Книга Покоренная викингом - Хизер Грэм

— Но… Эрик, она была в твоей комнате, когда ты принимал ванну!

— Она принесла полотенца. Любовь моя, она же служанка в нашем доме.

— А ты… — Она прервалась, а потом глубоко вздохнула. — Ты так отдалился от меня!

— Я боялся повредить тебе и ребенку.

— Но ведь столько времени прошло!

— Рианон, ты же сказала мне, что роды были трудными. Я подумал, что некоторое время мне нужно держаться от тебя подальше. А потом… ну, ты ведь не предложила, чтобы я вернулся.

Она облизнула губы, вглядываясь в его глаза.

— Потому что я думала, что стала тебе не нужна!

— Ты хочешь, чтобы все было по-прежнему? Она вздохнула, боясь и желая поверить в нежность его взгляда.

— Ох, Боже мой! — выдохнула она. — Я не верю, что могу сказать это викингу! Да… да… я хочу, чтобы все было по-прежнему… я хочу… тебя… я… — Она замолчала, дрожа, а потом почувствовала его призывное тепло и все, о чем она так долго мечтала — тяжесть его бедер, стук сердца в груди, жар его тела на ней. И черты его лица, красивого и сильного, его глаза… такие бесконечно синие, такие нежные, когда он смотрит на нее. Она осмелилась прошептать:

— Я хочу тебя, Эрик. Очень сильно. Я люблю тебя. Эрик удивился этим сказанным шепотом словам, вглядываясь в нее с изумлением и любовью. Ее глаза были влажны от слез и блестели в отблесках огня серебряно-голубым светом, обрамленные красивыми густыми темными ресницами. Ее волосы, сияя, обрамляли ее наготу и вились по меху, покрывая все вокруг локонами цвета огня. Ее губы были сладкими, как мед, лицо порозовело, а тело было гораздо прекраснее, чем то, что манило его в длинные ночи одиночества. Ее груди несколько увеличились и стали более тугими, ее соски были темно-розовыми и набухли от желания. И она шептала, что любит его…

— Клянусь Господом, я так боялся! — сказал он ей. — Боялся, что потерял ту малость, которой я обладал, когда погиб Рауен. Я могу взять верх над мужчиной, ты знаешь, но не над воспоминанием. Я думал, что его тень будет между нами, и я ждал, но я… — Он замолчал, и ее глаза смотрели на него с немым вопросом. — Я так боялся полюбить тебя, Рианон. Любовь делает человека уязвимым. Это такое сильное оружие. И я боролся с ней, и не знаю, когда она победила меня, но знаю, что я проиграл это сражение. Может быть, оно было проиграно с самого начала, с того дня, когда я увидел тебя на стене. А может быть, когда я поймал тебя в доме. Или когда я смотрел, как ты танцевала и соблазняла мужчин в вечер нашей свадьбы. Может быть, это было безрассудство — так хотеть тебя, и когда я добился своего, я пропал навсегда. Я не знаю, как это произошло со мной. Но, жена моя, я тоже люблю тебя всем сердцем, всей своей душой, сильнее жизни.

— Эрик, — прошептала она, и слезы полились по ее щекам, она говорила так быстро, что он с трудом понимал ее. — Я полюбила тебя гораздо раньше, еще до смерти Рауена. Он был дорог мне, я горевала о его смерти, но ты заменил его в моей душе еще раньше. Я не могу понять, как я могла любить тебя, если ты постоянно командовал мной, так надменно и требовательно.

— Надменно?

— Конечно. — Она засмеялась, и тогда, позабыв все, что хотела сказать, она прошептала:

— О Эрик, неужели это правда?

— Я знаю, что ты — моя жизнь и что я люблю тебя сверх всякого разумения и без видимой причины! — прошептал он.

Потом у него вырвался легкий стон, он провел рукой по ее щекам и сказал:

— Я все время смотрел на своего сына, когда он был у твоей груди, и мне так хотелось прильнуть к ней самому!

Он снова поцеловал ее губы, а потом нашел ее грудь, пробуя ее на вкус, лаская ее. Она застонала от удовольствия, обняв его золотоволосую голову. По-том он приподнялся и прошептал, что любит ее глаза, и нежный беспорядок ее волос, и прекрасные выпуклости ее грудей. Он упал на нее, гладя ее, возбуждая ее, и снова приподнимался, чтобы шептать нежные слова, напоминая ей снова, что он любит ее, и, шепча эти слова, он гладит, и дразнил, и ласкал ее, и возбуждал поцелуями и прикосновением своего голодного от страсти языка ее бедра, ее плоть, ее самые сокровенные секретные места. Она в свою очередь приподнялась и обняла его, и его ласкал ее шепот, и мягкие, ароматные завитки ее волос. Она смело касалась, гладила и изучала его, ласково уверяя, что рада служить и повиноваться ему во всем, что она с удовольствием обслужит его спереди со знанием дела, а потом стала доказывать, что это было правдой. Он засмеялся, пока у него не перехватило дыхание, и он крепко прижал ее, подложив под себя. Перед горящим камином они продолжали обмениваться словами любви и клятвами, и между ними возникло новое чувство, чувство удивления их любви.

Поздно ночью, обнимаясь и прислушиваясь к падающему снегу и треску огня в камине, они касались друг друга снова и снова, и снова и снова занимались любовью, а потом Рианон забеспокоилась о сыне. Эрик был уверен, что с ним будет все в порядке до утра и что волноваться не о чем, потому что все знают, что Эрик поехал за ней.

— И они знают, что все будет в порядке, потому что ты непобедимый? — спросила она вызывающе. Он засмеялся.

— Да, возможно.

— Ты очень самоуверен.

— И всегда буду, боюсь. Тебе это очень не нравится? Она вздохнула в притворном смирении.

— Мне придется с этим смириться.

— Правда? А мне придется смириться с тем, что ты, любовь моя, своевольна, горда и норовиста и мне всю жизнь придется носить на бедре шрам от твоей стрелы.

— Ты — требовательный, деспотичный и, кроме того, самонадеянный, — напомнила она ему, нежно проводя пальцем по его шраму и уверяя его с улыбкой, что проведет с ним много ночей, искупая свою вину. Потом они снова обнимались и любили друг друга опять и опять, пока не погрузились наконец в ленивую полудрему.

Наступил рассвет, и она повернулась к нему и сказала взволнованно:

— Эрик, я не предавала ни тебя, ни Альфреда. Клянусь. Он — мой король и был моим опекуном, я люблю его и никогда не предам его. И тебя я тоже не предавала.

Он взял ее руку и поцеловал.

— Не нужно, любовь моя, я это знаю.

Он больше ничего не сказал, но воспоминания перенесли его в тот день, когда Рауен был еще жив и вместе с ним сражался с датчанами, а потом увидел его мертвым, лежащим на земле, и вспомнил кинжал.

Он придвинул ее к себе и поцеловал в лоб.

— Я знаю, любовь моя, я знаю.

Через несколько минут они поднялись, и он надел на нее свой плащ и завернул в мех. Они вышли наружу и увидели, что снегопад прекратился, и земля была покрыта прекрасным белым покрывалом. Они сели на белого коня, и огромное животное повезло их домой.

Время летело стремительно, и Рианон страдала от мысли, что Эрик скоро покинет ее. Ночами она молила Бога о том, чтобы время остановилось и прекрасное настоящее не сменялось будущим.

Тем не менее, в светлое весеннее утро они собрались во дворе, провожая мужчин в поход. Рианон с Гартом на руках, Адела и Дариа рядом с ней. Эрик подошел к ней, ведя под уздцы белого коня. Кольчуга прикрывала его грудь, плащ с гербом спускался с плеч. На голове у него был шлем, и поднятое забрало позволяло видеть притягательную синеву его глаз. Она затрепетала, подумав, как глубоко и нежно она любит его и как он прекрасен, даже собираясь на войну.