Книга Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1 - Борис Яковлевич Алексин

были в свои гражданские пальтишки и, выстроившись по команде доставившего их старшины, тряслись на морозном ветру, как осиновые листочки. Собравшиеся около прибывших медсанбатовцы, сами голодавшие так, как никому из них до сих пор голодать не приходилось, глядя с сожалением на исхудавшее и дрожавшее пополнение, думали, как же плохо в городе.

К строю подошёл комбат, поздоровался с прибывшими, ответившими вразброд и еле слышно. Перов приказал немедленно вести их в сортировку, которая была пуста. Новеньких отвели в палатку, вслед за ними туда отправились Перов, комиссар, начальник штаба Скуратов, Алёшкин, Сангородский и сопровождавший девушек старшина. Остальным комбат приказал разойтись по местам своей работы и по землянкам.

В сортировке было не просто тепло, но даже жарко. Прибывшие, основательно замёрзнув во время поездки в открытой грузовой машине, окружили раскалённые докрасна железные печки и растирали озябшие руки и ноги. Посоветовавшись, командиры решили в нарушение существовавших норм получше покормить ленинградок, зачислить их, как поступивших раненых, и в течение двух суток кормить по этим нормам, которые были всё-таки выше, чем нормы бойцов медсанбата.

Следовательно, первое, что нужно было сделать, как полагалось каждому прибывающему раненому, дать им горячего чая со сгущённым молоком и по 50 граммов сухарей. Вскоре все эти девушки, раскрасневшиеся от тепла, с радостным изумлением прихлёбывали горячий сладкий чай с молоком, осторожно откусывая от маленьких, чёрных, пронизанных овсяными колючками, сухариков, стараясь при этом ни крошки не уронить.

Пока прибывшие насыщались и отогревались, Перов, Алёшкин и комиссар ознакомились с их списком, представленным старшиной, и узнали от него, что по распоряжению комиссара дивизии на этой же машине он должен забрать из медсанбата 15 боеспособных бойцов.

— Только не из выздоравливающих, — подчеркнул он.

Перов со своими помощниками знал, что так должно случиться, но все они думали, что им дадут хотя бы три-четыре дня, чтобы выяснить способности новеньких, обучить их, понять, кого они смогут заменить, и потому такие требования их огорошили, но старшина твёрдо стоял на своём. Он заявил, что пополнение в свой полк (41-й стрелковый) он должен забрать сегодня же и об исполнении доложить комиссару дивизии не позднее завтрашнего утра.

Кое-как выторговав у него ночь, Перов предложил командирам пойти в его землянку и по спискам посмотреть, кого можно отдать наиболее безболезненно. Сангородскому он поручил обеспечить прибывшим ночлег в сортировке.

Всю ночь просидели комбат, комиссар и командиры подразделений медсанбата, споря о каждом выбранном человеке. В батальоне действительно оставались считаные единицы обученных за полгода санитаров или мастеровых, без которых просто немыслимо было обойтись. Споры доходили даже до ссор между отдельными командирами, и лишь благодаря тактичности и умению уговаривать, которые оказались весьма незаурядными у комиссара батальона Подгурского, эти ссоры удавалось прекратить.

К утру список отправляемых составили, и все разбрелись по своим землянкам и палаткам, чтобы отдохнуть. Эта ночь прошла относительно спокойно. Раненых, кроме одной машины, прибывшей ещё вечером, до пополнения, больше не поступало.

Перов приказал Прохорову на следующий день обмундировать всех дружинниц, а Скуратову с утра распределить их по подразделениям. Борис ещё ночью зашёл в операционный блок, разбудил дежуривших там Наумову и Шуйскую и приказал им завтра чуть свет пробраться в сортировку, побеседовать с прибывшими девушками, выбрать из них пять человек, наиболее подходящих и толковых, и сообщить ему их фамилии. Хотя из операционно-перевязочного взвода брали только трёх санитаров-носильщиков, но, учитывая большую нехватку в людях, комбат решил направить в него пятерых: трое давались в сортировку, двое распределялись по остальным подразделениям.

Но таким предусмотрительным оказался не один Алёшкин. Ещё до него Сангородский поручил своей старшей сестре отобрать лучших девушек для сортировки и, из дружбы с Прокофьевой, — для госпитального взвода тоже.

Однако Наумовой и Шуйской удалось заприметить боевых и старательных девчат. Забежав вперёд, можно сказать, что впоследствии эти сандружинницы не только хорошо справлялись с работой санитаров, спустя несколько месяцев они могли вполне заменять перевязочных сестёр. В дальнейшем всем им было присвоено звание сержантов медслужбы, а через год две девушки даже стали операционными сёстрами.

Но это было потом, пока же они, немного смешные в своём неподогнанном обмундировании, плохо сидевших халатах, вздрагивая при каждом стоне раненого, с остановившимся взглядом, трясущимися руками снимая с раненых окровавленную одежду и развязывая кровавые бинты, нуждались в постоянном наблюдении и помощи. Основному персоналу, оставшемуся в батальоне, пришлось ещё труднее: вместо того, чтобы заниматься своим делом, операционным сёстрам и врачам приходилось самим ползать на коленях около лежавших на носилках в предоперационной раненых и практически показывать, как надо снять гимнастёрку, сапоги, шинель с раненого, как его переложить на операционный стол, как снять бинт, чтобы не причинять боли пострадавшему и, в то же время, по возможности, сохранить этот бинт. Уже недели две, как приказом по сануправлению фронта на всех этапах лечебных учреждений из-за нехватки перевязочного материала предписывалось экономить бинты, обязательно стирать их и использовать многоразово.

Так или иначе, в конце концов, за довольно небольшой промежуток времени медсанбатовцы преодолели и эту трудность, новый персонал освоился и стал работать более или менее удовлетворительно.

Следует отметить, что вместе с девушками в батальон поступила и очередная почта: газеты и несколько писем. В числе счастливцев, получивших письмо, оказался и Борис. Письмо было от Кати из далекой Александровки, в нём она сообщала маленькие семейные новости, рассказывала о проказах младшей дочурки Майи и, как всегда, почти ничего не писала о себе. Вскользь упоминала о трудностях с продуктами питания, но уверяла, что она пока из этих трудностей выходит благополучно. В заключение просила мужа не беспокоиться о судьбе своей семьи, убеждая его, что она сумеет продержаться, сколько бы эта проклятая война ни продолжалась.

Письмо было написано в сентябре, а уже кончался декабрь. Где оно блуждало столько времени? Вообще, из-за кольца блокады, с так называемой Большой земли письма получили всего несколько человек. Хотя в письме и сообщались события более чем трёхмесячной давности, Борис ему очень обрадовался. Он в этот же вечер написал ответ, но Скуратов, которому он принёс письмо для отправки, предупредил, что вряд ли оно попадёт по назначению:

— Не забудьте, ведь, кроме нашего блокадного кольца, прямая железнодорожная связь с Северным Кавказом отсутствует, — заметил он.

Время шло, и силы у всех, находившихся внутри блокадного кольца, в том числе и у медиков, таяли с каждым днём, вернее, с каждым часом. У многих, в том числе и у Бориса, отекли ноги и в дополнение ко всему начала развиваться цинга. Настой хвои, приготовляемый с начала осени, помогал мало в особенности