Книга Одинокий волк - Патриция Гэфни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но мы не знаем наверняка, что они богаты, – снова вмешалась Сидни. – На самом деле у нас даже нет абсолютной уверенности в том, что они аристократы.
– Все верно, но на данном этапе нам больше нечего использовать. Если спор сведется к моральной стороне дела, обнаружение Макнейлов – это, пожалуй, наша единственная надежда.
Он вынул часы из кармана и щелчком открыл крышку.
– Уже почти час. Опаздывать нельзя, посетителей пускают ненадолго. Все встали из-за стола.
– К сожалению, только один из вас сможет его увидеть, – извиняющимся тоном добавил Осгуд.
– Только один?
– Боюсь, что да, поскольку Майкл не является членом вашей семьи. Кстати, в определенном смысле это нам на руку. Будь он членом семьи, зоопарк, без сомнения, предъявил бы вам иск по возмещению материального ущерба. Итак, кто из вас пойдет навестить Майкла? Вы, Харли?
Отец Сидни еще крепче сжал в руке ненабитую трубку.
– Гм, – неуверенно промычал он. – Гм.
– Вы, Филип? – спросил Осгуд. Филип почесал затылок и прищурился. Сидни постаралась, чтобы ее голос звучал как можно увереннее.
– Я хочу его видеть. Осгуд округлил глаза и покачался с каблука на носок.
– Вот как, – сказал он. – Да, я понимаю. Сама Сидни была не вполне уверена, что он все верно понимает, но по ходу разговора в какой-то момент решила, что ему можно доверять. Если он действительно все понял, ее больше не страшили последствия.
– Мы будем ждать тебя снаружи, – сказал ей Филип. Мистер Осгуд попрощался с ними за руку и сказал, что будет держать их в курсе дела. Бережно подхватив ее под руку, адвокат повел Сидни по полутемному коридору, вверх по лестнице, потом по другому коридору, такому же узкому и темному. Наконец они попали в большой, переполненный, плохо освещенный зал ожидания. Полицейский в форме сидел за столом у входа.
– Присаживайтесь, – предложил мистер Осгуд. – Я оформлю ваше посещение у сержанта и откланяюсь с вашего позволения. Ждать придется недолго.
Сидни поблагодарила его за доброту, нашла свободный стул в углу и села в ожидании Майкла. Десять минут спустя полицейский за столом огласил список имен, назвав в числе прочих и ее. Сидни встала. Когда ее провели вместе с остальными по коридору в другое помещение, полицейский потребовал, чтобы она сдала сумочку, шаль и шляпку. На какой-то ужасный момент ей показалось, что сейчас он начнет ее обыскивать, но все обошлось.
– Сюда, – указал полицейский. – Комната для посещений, – добавил он, увидев, что она колеблется.
– Но я думала…
– Проходите, леди, вы задерживаете всю очередь. Сидни едва не рухнула на указанный ей стул, настолько не вязалась картина, представшая ее взору, с тем, что она мысленно себе представляла. Она почему-то была заранее уверена, что им предоставят отдельное помещение, или – в худшем случае – ей будет позволено взять его за руку сквозь прутья его камеры-одиночки, пока охранник стоит на почтительном расстоянии, тактично отвернувшись в другую сторону.
Действительность оказалась ужасающей. Двойной ряд поставленных друг напротив друга столов делил комнату примерно надвое, а между столами была натянута от пола до потолка частая металлическая сетка, делавшая помещение похожим на клетку. К каждому столу был придвинут только один стул, и вокруг этого единственного стула толпились семьи: слева от Сидни – родители с тремя детьми, справа – четверо взрослых. А позади них стояли еще люди группами по трое, по пятеро… судя по всему, считалось, что максимально допустимое число – шесть. Все говорили разом, поэтому в комнате стоял невыносимый шум.
Каждый стол был в три фута шириной, стало быть, удвоенное расстояние составляло шесть футов[18]; другими словами, нечего было даже и мечтать о том, чтобы наклониться и дотронуться сквозь сетчатую преграду до руки любимого человека. Даже разглядеть что-либо через частую сетку было нелегко. Сидни пришлось прищуриться, чтобы угадать, который в группе волочащих ноги, одинаково одетых заключенных, появившихся через дверь в задней стене, – Майкл.
Вот он. За секунду до того, как он ее заметил, ей чуть не стало дурно при виде его бледного, изможденного, обросшего бородой лица с запавшими, затравленными глазами. Как и все остальные, он был одет в полосатую пижамную куртку поверх полосатых штанов – настолько мешковатых на его стройной худощавой фигуре, что они едва держались на бедрах и ложились складками у щиколоток поверх башмаков, из которых были вынуты шнурки. Увидев ее, он на мгновение остановился как вкопанный, но охранник тут же толкнул его ладонью в спину. До этой минуты губы Майкла были растянуты в показной застывшей улыбке вежливого ожидания, но, как только он ее увидел, его лицо исказилось в мучительной гримасе боли и радости, а все, что еще уцелело от сердца Сидни, разбилось вдребезги.
Увидев его издалека, она поднялась со стула, а теперь они сели одновременно, не спуская друг с друга глаз. Глядя на него, она знала, что видит свое собственное лицо, как будто отраженное в зеркале. Она улыбалась такой же, как и он, счастливой и полной страдания улыбкой. Его губы задвигались. Она подалась вперед, приложив ладонь щитком к уху, не в силах расслышать его из-за стоящего вокруг гвалта.
– Я думал, придет Филип, – повторил он.
– Он здесь. И мой отец тоже.
Ей приходилось надрываться, чтобы быть услышанной. Кажется, он переспросил: «Твой отец?» и удивленно покачал головой.
– Сидни, тебе не надо было приходить.
– Я должна была прийти. Он не слышал.
– Я должна была!
Люди справа от нее начали ссориться. Заключенный, к которому они пришли, выкрикнул непристойное ругательство, двое визитеров закричали на него в ответ. Охранники поглядывали на происходящее с откровенной скукой.
– Как ты? – спросила Сидни, стараясь за улыбкой скрыть свое отчаяние.
– Хорошо. Но он выглядел измученным и больным. Она улыбнулась и кивнула, чтобы его подбодрить.
– Я скучаю по тебе!
– Я скучаю по тебе.
Сидни не могла решить, что хуже: выкрикивать признания или пережидать мучительное молчание, наступавшее между выкриками.
– Мне нравится мистер Осгуд, – сказала она. – Он хороший адвокат.
Майкл кивнул и сказал что-то, чего она не расслышала.
– Прости, что я тебя оставил, – повторил он, мучительно напрягая голос. – В тот день. Только записку…
Он бессильно развел руками. Сидни видела, как тяжело он это переживает. И его лицо и голос говорили об одном и том же.
– Все хорошо, – горячо заверила она его. – Я понимаю… Я знаю, зачем ты это сделал. Я не сержусь!
Он прижал ладонь к груди и улыбнулся с Облегчением. В эту минуту Сидни поняла, что пройти через этот кошмар без слез ей не удастся.