Книга Тайна убитой актрисы - Алексей Макеев

коротко. Самую суть.

– Да, конечно. Я вам на почту отправил заархивированный файл. Открывать его будете с тем ключом, который я вам прислал. Помните, что он действует сутки. Материалы интересные. Основная часть – это те материалы, которые пытались старательно прятать. Они даже уничтожались, но остались в переписках или в «облаке». Не все можно так легко уничтожить, как полагают простые люди, не имеющие отношения к божественной профессии программиста, – засмеялся Свиридов, довольный своей шуткой.

Гуров не стал останавливать лейтенанта. Пусть радуется, человек должен получать удовольствие от своей работы, она должна приносить положительные эмоции. Он ведь радуется тому, что его профессионализм помогает работе, а не тому, что обманул людей, узнал о них то, что они скрывают. С таким настроением, когда все получается, дальше работать легче.

– Есть намеки на личную заинтересованность тех, кто управляет процессами. Вы посмотрите, там есть мои комментарии. Речь идет о конкурентной борьбе, выдержки из переписок руководства. Те предприятия, о которых говорили вы, и по тому списку, что дал генерал Орлов, я отработал. Пока трудно сказать, кто именно является прямым конкурентом «ЭлектроКона», кто победил в результате гибели Загороднева. Но в переписке его фамилия кое-где упоминается. Не прошла его смерть незаметной в определенных кругах. А это наводит на мысль.

– Что там? Сожаление или радость? Говорят об открывающихся в связи с его смертью перспективах?

– Нет, до этого не доходит. Но я постарался найти подтверждение общения по мобильной связи тех, кто переписывался в почте, или тех, кому интересна смерть Загороднева. Контакты есть.

– Твои выводы, Федор? Ты просмотрел столько информации – теперь твои выводы!

– Мои выводы будут звучать лаконично: возможно, кто-то из конкурентов заинтересован был в смерти Загороднева. Он мог вывести комбинат на высокий уровень в промышленном кластере региона. Подтверждения тому, что руководство предприятий-конкурентов пошло на убийство, нет. Поиск подобных доказательств – дело долгое, и не одного человека вроде меня, а сотен специалистов. Прямые улики мы вряд ли найдем. Только косвенные.

– Вот именно, Федор. Молодец! Поэтому я ставлю тебе другую задачу: залезь в компьютеры лиц по списку, который я тебе пришлю. Они, так или иначе, могут быть причастны к убийству Загороднева. Свяжи переписку по электронной почте с контактами по мобильной связи. Понял? Вопросы есть?

– Я все понял, Лев Иванович. Хочу еще добавить: убийство – вещь неординарная, к нему прибегают редко, потому что слишком явны намерения, когда убивают…

– Правильно, есть такое мнение. Я с тобой согласен и сам всегда такое говорил. И что? Почему ты пришел к таким выводам?

– Видите ли, Лев Иванович, это экономическая война. Она всегда идет на рынке то сильнее, то утихает. Но всегда есть, там счет идет на такие суммы, которые от количества нулей перестают выглядеть реальными. Это миллиарды долларов! Я доложил Орлову. Они с заместителем министра посоветовались и подключили к этому делу ФСБ. Там все очень серьезно. Простите, но даже серьезнее, чем убийство одного человека. Там страшные суммы утекают в офшоры. Знаете, с какой степенью защиты информации я столкнулся? Одно время у меня даже руки опустились. Когда такая степень защиты от взлома, значит, за адресом стоят серьезные не люди даже, а организации. Это очень дорого, для создания такой защиты привлекаются большие ресурсы, в том числе и человеческие.

– Ну, ничего, Орлов и ФСБ разберутся. А тебе будет легче разбираться с личными компьютерами подозреваемых по тому списку, что я тебе дам. Удачи тебе, Федор! Пойду знакомиться с тем, что ты мне прислал. Ночка, я чувствую, будет тяжелой.

Стены серо-голубого цвета действовали угнетающе, но сотрудники изолятора временного содержания надеялись, что ремонт, запланированный на осень, внесет изменения и некоторые краски в их жизнь, в прямом и переносном смысле слова. Стены коридора и служебных помещений красились последний раз лет двадцать назад. Пожаробезопасные светильники под потолком, железные двери камер с ограничителями, и эхо под потолком от каждого твоего шага. Привыкнуть к такой обстановке не просто, не каждый сможет. Сотрудники спецучастков многих колоний, где отбывают осужденные к пожизненному заключению, рассказывали и о более страшной атмосфере, в которой, чтобы проработать хоть пяток лет, и то нужны железные нервы и каменная, просто железобетонная психика.

Прапорщик Малинин шел, как обычно, от двери к двери, прислушиваясь к звукам в камерах. Через определенные промежутки времени он открывал небольшие окошечки в дверях и смотрел, что происходит в каждой камере. Обычный обход, обычный день. Подъем, осмотр камер, утренний туалет, завтрак. Потом начинаются допросы, и часть задержанных выводят в комнату допросов, часть возят спецтранспортом к следователям. Бывает, приходят и адвокаты. И почти каждый день кого-то выпускают или арестовывают и переводят в СИЗО, а сюда привозят новых. Круговорот вещества, как шутят здесь. Нельзя относиться к задержанным как к людям, хотя они и есть люди, и у каждого своя история, бывает даже, что попадают сюда невиновные. Жестко, но нельзя сочувствовать, сострадать. Свихнешься сам от обилия историй и чужого горя. А еще тобой начнут манипулировать настоящие преступники, почувствовав слабину. Ты должен быть роботом, равнодушным исполнителем закона. Иначе нельзя, хотя и выглядит негуманно.

Малинин открыл окошко в двери седьмой камеры и тут же напрягся. У окна, на стуле или на кровати Лисовского не было. Первым делом прапорщик глянул на табличку – все правильно, эта камера, задержанный должен быть на месте. Прижавшись щекой к краю окошка, Малинин умудрился посмотреть вправо и вдруг заметил на полу небольшие красные полосы. Кровь! Следы вели от раковины. И кран с горячей водой был открыт. У самой двери начинала растекаться лужица крови. Столько крови – это верная смерть, такой потери не вынесет ни один человек, сразу промелькнуло в голове опытного сотрудника полиции. И Малинин принял единственно правильное решение. Он не стал ждать, когда к нему прибежит медик и помощь из дежурки.

– Тревога! – заорал прапорщик на весь коридор. – Седьмая камера! Врача сюда!

Его голос еще разносился под сводами потолка, а ключ уже поворачивался в замочной скважине, задвижка со скрежетом отлетела в сторону. Малинин распахнул дверь, насколько позволяли ограничители, и вошел в камеру. Задержанный сидел справа от двери, каким-то чудом вжавшись в стену, чтобы уместиться в маленькой «мертвой» зоне, не просматриваемой из окошка в двери. Рука беспомощно лежала на полу, из порезов на запястье текла кровь, много крови.

– Ах, чтоб тебя! – буркнул прапорщик, срывая полотенце с крючка возле раковины и садясь на корточки рядом с Лисовским.

Один рывок – и вафельное полотенце распустилось на две полосы. Быстрее узел, теперь руку… Черт, сколько крови… И лицо бледное уже. Прапорщик стал перетягивать плечо выше локтя полотенцем. Теперь согнуть руку в локте и прижать к плечу. Где же они там? Чего возятся? Но по коридору уже слышались громкие шаги бегущих людей…

Крячко прибыл в изолятор через двадцать минут, когда о происшествии сообщил дежурный. Следы крови еще виднелись на полу камеры. Составлялся протокол, сотрудники проводили обыск, перебирая личные вещи задержанного Лисовского, переворошили всю его постель. Осматривали все места, где можно было спрятать лезвие, иголку, хоть что-то, чем можно нанести себе вред, убить себя.

– Как Лисовский? – спросил Крячко у врача, подписывающего протокол.

– Сказали, что дышит. Гарантий нет никаких, слишком большая потеря крови. Но организм не сдается. Тут главное, выдержит сердце или нет. Если остановится, то все будет хуже. Но пока «мотор»