Книга Черное солнце - Валерий Большаков

Тимофей придал лодке движение, подработал рулями и пристал в том месте, где к гавани спускались ступени неширокой лестницы, а в гранит были вделаны бронзовые кольца, позеленевшие от времени.

Сихали покинул своё место за пультом и двинулся к люку, бросив короткое:

— Выходим. Фонари не забудьте — они здесь, в переходном отсеке. «Дипскауту» ещё идти и идти. Сходим пока на разведку…

Перебраться на берег было делом секундным. Следом полезли Кермас и Помаутук, Шурик с Ильёй, Гирин и Купри.

У Тимофея не пропадало странное ощущение — чудилось ему, что он попал в запретную сказку, где царствует злой волшебник. Сихали прекрасно понимал, что сотней метров выше, за каменными пластами, пролегает АЗО, и солнце тужится согреть сопки оазиса Ширмахера, и «новолазаревцы» живут-поживают да добра наживают, но это всё воспринималось умом, а вот душа отвергала доводы рассудка.

— Пошли, — сказал Браун, — осмотримся.

Гигантский грот углублялся в породу, одновременно понижаясь, и там, за рядом погасших фонарей, гостей подземелья встречала величественная трёхпролётная арка, украшенная точёными колоннами и барельефами из белейшего мрамора. Лучи фонарей скрестились на скульптурных изображениях. В дрожащих светотенях перед Тимофеем предстали герои Третьего рейха — вдохновенные «белокурые бестии» в касках, тянувшие руки в приветствии вождю, могучие пролетарии, верные девизу «Дойчланд юбер аллеc!»,[132]а вот и сам фюрер — губы плотно сжаты, глаза устремлены вперёд и ввысь, знаменитые усики, знаменитая чёлка… А наверху арки раскидывал крылья грозный орёл, сжимавший в когтях свастику.

— Точно, приплыли, — сказал Харин.

Сихали прошёл средним, самым широким пролётом, попадая на широкую и прямую, вымощенную каменными плитами… улицу? Шаги океанцев и антарктов гулко отдавались, эхом разносясь меж двух высоченных колоннад, что зажимали улицу с обеих сторон.

— Наверное, их высекли из базальта, — проговорил Купри, задирая голову, — окультурили, так сказать, перемычку между пещерами…

— Да-а… — вымолвил Гирин. — Это вам не баран начихал…

Между колонн стояли фонари, но света они давали мало, да и тот был тусклым, желтовато-оранжевым, словно и не лампы накаливания горели, а стеариновые свечи.

Улица с колоннадой вывела экипажи «Орок» к громадному порталу, поперёк которого висела фигурная металлическая решётка. На ней были закреплены причудливые готические буквы, складывавшиеся в топоним: «Neuer Berlin».

— Добро пожаловать в Новый Берлин! — произнёс Помаутук лязгающим голосом.

За порталом глазам Сихали открылся и вовсе колоссальный грот. В слабом свете редко разбросанных фонарей и одиноких прожекторов угадывался пологий свод километра полтора в диаметре. Разорванные цепочки фонарных столбов очерчивали собою контуры улиц, застроенных домами в два-три этажа, и редко где за стёклами слепых окон высвечивался огонёк. Прямо по центру открывшейся панорамы сгущалась тьма, и Тимофей догадался о том, что тут же высказал Шурик:

— Там потолок смыкается с основанием! Видите? Типа колонна в сто обхватов!

— Господи, — покачал головою Купри. — Как тут только люди живут?

— Чуете? — спросил Тугарин-Змей. — Воняет.

— Смердит, я бы сказал, — поправил друга Сихали.

В самом деле, неподвижный воздух, не знавший, что такое ветер, явственно отдавал затхлостью. Застарелая вонь висела невидимой пеленой — шагаешь и обоняешь. Пахло тухлятиной и горелым, накатывало чем-то скисшим и тошнотворно-сладковатым.

— Никакой вентиляции, — брюзжал Шурик.

— Да нет, — не согласился с ним Гирин, — какая-то связь с атмосферой здесь должна быть. Приливом воздух выжимает наружу, отливом втягивает сюда. А иначе они бы тут давным-давно задохнулись!

Широкая улица с колоннами вывела всю компанию на круглую площадь, обрамленную двумя помпезными зданиями, гнутыми дугою. По карнизу одного из зданий тянулась надпись выпуклыми буквами. «Рейхскомиссариат „Новая Швабия“» — разобрал Браун.

В самой серёдке площади, на высоком постаменте, стояло изваяние — бронзовый фюрер, во всей своей красе.

Из Гитлерплац «вытекали» три улицы. Средняя упиралась в центральный столб, поддерживавший купол пещеры и опоясанный тремя ярусами аркад. Браун зашагал по правой улице — вывеска на каменном, стоявшем на углу доме извещала, что топал он по Борманштрассе.

— А чего мы всё по улице, да по улице? — спросил Белый. — Давайте в дом зайдём, что ли! Поздороваемся хоть!

— С кем? — буркнул Илья.

— Ну живёт же здесь хоть кто-нибудь!

— Ты уверен?

Правота оптимиста Шурика скоро подтвердилась — дверь дома напротив со скрипом открылась и на улицу вышел пожилой мужчина в накинутой на плечи серой шинели. Редкие волосы покрывали его череп, который даже въедливый Розенберг[133]признал бы арийским. Кожа у мужчины была не просто бледна, она отливала белизной бумаги, причём тонкой, сквозь которую просвечивали голубоватые вены.

Попав под луч фонаря, мужчина испуганно вскрикнул, жмурясь и заслоняясь руками.

— Он на вампира похож, — пробормотал потрясённый Шурик, — те тоже света боятся…

Помаутук заговорил с новоберлинцем по-немецки. Голос пастора журчал и успокаивал, а сам Джунакуаат медленно подходил к мужчине, который никак не мог проморгаться и всё утирал слёзы. Задыхаясь, новоберлинец и сам подал шамкавший голос, но Тимофей ничего не понял, кроме «йа, йа» и «битте».

— Что он говорит? — осведомился Браун, стараясь не делать резких движений.

— Его зовут Готлиб Шольц, — обернулся Помаутук.

— Йа, йа, — подтвердил Шольц.

Пастор принялся что-то растолковывать новоберлинцу, тыкая пальцем вверх и разводя руками. Новоберлинец ошеломлённо тряс головой и улыбался беззубым ртом.

— О, майн Готт… еле выговорил он, сощуренно взглядывая в сторону океанцев и антарктов, хоть и направлявших лучи фонарей в сторону, но не погасивших их.

— Вы рассказали ему, откуда мы взялись, пастор? — спросил Тимофей.

— Именно! — кивнул Помаутук, не отвлекаясь, и заговорил снова, дважды упомянув Карла Людвига фон Штромберга.

— Йа, йа! — радостно закивал Шольц и поманил всех за собой.

Новоберлинец зашагал впереди, полы его шинели развевались, как крылья, придавая его фигуре ещё большее сходство с вампиром.

Сихали неожиданно споткнулся и посветил под ноги.

— Да у них тут рельсы! — снова опередил его Белый.

— Трамваи, что ли, ходили? — удивился Купри.