Книга Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

что значит Родина! Неужели и мебель бесплатно? – восторгался он, глядя на Аралина. – Это дело надо отметить… Тем более что у меня болит голова.

Жена уполномоченного, моложавая приятная женщина с чисто славянскими чертами лица, в косынке, без признаков макияжа, как по команде засуетилась возле тюков. В просторном зале на столе появились маринованные грибы, иссохшая, обломанная с краю буханка хлеба и бутыль ядовито-зеленоватого самогона.

Аралин, сославшись на занятость и возраст, бежал, поручив Самбиеву проявить кавказское гостеприимство. Арзо дословно понял порученное, на равных стал хлестать стаканами самогон.

К полдню решили ознакомиться с городом и заодно с рабочими кабинетами. Несмотря на удостоверения и высокие посты, в правительственное здание их не пропустили. Что было далее, Арзо помнил эпизодически. Только на следующий день он узнал, что уполномоченный остался с какой-то компанией в пивнушке, а он неведомо как очутился в кабинете Букаевой. Вот здесь, после нескольких стаканов чая, он пришел немного в себя.

Как обычно, Марина потянулась к шкафу. Ему показалось, что его плечо сильнее, чем ранее, осязает габариты юриста, и он попытался даже отпрянуть, но давление возросло. Марина пробурчала, что он мешает, Арзо попытался встать, и от этого они пришли к масштабному соприкосновению, и тут началось ощупывание девичьих достоинств… Оплеуху Самбиев не получил, но отпор был решительный, с нагрузкой веских слов.

… Мучительные рвотные позывы привели Самбиева в сознание. Он абсолютно не помнил, как очутился дома, в постели. Вспомнил только, как с Мариной пошел к ее подруге на день рождения. Оказались они в какой-то неприбранной квартире, и почему-то подружка исчезла, а Арзо на спор пытался выпить из горла бутылку шампанского… Далее полный провал в памяти, и только тревожное осознание чего-то содеянного.

Утром, растревоженный всякими домыслами, Самбиев помчался к уполномоченному.

– Милиция его привела, – прижималась к стене коридора жена.

– Ничего, ничего, – появился в дверном проеме румяный, свежий Цыбулько. – А как еще все это обмывать надо! А вот теперь приступим к работе.

На рабочем месте уполномоченный в который раз взад-вперед перелистывал листки должностной инструкции. При этом для удобства он слюнявил о нижнюю толстую губу пальцы рук, умудряясь щедро смачивать всю пятерню.

– Слушай, Арзо, – вдруг уставился Цыбулько отрешенным взглядом на заместителя. – Без пол-литра это не понять… Сбегай, пожалуйста, будь другом! Да, еще газет свежих захвати. Давай скинемся. Может, кто третьим будет?

– Я пить не буду, – категорически возразил Самбиев. Даже от упоминания о спиртном его мутило, однако выполнять просьбу он помчался.

В тот же день в обед Самбиева вызвали к управляющему делами.

– Я вижу, вы уже спелись? – строго встретил Аралин. – Передай Цыбулько, что с его должностью в свитере ходить в Совмин нельзя. И еще, пьянки и тем более похмелки надо оставить. Это Кавказ.

Более полутора месяцев просидел Арзо в кабинете правительственного здания. Процесс акклиматизации Цыбулько проходил с трудом. Уполномоченный жаловался на городской быт. Оказывается, он всю жизнь провел в белорусской глубинке, был секретарем парткома колхоза. Оттуда направлен в высшую партийную школу в Москву, по окончании которой ему поручили контролировать госзакупки на Кавказе.

Функции уполномоченного требовали масштабной деятельности, в его руках находились мощные рычаги контроля и надзора. Однако Цыбулько поставленных задач не понимал, многого просто боялся. Он даже противился поставить подпись на каком-либо документе, избегал совещаний и с трудом общался по телефону.

В принципе вся нагрузка легла на Самбиева, правда, в период становления комиссии ее было маловато, а из-за инертности руководителя вовсе не прибавлялось. Весь штат комиссии в скуке досиживал до окончания рабочего времени, перечитывал газеты и журналы, слушал радио.

Монотонное существование Самбиева разнообразили ежедневные встречи с Мариной. После пьяных притязаний Арзо, Букаева неделю ходила в водолазке, говорила, что Самбиев наследил на шее, на груди. К удивлению экономиста, юрист не предъявила особых претензий к его поведению, а наоборот, негласно, но манерами не противилась и даже поощряла мужские ласки. В запертом кабинете или в подъезде Букаевой он безраздельно господствовал над одурманивающими высотами выше пояса. Попытки проникнуть вниз встречали жесткий отпор.

– Только после свадьбы, – звучал жесткий вердикт юриста, и как после страшного приговора холодели руки Арзо, исчезал пыл, улетучивалась дурость.

И тем не менее, он по привычке или просто от безделья и скуки каждый день встречался с Букаевой. Исключение составляли выходные и праздничные дни. Их отношения протекали спокойно и верно, как полноводная река, неслись они к закономерному устью океана. И если Марина мечтала о безбрежном просторе, то Арзо предчувствовал морскую соль, и полное растление в пластах глубин. И хоть был Арзо в объятиях мощного течения, хоть и знал, что не хватит сил доплыть до суши, все равно он безмолвно восторгался красочностью исчезающих берегов, мечтал доплыть до них, надеялся выкарабкаться на твердый грунт крестьянской жизни… Сепаратство чувств обнаружили, в водовороте течения закружило Самбиева.

– Как ты провел выходные? – поинтересовалась как-то Букаева в кабинете.

Арзо не обнаружил коварства в ее голосе.

– Косил кукурузу в Ники-Хита.

– Врешь! – ряд крупных зубов заскрежетал перед ним. – Ты ездил в Краснодар, к этой бабочке *.

– Откуда ты узнала? – опешил Самбиев.

– Ты просил на дорогу в долг у Дмитрия, а Дмитрий у меня. Что замолчал? Ну и как твоя Полла? Нацеловались или у вас еще глубже взаимоотношения?

– Замолчи! Не смей так о ней говорить! – он вскочил. – Она порядочная девушка.

– Ах! Значит она порядочная, а я кто? Ты негодяй, изменник…

Она что-то еще говорила, оскорбительное, скверное, однако Арзо выбежал прочь.

Неделю они не общались. Первой на уступки пошла Букаева. Она позвонила на работу Арзо и как ни в чем не бывало попросила зайти.

День был погожий, ласковый, теплый. Осень запоздала. По предложению Марины пошли прогуляться в парк имени Кирова. В увядающей траве сидели на берегу полноводной Сунжи. Букаева угощала Самбиева пирожным собственного приготовления. Хвалясь перед ним французской косметичкой, она любовалась собой в миниатюрное зеркальце… И вдруг он услышал скрежет ножниц. Арзо с ленцой обернулся, заметил, как Марина, стушевавшись укладывала пучок волос в свой блокнот.

– Ты что делаешь? – улыбнулся Самбиев.

– Да так, – встрепенулась девушка. – Давай фотографироваться, я забыла фотоаппарат вчера выложить… Случайно остался.

К концу трудового дня разошлись по службам. Не успел Арзо сесть за рабочий стол, как зазвонил телефон.

– Арзо, ты? – гробовой голос Букаевой. – Больше ко мне не приходи. У нас все кончено.

– Ну и слава Богу, – крикнул Самбиев, когда