Книга Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности - Эстер Дюфло

нос в дела своих соседей или друзей. Подобное занятие приобрело популярность, его даже назвали «налоговым порно», и все, казалось, точно знали, где они находятся. Сразу же после того, как данные попали в интернет, обнаружилось, что бедные стали печальнее, а богатые – счастливее. Очевидно, что осознание своего места в племенной иерархии все-таки влияет на благополучие.

В любом случае все мы живем в той или иной версии норвежского эксперимента. Нас постоянно бомбардируют изображения жизни других людей в интернете и в средствах массовой информации и тому, кто остановился, невозможно не осознавать, что остальной мир выглядит так, как будто он движется вперед. Оборотной стороной этого является стремление показать миру, что мы тоже «не хуже других» и, если это возможно, достигать большего успеха, чем они. Именно такая логика лежит в основе покупок тех «побрякушек», которые позволяют нам похвастаться своим статусом. В недавнем эксперименте индонезийский банк предложил некоторым своим клиентам с более высоким доходом (в основном горожанам, принадлежащим к верхней части среднего класса) новую платиновую кредитную карту[537]. При этом клиенты из контрольной группы получили предложение повысить статус имеющихся у них кредитных карт, они получали все преимущества платиновой карты, кроме ее внешнего вида. Клиенты понимали, что их карты совершенно одинаковы, но тем не менее сами платиновые карты оказались предпочтительнее – их согласились получить 21 % клиентов, тогда как на невзрачную альтернативу откликнулось только 14 %.

Интересно, что желание произвести впечатление менее сильно, когда люди чувствуют себя хорошо. Экспериментаторы обнаружили, что просто написание короткого эссе о том моменте, когда человек сделал что-то, чем он гордился, снижало спрос на платиновые карты. Это создает порочный круг, в котором люди, чувствующие себя экономически уязвимыми, особенно стремятся продемонстрировать свое благосостояние через бесполезные покупки, которые они едва могут себе позволить, а рынок слишком готов предоставить такие услуги за хорошую плату.

АМЕРИКАНСКИЙ КОШМАР

У американцев есть еще одна особая проблема. Постоянно питаемые, в дополнение к хлопьям на завтрак, рационом из «американской мечты», они склонны верить, несмотря ни на что, что, хотя в их обществе и царит неравенство, оно вознаграждает трудолюбие и усилия. В недавнем исследовании ученые опросили жителей Соединенных Штатов и ряда европейских стран об их взглядах на социальную мобильность[538]. При ответе на вопрос: «Если 500 семей разделены по доходам на 5 равных групп, то сколько детей, родившихся у родителей из беднейшей группы, перейдут на одну группу выше, на две группы выше или в самую богатую группу?», американцы были более оптимистичны, чем европейцы. Они считали, например, что из 100 бедных детей 12 попадут в самый богатый квинтиль, и только 32 останутся в своей группе. Напротив, по мнению французов, что из 100 только 9 бедных детей доберутся до вершины, а 35 застрянут в нищете.

Радужное мнение американцев не отражает современных реалий Соединенных Штатов, где бедность стабильна, а межпоколенческая мобильность резко снизилась. В настоящее время мобильность в Соединенных Штатах существенно ниже, чем в Европе. Среди стран ОЭСР, ребенок из нижнего квинтиля с наибольшей вероятностью застрянет там в США (33,1 %), а с наименьшей – в Швеции (26,7 %). Средний показатель для континентальной Европы составляет менее 30 %. Вероятность перехода в верхний квинтиль составляет 7,8 % в США, а в среднем по Европе она близка к 11 %[539].

Те места в Соединенных Штатах, жители которых с наибольшей вероятностью будут цепляться за устаревшее понятие американской социальной мобильности, также известной как мечта, на самом деле с наименьшей вероятностью ее испытают. Американцы также обычно считают, что усилия вознаграждаются (а отсюда следует, что бедные отчасти сами несут ответственность за свое тяжелое положение), и, вероятно, по этой причине те, кто верит в высокую мобильность, также склонны с подозрением относиться к любым усилиям правительства по решению проблем бедности[540].

Когда чрезмерно оптимистичные представления о мобильности сталкиваются с реальностью, возникает сильное побуждение отвернуться от неприятной истины. Большинство американцев, чьи зарплаты и доходы стагнировали, сталкиваясь с постоянно увеличивающимся разрывом между богатством, которое они видят вокруг себя, и финансовыми проблемами, которые они испытывают сами, должны сделать выбор: либо обвинить самих себя в том, что они не извлекают выгоду из тех возможностей, которые, по их мнению, предлагает им их общество, либо найти кого-то, кого можно обвинить в краже рабочих мест. Это путь к отчаянию и гневу.

По всем показателям отчаяние в современной Америке растет и становится смертельным. Наблюдается беспрецедентный рост смертности среди менее образованных белых в среднем возрасте и сокращение продолжительности жизни. Ожидаемая продолжительность жизни снижалась в 2015, 2016 и 2017 годах для всех американцев. Эта мрачная тенденция характерна для американских белых, и в особенности для белых без высшего образования: во всех расовых группах США, кроме белых, смертность падает. Другие англоязычные страны, придерживающиеся в целом схожей с США социальной модели, а именно Великобритания, Австралия, Ирландия и Канада, также претерпевают аналогичные изменения, хотя и в замедленном темпе. С другой стороны, во всех других богатых странах смертность снижается, и снижается быстрее для необразованных (у которых изначально была более высокая смертность), чем для образованных. Иначе говоря, во всем мире происходит конвергенция между уровнями смертности выпускников колледжей и остальных, но Соединенные Штаты идут другим путем. Энн Кейс и Ангус Дитон показали, что рост смертности обусловлен устойчивым ростом в Америке «смертей от отчаяния» (таких как смерть от алкогольных и наркотических отравлений, самоубийств, алкогольных заболеваний печени и цирроза) среди белых мужчин и женщин среднего возраста, в сочетании с замедлением прогресса в борьбе с другими причинами смертности (включая болезни сердца). Подобная картина наблюдается и в отношении оценок физического и психического самочувствия. Начиная с 1990-х годов белые люди среднего возраста с низким уровнем образования все чаще жалуются на плохое самочувствие, а также на различные боли и недомогания. Они также чаще сообщают о симптомах депрессии[541].

Вероятно, низкие (или неравные) доходы как таковые не сыграли здесь ведущей роли. В конце концов положение чернокожих в экономическом плане за этот период не улучшилось и на них эта тенденция не влияет. Не было никакого всплеска смертности в Западной Европе, даже после стагнации доходов во время Великой рецессии. С другой стороны, смертность в России резко возросла после распада Советского Союза в 1991 году, и, как и в Соединенных Штатах, большая часть роста была обусловлена изменениями смертности от болезней системы кровообращения и от внешних причин (главным образом самоубийств, убийств, непреднамеренных отравлений и дорожно-транспортных происшествий) среди молодежи и людей среднего возраста[542].

Кейс и Дитон также подчеркивают, что, хотя рост смертности в Соединенных Штатах начался в 1990-х годах, он наложился на тенденцию, которая началась задолго до того. После когорты, вышедшей на рынок труда в конце 1970-х годов, каждая последующая когорта оказывалась во многих отношениях в худшем положении, чем предыдущая[543]. В любом возрасте среди менее образованных белых американцев, каждая последующая когорта