Книга Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья [litres] - Сара Гриствуд

после стольких лет преданной службы внимание Лестера начало переключаться на что-то другое.

Тем временем любовные истории старшего поколения начали постепенно сходить со сцены. В 1571 году Маргарита Дуглас была крайне опечалена убийством мужа, графа Леннокса. Перед смертью он находился в Шотландии в качестве регента при их с Маргаритой малолетнем внуке Якове VI. В память об их вечной любви в Британской королевской коллекции хранится знаменитая драгоценность Ленноксов. Это золотой медальон, выполненный в форме сердца и раскрывающийся на две половинки. Во внутренней части медальона изображены два сердца, пронзенные стрелами, и инициалы MSL – Маргарита и Мэтью Стюарт Леннокс – с надписью, что только «смерть расторгнет» этот брак. Королю Якову было всего пять лет, когда его дедушка был ранен в спину и отправился умирать в замок Стерлинг, а в последние часы твердил о любви к своей Мэг.

Горе Маргариты было «жгучим и бесконечным». Теперь она утратила свои «наилучшие блага»: сына и «спутника». Но самую неприятную новость для Елизаветы Маргарита припасла на десерт. В конце 1574 года она вступила в сговор с еще одним великим «матриархом» из Тюдоров, Элизабет Толбот, графиней Шрусбери, также известной как Бесс из Хардвика, чтобы женить своего младшего сына Чарльза Стюарта на одной из дочерей Бесс. Учитывая наличие у Чарльза королевской крови, это было делом государственной важности. Ни королеву, ни Совет совершенно не убедили заявления о том, что речь идет о личном деле двух молодых людей и их «собственных симпатиях» и что Чарльз «так сильно влюблен, что, похоже, страдает без нее». Маргарита снова оказалась под домашним арестом. «Трижды меня бросали в тюрьму не за измену, а за любовь», – жаловалась она.

Вскоре ее освободили, и она умерла примерно через три года в своем поместье в Хакни. Сын Маргариты Чарльз умер раньше матери, но от его брака родилась дочь Арбелла Стюарт, которая, в свою очередь, заняла головокружительно опасное положение возможной наследницы королевы Елизаветы. И которая во времена правления своего кузена Якова тоже оказалась в Тауэре из-за несанкционированного брака. Есть вероятность, что через Маргариту в династию Стюартов проникла определенная разновидность тюдоровского романтизма, хотя это уже совсем другая история.

20

«Против моей природы»: 1575–1584 гг.

Когда летом 1575 года королева Елизавета пожаловала в Кенилворт, величественный замок в графстве Уорикшир, подаренный ею графу Лестеру, ее встретило празднество в духе легенд о короле Артуре. Через великое озеро на борту «плавучего острова, ярко пылающего факелами», к ней подплыла Владычица Озера[202] и заверила королеву в том, что замок, который она хранила со времен Артура, теперь принадлежит Елизавете. Говорят, Елизавета еле слышно пробормотала, что, по ее мнению, замок уже принадлежит ей.

Согласно опубликованной хронике этого двухнедельного визита, «королевские увеселения» в Кенилворте могли выдержать сравнение с «Полем золотой парчи». Охота, пиршества, спортивные состязания; фейерверки – лучшие из тех, что мог организовать специалист по пиротехнике, приглашенный из Италии. Когда Елизавета восхитилась новым садом, разбитым Лестером, и капризно посетовала, что его не видно из ее покоев (сами они были украшены серебряной тканью персикового и фиолетового цвета), он за одну ночь разбил такой же сад под ее окном… Во всяком случае, согласно отчету, написанному одним из его камердинеров.

Кроме того, во время этого визита целая череда забав должна была побудить Елизавету к замужеству. Даже циферблаты часов во всем замке все время показывали два часа, что намекало на необходимость создать любовную пару.

Действительно ли Лестер верил, что великолепные торжества и забавы могут убедить Елизавету выйти за него замуж? В пользу этой версии говорит тот факт, что в 1575 же году итальянский художник Цуккаро получил заказ на создание парного портрета королевы и графа, как будто они состояли в официальном союзе. Но на самом деле Лестер, скорее всего, уже оставил все надежды. Незадолго до визита королевы в Кенилворт он заключил контракт (или, как он утверждал позже, тайный брак) с другой женщиной, Дуглас Шеффилд. Позднее от этого брака родился сын.

Торжества и развлечения в Кенилворте были организованы Лестером не только в поддержку самой идеи брака, но и как некая военная операция: женщина в них изображалась находящейся в опасности, нуждающейся в спасении мужественным защитником. Одно из главных умений королевы заключалось в том, чтобы находить символическую «валюту», с помощью которой, в отличие от мужского товарищеского духа или наград на рыцарских турнирах, можно было вести переговоры и заключать сделки о милостях, работавших на ее женскую монархию. Но окружавшие ее мужчины были в равной степени способны облачить политическую программу в рыцарский плащ. В 1575 году Лестер горячо надеялся повести армию в Нидерланды, где протестанты находились под все большим давлением со стороны своих сюзеренов из католической Испании.

По крайней мере на сей раз Елизавета ничего подобного не допустила и ясно дала это понять, по окончании своего визита в Кенилворт устремившись прочь от догонявшего ее поэта, которому Лестер заказал стихи, превозносившие брак над девственностью. Елизавета сопротивлялась не только дорогостоящей внешней войне, но и пассивной роли, которую ей навязывала эта версия рыцарства. Будучи правящей королевой, она была фигурой одновременно маскулинной и феминной. Ей нужно было играть роль и героя, и героини истории.

Одно из писем графа Лестера сэру Николасу Трокмортону, написанных в эти нервозные годы, показывает, какую горечь он – даже он! – испытал от непреднамеренного оскорбления. «Некоторым были прощены самые грубые ошибки; я надеялся, что прощен может быть только один – но обо мне позабыли. Если много дней службы, а не несколько лет испытаний, [не]достаточно проверили непоколебимость верности, что прикажете мне думать обо всех прошлых милостях, [когда] первая же моя оплошность [вызывает] полное перечеркивание всего, что было раньше».

Отношения между Лестером и королевой часто заметно ухудшались, но теперь их тон в общении друг с другом становился все более раздраженным – возможно, по мере того как его реальные надежды на ее руку и сердце начали угасать. Или когда он пришел к пониманию того, как искусно (и как безжалостно!) королева использовала его, вспоминая о его роли истинного поклонника всякий раз, когда давление по вопросу брака с иностранцем становилось слишком сильным, но никогда не выполняя очевидное обещание.

Три года спустя, летом 1578 года, Елизавета посетила еще одно поместье Роберта Дадли – Уонстед-хаус к востоку от Лондона. На устроенном для нее представлении за руку Майской дамы боролись два жениха. Симпатичный лесник и долговязый пастух слишком очевидно походили на Лестера и Бёрли, но песня, которую они пели, напомнила стихи, посвященные Уайеттом матери Елизаветы.

У меня есть две тысячи диких оленей в кромешном лесу,