! Мухи! Возле статуи Будды вились мухи. Возвращаемся обратно!

Издав страдальческий стон, Тора повернул за хозяином. Они скакали к святилищу галопом. Акитада взлетел на веранду, перепрыгивая через две ступеньки. Когда Тора догнал его у статуи Будды, тот, подняв повыше зажженную свечу, постукивал по изваянию пальцами.

— А стоит ли? — опасливо спросил Тора.

Ленивая муха поднялась откуда-то из-за головы статуи, облетела вокруг пламени свечи и опустилась на нос Будды. Акитада обошел статую сзади и вдруг позвал:

— Тора, иди-ка скорее сюда! — Когда Тора приблизился, его хозяин внимательно разглядывал пол под ногами. В одном месте на темных досках виднелась маленькая светлая зазубрина. Акитада присел на корточки и пощупал ее пальцами. — Дай-ка мне свой нож.

Акитада просунул в щель лезвие, и доска в полу приподнялась, образовав отверстие площадью примерно сантиметров в тридцать. Оттуда пахнуло удушливым запахом гниения и вылетело несколько мух. Акитада и Тора вглядывались в зияющую чернотой дыру в полу. Дыра оказалась неглубокой. На расстоянии вытянутой руки в ней находилась шкатулка чуть поменьше размером, чем само отверстие. Рядом лежала кипа курительных палочек.

— Да это просто склад всякого религиозного добра, благовония для курильниц и все такое, — предположил Тора.

— Такие предметы не привлекли бы мух, — возразил Акитада и протянул руку, чтобы достать шкатулку. Тотчас же из дыры вылетело еще несколько мух. В шкатулке, судя по всему, когда-то хранился ладан. Акитада поднял крышку.

— Силы небесные! — вскричал Тора, попятившись. — Что это? — Одной рукой он зажал нос, другой махал, отгоняя назойливых мух. — Зверушка, что ли, дохлая? Да по ней черви ползают!

— Это человеческая голова, — вздохнул Акитада. — Голова старика с седыми волосами. Думаю, это голова принца. — Он закрыл крышку и осторожно вернул шкатулку на место. — Ее принес сюда Сакануоэ.

Тора побелел как полотно.

— Но зачем?! И где тогда другие останки?

— Возница говорил о просторном облачении своего хозяина. Под такой одеждой легко спрятать человеческую голову. Убийца рассчитывал, что ее найдут здесь как доказательство смерти, но Синода, который зашел сюда вместе с Сакануоэ, пока другие ждали снаружи, убедил его спрятать отрезанную голову.

Акитада восстановил в памяти день своих визитов к друзьям принца. Абэ, явно впавший в старческое слабоумие, затруднялся припомнить не только какие-то события, а даже имя представившегося ему Акитады. Янагида был охвачен религиозным пылом после того, как стал свидетелем чуда. И только Синода проявил рациональное отношение к истории в монастыре. Акитада вообразил, как сидит Синода, окунув ноги в поток, и сверлит проницательными глазами гостя, размышляя о его истинной цели. Он вспомнил, что говорил этот пожилой господин, как решительно отвергал любые подозрения и как в конечном счете начал даже угрожать Акитаде, продолжавшему настаивать на своем. И вдруг события той ночи представились ему во всей полноте как наяву. Теперь Акитада понял, что Синода утаил от него правду из тех же соображений, что руководили им, когда он прятал голову Ёакиры в то зловещее утро. В отличие от дряхлого полоумного Абэ и набожного Янагиды, от военачальника, который не согласился бы дурачить императора, Синода имел хорошую смекалку и твердый характер. Все это пригодилось ему, чтобы создать историю с чудом и тем самым не опорочить светлой памяти друга. Стало быть, вот какова эта истина, «истина внутри». Голова убиенного принца лежала здесь, запрятанная в глубинах святилища, как та самая истина, сокрытая теперь в глубинах памяти Акитады.

Он тяжело вздохнул:

— Да. Синода спрятал голову, но сделал это из любви к другу, а не для того, чтобы прикрыть убийцу. До этого момента Синода, конечно же, ни в чем не подозревал Сакануоэ, поскольку тот все время был у него на виду. Что касается тела, оно, я полагаю, осталось дома, скорее всего в одном из сундуков. — Акитада поднялся. — Что ж, пойдем. Мы увидели достаточно.