Книга Поставьте на черное - Лев Гурский

Сутулый ГАП отговорил свое вступление и присел на боковой стульчик, стоящий у торца бело-сине-красного стола, поближе к горке наградных бумажек и коробочек. Настала очередь Президента. Он кивнул своему Сухареву, грузно поднялся с места, взял в руку красную сафьяновую папку и медленно зачитал первую строку кондуита:

– Орденом «За личное мужество» первой степени на-граж-да-ет-ся Абаринцев Владимир Кузьмич, член Союза журналистов России, за объективное освещение событий на Северном Кавказе и проявленный при этом героизм…

«Интересно, – подумал я, глядя, как миниатюрный, похожий на быструю рысь, Абаринцев взбегает на сцену, – кто сочиняет эти наградные формулировочки? Так послушаешь, и можно подумать, будто один только этот Кузьмич освещает объективно, а все остальные репортеры – так, врут себе помаленечку. Дудят в чужую дуду, льют воду на чужую мельницу… Короче, проявляют вопиющую необъективность, которую никак не могут одобрить Администрация Президента, аллах и тульский спецназ».

Покамест объективный и героический Абаринцев ручкался с Президентом, я посматривал на секундную стрелку своих часов. Так-так. Процедура прикалывания ордена в петлицу заняла сорок семь секунд, вместе с улыбками и рукопожатиями – полторы минуты. При этом правый наружный карман президентского пиджака секунд тридцать был скрыт не только от зала, но и от бдительного ока начальника Службы ПБ. Если Президент на прощание обнимет этого Абаринцева – я выиграл. Стало быть, объятия положены по протоколу, и одно из них обязательно перепадет вашему покорному слуге. А тому большего счастья и не надо. Надеюсь, осмотрительный Сухарев не приказал портным зашить боковые карманы президентского костюма?…

На девяносто второй секунде ритуала Президент обнял награжденного журналиста, и я про себя удовлетворенно вздохнул. Все у вас теперь получится, Яков Семенович. Помимо великого множества отрицательных сторон, у официальных мероприятий есть хоть одна сторона положительная. Они все рутинны. Все проходят в соответствии с графиком, фантазии и импровизации здесь должны быть исключены. Поэтому мне надлежит успокоиться, перестать ерзать на стуле и просто сидеть на месте, дожидаясь, пока мне не подадут сигнала и пока Президент не скажет: «Орденом Дружбы народов на-граж-да-ет-ся…»

Все так бы и произошло. Мой замысел удался бы один в один.

Если бы наш Президент был человеком из железа или, допустим, из мрамора.

Если бы моя фамилия была не Штерн, а хотя бы Евтушенко.

К сожалению, Президент наш оказался обычным живым человеком, а сам список награжденных, невероятно длинный, составлен был в издевательски строгом алфавитном порядке. Первые полчаса наш глава государства честно соответствовал церемониалу. Он точно держал хронометраж, соблюдая все протокольные стадии. Рукопожатие – прикалывание – второе рукопожатие – финальные объятия. Аплодисменты, вспышки репортерских блицев, и все начинается по-новой. Рукопожатие – прикалывание -… Конвейер. Трое молодцеватых граждан с фамилиями Байкалов, Безуглый и Битюцкий и с одинаковой военной выправкой получили золотые звездочки Героев России – «за боевые заслуги в период охраны внутренних границ». Высоченный Блохин с носиком-кнопочкой удостоился Георгиевского креста с краткой формулировкой «за доблесть». Потом длинным косяком пошли Васильевы, Веденеевы, Головачевы, Доценки – некоторые из них были аж в двух экземплярах (не то братья, не то однофамильцы), и я очень скоро сбился со счета. Запомнились мне только взлохмаченная бородка престарелого толстяка-профессора Можейко, получившего почему-то медаль «За отвагу на пожаре», и еще орлиный разлет бровей пожилого красавца Мугиррамова, ставшего кавалером Трудового Триколора за успехи «в области высокогорного овцеводства». Вскоре после Мугиррамова я заметил, что наш Президент, кажется, потихоньку отступает от ритуала. Секундная стрелка подтвердила мои подозрения:

Президент явно начал уставать и по ходу дела принялся сокращать время каждой церемонии. Вручая орден знатному комбайнеру Николаеву, он уже ограничился одним вяловатым рукопожатием вместо двух, а майору внутренних войск Владимиру Сорокину, в одиночку задержавшему телефонного террориста, вместе с новеньким Боевым Триколором достались уже только дежурная президентская улыбка и дружеское похлопывание по плечу (вместо протокольных объятий). Мой математический расчет стал сыпаться, словно карточный домик, но я еще, дурак, на что-то надеялся. Окончательно надежды мои пошли прахом, когда после буквы «У» Президент сделал долгую паузу. Генерал-полковник Сухарев тут же поднялся с места и что-то пошептал на ухо Главе Администрации. Я и охнуть не успел, как на сцене произошла умелая рокировка: Президент в сопровождении начальника Службы ПБ и трех секьюрити из пяти отправился за кулисы, а его место занял седенький ГАП, который и продолжил церемонию раздачи слонов.

Разглядывая добрую полудюжину одних только Федоровых, гуськом поднимающихся на сцену за орденами и медалями, я запоздало подумал, что напрасно, черт возьми, замахивался на большое. В принципе меня бы даже устроило краткое общение и с левой рукой Президента, господином Батыровым. Несмотря на очевидные преимущества правой президентской руки, генерал-полковника Сухарева, штатский помощник, видимо, еще был на что-то способен. В условиях, когда рука руке вечно кажет фигу, мое письмецо, пожалуй, способно было весьма заинтересовать штатского Геннадия Викторовича и пробудить его от спячки… «Нет, не все еще потеряно», – думал я, получая коробочку с орденом из рук ГАПа (самостоятельно прикалывать награду к лацкану Глава Администрации, очевидно, не имел права). И пока ГАП скороговоркой бормотал положенные слова, я то и дело посматривал в сторону одиноко сидящего Батырова. Официальная церемония была мной проиграна, это ясно. Но у меня в запасе оставалась еще неофициальная часть. Президент с генерал-полковником едва ли останутся на банкет. Но, быть может, хоть Геннадий Викторович соизволит остаться в компании с журналистами, гостями и свежими кавалерами? В виде официального символа российской государственности? На радио «Эхо столицы» Геннадия Викторовича иногда называли Человеком номер 4, и мне сегодня очень захотелось поверить, что «Эхо» не заблуждается…

На сцене какой-то низенький и кривобокий Юркевич получил от Главы Администрации последнюю на сегодня награду – медальку лауреата Госпремии в области изящных искусств. Затем погасли разом жаркие софиты телевизионщиков, распахнулись еще одни двери, куда и повалил разом здешний народ, уже знающий, что к чему. Я присоединился к народу, одновременно пытаясь не потерять из виду советника Батырова. Останется или не останется на банкет? Сейчас для меня этот простенький вопрос был поважнее гамлетовского.

На мое счастье, Геннадий Викторович выбрал «быть». Когда толпа награжденных и приглашенных более-менее равномерно распределилась вокруг громадной буквы П шведского стола с выпивкой-закуской, я обнаружил предполагаемого Человека номер 4 где-то в районе верхней перекладины П. Батыров держал в руке маленькую рюмку, кивал мельтешащему рядом лауреату Юркевичу, а сам по-прежнему высматривал кого-то в толпе. И, по-прежнему, не меня. «Что ж, – подумал я, – мы не гордые: раз нас не знают в лицо, самое время представиться. Яков Штерн, кавалер ордена Дружбы народов, частный детектив, просит небольшой аудиенции. Да-да, дело чрезвычайной секретности…»