Книга Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона - Никита Василенко

рекой поднялась едва видимая черная тучка.

Зрение снова подвело трибуна, но он не подал виду. Тихо обратился к Эллию Аттику:

– Спроси, у Калеба, что он видит на горизонте, там, где река снова уходит в болота?

Бывший актер быстро втолковал дальнозоркому Калебу, что от него требуется. Стрелок внимательно присмотрелся, коротко ответил греку. Тот незамедлительно перевел:

– Наш лучник разглядел стаю птиц, поднявшихся над болотом. Много птиц, что-то их всех встревожило, спугнуло.

– Птицы! – подтвердил Ждан. – Теперь я тоже вижу птиц. Судя по всему, кто-то распугал чуть ли не всю пернатую живность на болотах. Если бы дело было в степи, то я бы точно сказал, что запалили траву. Но сухой травы, как известно, на болотах нет. Значит, птиц могли спугнуть только двуногие. Там, впереди – люди, причем много людей.

– Слева – крепость, впереди – неизвестные люди. Возможно, анты. Но возможно, готы. И тогда – это засада на берегу узкой речушки, – Константин Германик произнес эту фразу вслух, по старой дурной привычке, от которой никак не мог избавиться.

– А мы разве не планировали заход в городище на Юрьевой горе? – удивился охотник Ждан.

«Какая, к Митре, гора! – подумал трибун. – Я собирался уже завтра греться в лоне Домны, на безопасном расстоянии от берега с проклятыми готскими стрелками!»

К счастью, на этот раз он себя проконтролировал и потаенную надежду не озвучил. Вместо этого надел на голову шлем, знаком велел греку подать панцирь. Все это действо было красноречивей любых приказов. Гребцы мигом поспешили закрыться импровизированными щитами, сделанными наспех из вербовых прутьев и подбитые изнутри кусками толстой шкуры.

– Мы взойдем на Юрьеву гору только в случае крайней необходимости! – ответ римского офицера антскому охотнику прозвучал как приказ: однозначно и категорично. – Пока же двинемся на прорыв, я не хочу зимовать на антской горе, даже если она – Юрьева!

– Я должен посоветоваться с Идарием. – Ждан явно не ожидал услышать непреклонные командные нотки в голосе трибуна.

– Посоветоваться? – делано удивился Германик. – Ты – на войне, Хромой Ждан! Ты принят стрелком на римское судно, идущее на Самбатас по велению моего императора. И если ты намерен обсуждать мои действия с другими членами команды, то немедленно заткнешься навеки!

Охотник, не ожидавший такого развития событий, растерялся. Посмотрел на соотечественника, сидевшего на банке гребца. Идарий не знал греческого языка, но по тону офицера понял все правильно. Человек военный, Идарий привык повиноваться. Он что-то сказал Хромому Ждану по-антски, и тот склонил голову, повинуясь приказу римлянина.

– Я все понял, командир. Просто думал сделать как лучше: подняться в крепость…

– А ты не думай, – посоветовал ему трибун, подставив правый бок греку Аттику, чтобы тот, вставив в металлические кольца штырьки, скрепил воедино броню на груди и спине. – Хороший солдат не думает, он исполняет команды.

Только убедившись, что купеческая лодия готова к прорыву через возможную засаду, Константин Германик отдал команду Иннокентию начать движение. Лодия набрала ход. Кормчий направил маневренное судно прямиком к месту захода Черной речки в бескрайнее, дурно пахнущее болото. Большая лодка буквально разрезала пополам ковер из желто-зеленой ряски, почти полностью покрывшей темную воду, минуя плававшие торфяные островки, большие бобровые плотины. На поваленных и сгнивших деревьях, жалко торчавших из воды, грелись гадюки. Из молодого папоротника, прямо в воду скользнула толстая выдра.

Нигде не было даже намека на засаду, пахнувшего железом и кровью человека!

Юрьева гора осталась позади, как воспоминание. По оба борта стеной стал высокий камыш. В маленьких заводях на широких листьях плавали желтые цветочки, похожие на маленькие кувшины.

«Нет засады. Нет!» – приготовился ликующе произнести трибун, как вдруг раздался предостерегающий окрик Маломужа. Впередсмотрящий что-то заорал, обращаясь к Иннокентию. Тот среагировал мигом, и, повинуясь его команде, гребцы с правого борта разом опустив весла в воду, задержали их там, а гребцы левого борта, подняли свои весла в воздух. Лодия легко развернулась практически на месте.

Причина подобного решительного маневра была налицо. Она, эта причина, буквально торчала из воды. Все русло Черной реки оказалось перегорожено вбитыми в дно острыми палицами-киями.

– Назад! – приказал командир, поднимая щит и оглядывая ближний берег, до которого можно было дотянуться если не рукой, то уж точно веслом.

Лодия устремилась в обратном направлении, гребцов не надо было подгонять, они и без того что есть силы махали веслами. Наконец снова показалась Юрьева гора с антским укреплением. Пока Германик раздумывал, как поступить дальше, судьба сама за него все решила.

– Птицы! – предостерегающе вскричал охотник Ждан, протянув руку в том направлении, откуда они недавно приплыли. Вдалеке, над болотом, откуда выливалась Черная река, поднялась туча птиц.

– Они нас закрыли, – на диво спокойно сообщил кормчий Иннокентий трибуну и без того очевидное. – Наглухо. Достаточно стрелкам добраться до береговой полосы, перестреляют, как уток на болоте.

– Болото есть, но мы не утки! – быстро возразил римлянин, мгновенно принявший решение. – Правь к Юрьевой горе, к лестнице, ведущей к городищу!

Глава ХLII

Хозяйка горы

Лодия даже не подплыла, а подлетела к широкой деревянной лестнице, круто поднимавшейся по Юрьевой горе прямо к воротам городища. Навстречу бегом спускалcя десяток невооруженных антов. Почему-то подростков, практически детей.

Трибун посмотрел на охотника Ждана. Тот выразительно покачал головой: «Ничего не понимаю!»

Пенять на негостеприимный прием не было времени. Приказав лучникам прикрывать отход, трибун велел гребцам забрать с лодии как можно больше груза. Те, согнувшись в три погибели и проклиная белый свет, потащили по бесконечно крутой лестнице кожаные мешки с «железом».

Германик приказал Эллию Аттику свернуть александрийский ковер, потом возложил эту драгоценную ношу на худые актерские плечи и пинком послал грека наверх, к открытым воротам крепости. Огляделся. Удивительно, но на берегу, узкой полоске суши между Черной рекой и крутым подъемом Юрьевой горы, неприятеля не наблюдалось. «Куда они делись?»

Ситуацию прояснил один из подростков, что-то быстро ответивший охотнику. Потом мальчишка с готовностью подхватил огромный мешок, чуть ли не с него высотой, и тоже поволок его вверх.

– Он сказал, что из городища стреляют по кочевникам, которые пытаются обойти гору, чтобы прорваться к лестнице, – пояснил Ждан. – Пора и нам с тобой подниматься. Сам понимаешь, мне ходить затруднительно, а по ступенькам особенно.

– Пошли, – согласился трибун. – Цербер насторожился, верный знак, что враг близко. Иннокентий, чего медлишь, поджигай! – последние слова адресовались уже кормчему, замершему с горящим факелом в руке на корме торгового кораблика.

Не торопясь, но и не медля, Константин Германик, Хромой Ждан начали подъем. Чуть позже к