Книга Игра не для слабых: Дорога на юг - Мстислав Константинович Коган

Так, мать вашу, давайте, подходите. Стрел хватит на всех.

Долго упрашивать их не пришлось. Спустя секунду из-за поворота выползло огромное облако пыли, в котором с трудом просматривались силуэты коней и всадников. Десятки силуэтов. Сотни. Это была огромная, живая лавина, ржущая, стучащая копытами, бряцающая оружием, улюлюкающая лавина. И она неслась прямо на наше небольшое, вмиг переставшее казаться надёжным укрепление.

— Стрелы наложить! Ждать команды! — рявкнул я, прицеливаясь в коня одного из всадников, возглавлявших орду. На его, поблёскивающем в лучах солнца шишаке красовался длинный красный плюмаж. Командир. Или один из сотников.

Волна стремительно приближалась. До неё оставалось ярдов триста, не больше. Земля дрожала от ударов копыт. Тряслась и скрипела повозка. Уши закладывало от завывания десятков боевых рогов и ора сотен глоток. Пора.

— Стрелы отпустить! — крикнул я, нажав на спусковую скобу. Щёлкнули тетивы. Три десятка чёрных росчерков хлестнули по надвигающейся на нас лавине. Послышались короткие вскрики. Отчаянное ржание лошадей. С полдюжины всадников упали на землю и тут же оказались растоптаны копытами ехавших следом за ними. Я промахнулся. В последнюю секунду «командир», будто бы что-то почувствовав, взял чуть вправо. Болт угодил в грудь всаднику, ехавшему сразу следом за ним. Он выронил копьё, согнулся. Скорчился от боли, припав к гриве собственного скакуна. Но не остановился.

По доскам и крыши застучали стрелы врага. Они втыкались в дерево и застревали в нём, не в силах проникнуть дальше. Дьявол, хорошо всё-таки, что мы сделали фургоны крытыми.

Мне тут же суют в руки новый арбалет. Уже взведённый и с болтом в ложе. Хватаю его. Снова прицеливаюсь. Орда совсем близко. Выстрел. Болт попадает в грудь одному из жеребцов. Ещё два втыкаются коню между бёдер. Он ржёт. Встаёт на дыбы, сбрасывая седока. И тут же падает набок, оказываясь под копытами лавины всадников. Снова дождь железных наконечников, стучащий по обшивке возов. Где-то в соседней телеге раздаётся короткий вскрик. Одна из стрел угодила прямиком в небольшой треугольник бойницы.

Опять щёлканье арбалетов. Новые вскрики. Орда всадников разделяется на два рукава, начиная огибать наше укрепление с двух сторон. Выстрел. Ещё один конь получает болт в рёбра, но не сбавляет хода. Раздаётся треск и грохот… Бьющейся посуды? Некоторые из всадников снимают с поясов небольшие глиняные сосуды и прямо на ходу швыряют в повозки. Кто куда попадёт. Большая часть разбивается о доски, расплёскивая по ним густую, тёмно-зеленоватую жидкость.

Стучат стрелы. Слышится ещё несколько вскриков. Всадники бьют почти в упор и начинают попадать в бойницы вагенбурга. Выбивают стрелков, но и сами тут же падают, скошенные дождём из арбалетных болтов.

— Их там три сотни, не меньше, — орёт десятник, взводя козьей ногой свой самострел. Айлин и Бъянка за нами не поспевают, — Если прорвутся внутрь, то нам…

Договорить он не смог. Выронил арбалет и судорожно схватился рукой за горло. Начал скрести ногтями по шее, что-то неразборчиво хрипя. Будто бы воздух разом превратился в дерущий глотку наждак, отказавшись пропихиваться в лёгкие. Послышался сухой сдавленный кашель. Боец, стоявший справа от меня, сделал шаг к выходу. Покачнулся. Схватился рукой за бойницу, пытаясь удержаться на ногах. Не смог этого сделать и упал на колени. С его губ свисала тонкая нитка слюны.

У меня закружилась голова. Глаза начало щипать, а воздух в горле встал комом. Руки рефлекторно успели сжать спусковую скобу арбалета. Один из всадников покачнулся в седле, упал, зацепился ногой за стремя и потащился по грязи вслед за своей лошадью. Но на большее у меня сил не хватило. Глаза резанула острая, нестерпимая боль, тут же перетёкшая в нос и горло. Я попробовал выдохнуть. Вытолкнуть это из себя. Но вытолкнуть было нечем.

Топот копыт удалялся. Похоже, враг обогнул наше укрепление с двух сторон и теперь собирался развернуться, чтобы атаковать снова. Где-то вдалеке всё ещё щёлкали арбалеты и звучали отрывистые команды. Орал Бернард, приказывая жёлтой десятке вытаскивать людей из поражённых телег. Всё это сделалось вдруг каким-то блёклым, далёким и неважным.

Важной осталась лишь одна вещь. Узенькая полоска света, падавшая на грязные, потёртые доски. Это был выход из фургона. Крохотная дверца, через которую внутрь просачивался свежий воздух. Я попытался сдвинуться вперёд. Дойти до неё. Но мир содрогнулся. Пол под ногами покачнулся, бросив меня на колени.

Нет… Нельзя сдаваться… Сражение ещё не окончено… Нужно добраться…

Мысли начали путаться. Полоска света расплылась, превратившись в неясное, тусклое пятно. Вновь послышались крики. Пол фургона мелко дрожал. Конница развернулась и вновь рванула к нашим укреплениям.

— Фашины! Они бросают фашины! (вязанки легковоспламеняющегося хвороста)

— Эйнур, Матош, готовьте вёдра! — послышался крик Бернарда, — Остальные — продолжайте…

Договорить он не успел. Его команды заглушил громкий треск досок, ржание лошадей и крики оказавшихся в ловушке солдат. Вагенбург захлестнула ярость степи.

Глава 25

«А где ты тут видишь людей?»

— Командир, хорош валяться! Всю войну проспишь! — чьи-то руки ухватили меня под подмышки и рывком поставили на ноги. Мир всё ещё покачивался, но дышать стало заметно легче и зрение начало проясняться. Похоже, та дрянь, которой кочевники швырялись в возы довольно быстро выветривалась. Остальные ребята тоже начали шевелиться, приходя в себя. Это был Фостер. Боец из пурпурной десятки. Должно быть Бернард прислал его к нам на подмогу.

Я хотел было что-то сказать, но глотка всё ещё была обожжена какой-то дрянью, так что из неё вырвался лишь невнятный, бессвязный хрип.

— Воду! Тащите воду! — крики доносились с восточного фланга. Трещали пожираемые пламенем вязанки хвороста. Начинали заниматься доски. В небо поднимался столб густого, чёрного дыма. Ржали и рвались с места стреноженные лошади. Гарь, уже успевший перемешаться с запахом крови сводила животных с ума. Продолжали щёлкать арбалеты. На «внутренний двор» нашей импровизированной крепости то и дело обрушивался ливень из стрел. А за её деревянными стенами бесновалась Алерайская конница. Ржали и храпели раненные животные. Валились под копыта выбитые из седла всадники. Но земля продолжала содрогаться от ударов сотен копыт.

Они прощупывали нашу оборону. Наседали со всех сторон, ища в ней слабое место. Некоторые, судя по звуку тупых, гулких ударов, спешились и стали рубить доски повозок небольшими одноручными топориками, надеясь проложить себе путь внутрь. На бойницы соседней, где солдаты ещё не пришли в себя от действия той удушающей дряни, накинули крючья. Накинули и принялись тянуть за них, раскачивая телегу. Натужно заскрипели цепи. Наспех прилаженный щит, прикрывавший их выпал