Книга Мир обретённый - Нил Шустерман

Перед Мэри открылась широкая золотая дорога — и она была готова пуститься по ней, не оглядываясь назад. Конец живого мира будет скорым и неизбежным. Она пока ещё не знала, как это устроить, но ведь способов разрушения такое огромное множество! Сейчас зима. Живым, пожалуй, стоило бы как следует насладиться видом своих замёрзших, заснеженных полей и колючим, пронизывающим ветром... потому что их миру больше никогда не видать весны!

— Соберите остальных, — велела она. — Мы уходим сейчас же, и не остановимся, пока не достигнем цели.

— А какая у нас цель? — спросил Сушка.

— Такая, какую я укажу! — ответила Мэри.

Все единодушно согласились следовать за ней. Им невдомёк было, что если у них и существовал какой-то выбор, то от него ничего не осталось в тот самый момент, когда их всех сдавили прекрасные щупальца света.

Глава 42

Разум и чувство... и скинджекеры

Реабилитационный госпиталь Вулф-Ривер в Мемфисе, штат Теннесси, расположен на высоте над лагуной Вулф-Ривер, на полуострове Мад-Айленд. Из корпусов госпиталя на лагуну и широкую Миссисипи с другой стороны полуострова открывается великолепный вид, но пациентам отделения долговременной реанимации не до любования красотами природы. Им вообще ни до чего в этом мире нет дела.

Опытные медсёстры никогда не трогали все те мелочи, которыми родные и близкие пытались скрасить быт здешних обитателей, — кроме тех случаев, разумеется, когда вещицы могли стать причиной пожара. Воздушные шарики, цветы в горшках, всяческие яркие украшения наполняли палаты, словно здесь шёл бесконечный праздник. Однако ничто не могло замаскировать царившую в отделении тяжкую, гнетущую тишину.

Алли Джонсон лежала сначала в другом госпитале, но когда её родные переехали в Мемфис, они забрали её с собой. Мысль о том, чтобы оставить свою дочь в больнице в Нью-Джерси была для них невыносима. Последний раз они навещали Алли на Рождество, в самый хлопотный день года, когда родные и близкие приходят в гости, и одинокие обитатели палат на короткое время перестают быть одинокими.

В это Рождество, так же как и по всем другим праздникам, родные Алли всеми возможными способами выказали её коматозному телу всю свою бесконечную любовь. Старшая сестра занялась её ногтями, как на руках, так и на ногах: подстригла, нанесла лак, и всё это — под любимую музыку Алли. Мама расчесала и подровняла ей волосы. Папе выпала самая тяжёлая работа: он массировал её ослабевшие мышцы, придавая им тонус на случай, если в один прекрасный день они вновь ей понадобятся. Врачи утверждали, что мозг их дочери не повреждён, так что нет никаких причин полагать, что она не очнётся. Вот только за четыре года Алли почему-то так и не пришла в себя.

Потом мама села и прочитала дочери очередную главу из «Разума и чувства» Джейн Остин. Она думала, что это любимая книга Алли, но это было не так. Алли нравился актёр, игравший главную роль в фильме, только и всего. Но вот глава закончилась, и всеми, как обычно, овладела печаль; когда бремя её стало окончательно невыносимым, они решили, что пора прощаться. Мама поцеловала Алли в лоб, и, найдя свободное место на увешанной поздравительными открытками стене, пришпилила ещё одну. Уходя, они пообещали дочери прийти к ней в день св. Валентина.

Спускался вечер, посетители покидали своих родных и близких в таком же подавленном настроении, в каком пришли сюда, но зато с сознанием, что сделали хорошее, нужное дело. Рождество закончилось, и в каждой палате установилась тишина, прерываемая лишь попискиванием приборов и гудением машин. Аппараты мониторили, анализировали, вводили питание и лекарства, словом, работали, чтобы поддержать силы в людях, заблудившихся между жизнью и смертью.

* * *

— Я не боюсь умереть, — сказала Алли Кларенсу. Они стояли перед госпиталем; была середина дня, после Рождества прошло две недели. — Я ведь больше трёх лет была уверена, что уже мертва. Мне просто надо узнать, как там моё тело, совсем плохо или не очень...

— Похоже, ты немного боишься вернуться к жизни.

— Единственное, что меня пугает, — буркнула Алли, — это мир под властью Мэри.

С этими словами она скинджекила какого-то прохожего.

— Я скоро вернусь, — пообещала она.

— Если не вернёшься, я пойму.

— Я сказала — вернусь!

И она решительно пошагала в госпиталь.

Пятью минутами позже Алли, уже в теле одной из сестёр отделения долговременной реанимации, двигалась по коридору в сторону палаты № 509, в которой, согласно реестру, почивало тело Алли Джонсон. «Почивало» — вот как они это здесь называли. Какое приятное слово для такого ужасного состояния. Алли подождала, пока из палаты не вышла другая сестра, а затем сделала один глубокий вдох... затем другой, третий — словно собиралась нырнуть на большую глубину. И только потом, всё ещё в теле медсестры, вступила в палату.

Комната была обставлена по-спартански. Минимум мебели. Поздравительные открытки на стене несколько развеивали мрачную атмосферу, но некоторые из них упали и валялись на полу. Видно, создание уюта в палатах не входило в число приоритетов медицинских работников. Да и с чего бы им этим заниматься? Кому это нужно? Два мягких кресла и эстамп на стене, как в каком-нибудь третьеразрядном отеле, предназначались не для пациента, а для посетителей — это им требовался уют и комфорт. Живым мертвецам было всё равно.

Алли заставила себя взглянуть на лежащую в постели пациентку, пока ей ещё не отказало мужество. От того, что она увидела, у неё занялся дух, хотя она чего-то такого и ожидала.

Это было плохо, но... не так уж и плохо.

Это было шокирующе, но... не так уж и шокирующе.

Девушка на койке была удивительно похожа на ту Алли, которую она помнила. И несмотря на это Алли пробрала дрожь. Всё равно что человеку, не совсем уверенному в существовании привидений, вдруг увидеть одно из них.

— Привет, Алли, — прошептала она.

Алли на постели не ответила. В её нос была введена питательная трубка, но это обычная практика. Кожа спящей девушки была бледной, почти прозрачной, но и в этом тоже не было ничего неожиданного. А вот накрашенные ногти и аккуратная причёска — не неряшливый колтун, а гладко зачёсанные волосы — удивили Алли. В комнате жужжали, попискивали и пощёлкивали аппараты жизнеобеспечения. От одного из них к конечностям пациентки тянулись толстые трубки, накачивающие воздух в резиновые пузыри; те то надувались, то с громким шипением опадали. Алли сообразила, что это сделано для улучшения кровообращения; при этом создавалась иллюзия, будто её руки и ноги чуть-чуть шевелятся.

Автомобильная авария оставила на ней свой след: глубокий шрам рассекал правую половину лба и правую щёку, верхний его конец уходил за линию волос. Шрам, однако, давно зарубцевался. Никаких других видимых повреждений Алли не заметила.

Она шагнула к койке. И вдруг её со страшной силой потянуло вперёд, словно понесло невидимым мощным приливом. Чем ближе она подходила, тем эта тяга становилась сильней.