Книга Проклятие тигра - Коллин Хоук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздался металлический щелчок, а затем тяжелый мост, со свистом рассекая воздух, обрушился вниз. Пролетев над рекой, он с громким плеском ударился о воду и глубоко врезался в галечный берег. Я быстро перешла на другую сторону, стараясь не смотреть на капп, кишевших в воде у меня под ногами. Рен оставался тигром и, судя по всему, был вполне доволен своим обликом.
Я вошла в каменный город Кишкиндха. Почти все здания здесь были высотой в два или три этажа. Для строительства домов использовался все тот же дымчатый серовато-фиолетовый камень, из которого были возведены городские стены. Гладкие шлифованные камни блестели, как гранит, и в них виднелись крошечные частички слюды, отражавшие свет. Это было очень красиво.
В центре города возвышалась огромная статуя Ханумана, но, помимо этого, каждый уголок и каждый свободный пятачок в Кишкиндхе был украшен каменными изображениями обезьян в натуральную величину. Статуи мартышек красовались на всех домах, крышах и балконах. Резные барельефы обезьян покрывали стены зданий. Я заметила, что статуи изображали обезьян нескольких разных видов, часто сгруппированных по две или по три. Можно сказать, что единственными приматами, не представленными в этом загадочном городе, были вымышленные Летучие обезьяны из «Волшебника страны Оз» и, конечно, старина Кинг-Конг.
Когда я проходила мимо центрального городского фонтана, что-то с силой сжало мою руку. Фаниндра ожила. Я наклонилась, чтобы спустить ее на землю. Она подняла голову, несколько раз попробовала языком воздух, а затем поползла по древнему городу. Мы с Реном пошли следом за неторопливыми изгибами ее тела.
— Не надо оставаться тигром из-за меня, — попросила я.
Рен не отрывал взгляда от ползущей перед нами змеи.
— Рен, это чудо, что ты можешь все время оставаться человеком! Сделай это для себя, пожалуйста! Только из-за того, что ты злишь…
Он превратился в человека и сердито обернулся ко мне.
— Да, я злюсь! Почему бы мне не остаться тигром? Похоже, тебе гораздо проще общаться с ним, чем со мной! — Его синие глаза затуманились обидой и растерянностью.
— Да, мне проще с ним, но не потому, что он мне больше нравится. Все это слишком сложно, чтобы обсуждать прямо сейчас! — Я отвернулась от него, пряча пылающее лицо.
Раздосадованный, Рен пробежал рукой по своим волосам и встревоженно спросил:
— Келси, почему ты сторонишься меня? Это из-за того, что я слишком тороплю события? Ты еще не готова думать обо мне, как о человеке? Это из-за этого?
— Нет! Совсем нет. Просто… — Я с досадой начала ломать пальцы. — Я не хочу совершить ошибку или влезть в историю, которая причинит боль одному из нас или обоим, но сейчас в самом деле не лучшее время и место, чтобы говорить об этом!
Выпалив все это, я уставилась в землю. Несколько минут Рен молчал. Я украдкой покосилась на него из-под опущенных ресниц и поймала пристальный взгляд синих глаз. Съежившись от неловкости, я втянула голову в плечи, но Рен продолжал внимательно рассматривать меня. Я упрямо смотрела на камни мостовой, на Фаниндру, на свои руки — на все что угодно, лишь бы не на него. Наконец Рен сдался.
— Отлично.
— Отлично?
— Да, отлично. Передай мне рюкзак. Моя очередь нести его.
Рен помог мне снять рюкзак, потом молча удлинил лямки, чтобы надеть на свои широченные плечи. Терпеливо дождавшись, когда он закончит, Фаниндра с готовностью продолжила свое бесшумное путешествие по обезьяньему городу.
Мы вошли в темный проход между домами, и золотое тело Фаниндры засветилось во мгле. Она легко проползала под тяжелыми громоздкими дверями, на которые Рену приходилось наваливаться всем телом, чтобы открыть. Видимо, со своей, змеиной, точки зрения Фаниндра вела нас по очень интересной полосе препятствий, поскольку она то и дело просачивалась сквозь преграды, которые мы не могли преодолеть. Она исчезала в трещинах мостовой, и Рену приходилось использовать свой нюх, чтобы отыскать ее. Очень часто мы были вынуждены возвращаться, искать обходной путь и встречать Фаниндру с другой стороны стены или комнаты. В таких случаях она всегда сворачивалась кольцами и отдыхала, невозмутимо поджидая нас.
Наконец золотая змея привела нас к прямоугольному бассейну, до краев заполненному сине-зеленой водой, густо зацветшей водорослями. Бассейн был довольно высокий, и на каждом его углу виднелись каменные постаменты. На постаментах, само собой, красовались статуи четырех обезьян, смотревших в разных направлениях, каждая в свою сторону света.
Каменные обезьяны приседали на высоких постаментах, упираясь руками в камень. Зубы у них были оскалены, и я живо представила, как они шипят, изготовившись к броску. Длинные обезьяньи хвосты, похожие на мясистые рычаги, изгибались над спинами приматов, подчеркивая готовность к атаке. Под каждым постаментом из темноты скалились группки не менее злобных каменных обезьян с пустыми провалами вместо глаз. Они вытягивали в воздух свои длинные руки, словно грозили схватить или расцарапать любого, проходящего мимо.
Каменные ступени вели к блестящей поверхности воды. Мы поднялись по лестнице и уставились в воду. Я с облегчением перевела дух, убедившись, что ужасные каппы не прячутся в мутной глубине. Потом я заметила надпись, выбитую на каменном бортике бассейна.
— Ты можешь ее прочитать? — спросила я.
— Здесь написано «ниюдж капи». Это означает «выбери обезьяну».
— Хм-м…
Мы обошли все четыре постамента со статуями. У одной обезьяны уши были наклонены вперед, у другой — прижаты к макушке. Все четыре обезьяны принадлежали к разным видам.
— Слушай, Рен, Хануан был получеловеком-полуобезьяной, верно? Ты не знаешь, какой именно была его обезьянья половина?
— Не знаю. Мистер Кадам наверняка мог бы нам помочь. Я могу сказать только то, что вот эти две статуи изображают обезьян, которые не водятся в Индии. Вот это — паукообразная обезьяна. Такие водятся только в Южной Америке. А это шимпанзе, они относятся к гоминидам, или человекообразным, и, строго говоря, не вполне являются обезьянами. Их называют так только из-за размеров.
Я ошеломленно уставилась на него.
— Откуда ты столько знаешь об обезьянах?
Рен с вызовом скрестил руки на груди.
— Ax вот как? Насколько я могу понять, беседа о мартышках признана достойной темой для обсуждения? Возможно, если бы я был обезьяной, а не тигром, ты бы соизволила объяснить, почему ты меня избегаешь?
— Я тебя не избегаю! Просто мне нужно побыть одной. Это не имеет никакого отношения к твоему виду! Это связано совсем с другими вещами.
— Какими другими?
— Никакими.
— Нет, тут что-то есть.
— Да, но это не может быть чем угодно!
— Что не может быть чем угодно?
— Неужели нельзя вернуться к мартышкам? — завопила я.