Книга Подсознание - Сидарта Рибейро

сигналов и жестов.

Роль языка в эволюции человека неоспорима, но очевидно, что в этом пазле еще не хватает многих кусочков. Нам еще предстоит понять ускоренный процесс, посредством которого набор символов с очень ограниченными значениями вылился в такое многообразие обозначений в современных языках: от «льва» и «зебры» до имен собственных, вроде Энхедуанны; от простых глаголов («ходить») до таких слов, как «почему», «душа», «ноль» и «интернет».

Множество психических процессов развилось в довольно сжатые сроки, если сравнить с продолжительностью эволюции человеческого тела. Переход от мира иконок и индексов к употреблению произвольных символов и их изощренных аргументов соответствовал постоянно растущей весомости чужого мнения. Вам не нужно видеть льва — достаточно услышать вокализацию того, кто его увидел.

Значение знаков все больше зависело от социального консенсуса, и это повлекло переоценку людьми коллективных убеждений. Она коренится в расширении способности моделировать и предугадывать психические состояния других людей — то, что на нейробиологическом жаргоне называется «теорией разума».

Когнитивный скачок к языку символических аргументов навсегда изменил наше взаимодействие с миром, радикально повлияв на наше отношение к сновидениям. В какой-то момент палеолита стали появляться сообщения о том, что переживали люди, как наяву, так и во сне. То, что раньше было сугубо личным опытом и тайным образом влияло на эмоции и действия сновидца, постепенно стало коллективным.

Кланы собирались вокруг костра, люди делились увиденным во сне и наяву — это способствовало расширению словарного запаса, развитию эмпатии и началу увековечивания истории клана через рассказы о деяниях предков. Мемы становились длиннее и сложнее, образовывали богатые собрания воспоминаний. В них входили всё более изощренные репрезентации прошлых и будущих событий, достопримечательностей, новых слов и умерших людей. Это явилось фундаментальным условием возникновения концепции родословной, аффективной основы временной шкалы, напоминающей о происхождении рода.

И это, наконец, подвело нас к третьему моменту, критически важному для появления нашего сознания: рождению новой ментальной вселенной, связанной не только с настоящим, но и с прошлым, и с будущим, населенной предками и духами животных, которые при жизни были опасными, но очень вкусными, одновременно желанными и страшными, убиваемыми или убивающими, способными возбуждать воображение наших предков до такой степени, что их изображали в наскальных рисунках.

Разбивая камни

У каждого животного есть некий горизонт будущего: следующий прием пищи, следующее нападение хищника, следующее спаривание. Но человекообразные совершили прорыв, когда начали работать с мыслями о мыслях, используя ментальные объекты как инструменты воздействия на другие ментальные объекты, и тем самым моделировали не только реальность, но и свои действия в отношении нее.

Предвидя в определенные сезоны перемещения крупных мигрирующих травоядных, охотники в палеолите часто загоняли животных туда, откуда нельзя было скрыться, или безрассудно гнали их к обрыву, чтобы они упали и разбились.

Способность представлять будущее и комбинировать ментальные объекты позволила разработать прием колотого камня, дающего возможность противостоять хищнику или убить и разделать добычу. Изнурительная работа по изготовлению оружия из камня требует создать в сознании как минимум четыре типа образов: камень желаемой формы; движения, необходимые для достижения этой формы; движения, необходимые для применения этого оружия, и конечный результат — пища для племени.

Для сбора растений, моллюсков и насекомых тоже требуется вообразить, как их найти и извлечь из укрытий или нор. Обезьяны-капуцины разбивают камнями кокосы и раковины. Все обезьяны, а также вороны, используют в качестве инструментов ветки. Дельфины пользуются губками. Новшеством, появившимся в человеческой истории, стало успешное соединение инструментов в одном механизме. Сначала этот процесс шел очень медленно, а накопление знаний от одного поколения к другому было почти незаметным.

Трудно оценить, сколько времени требуется для этого процесса, учитывая, что вся история нашего вида умещается в одной сноске о доисторическом периоде. От примитивных сколотых камней олдувайской культуры, зародившейся около 2,6 миллиона лет назад, до двугранных ручных топоров, характерных для ашельской культуры, возникшей около 1,7 миллиона лет назад, прошло огромное множество долгих часов. И культурное накопление, передаваемое от поколения к поколению, было в течение этого времени почти нулевым.

Между ними и начавшейся около 160 тысяч лет назад мустьерской культурой, для которой характерно сложное производство заостренных наконечников и множества режущих предметов, еще целая вечность была потрачена на трудоемкое раскалывание камней ради изготовления инструментов. И все же, несмотря на гигантские масштабы этой культурной инерции, прогресс все-таки произошел.

Модели мышления, постепенно усложняясь, действительно развивались медленно, но навсегда меняли человеческую жизнь. Было открыто, что наскальные рисунки выполнялись в пространствах с разной акустикой в зависимости от вида изображаемого животного: там, где рисовали хищников, отзвуки были слабее, а там, где копытных (добычу), эхо звучало громче. Это предполагает сложное сочетание искусства, техники и магии с целью мотивировать наших палеолитических предков к опасной охоте при помощи манипуляций с эхом.

От первых необработанных камней, использовавшихся в качестве орудий 3 миллиона лет назад, до острых наконечников, обнаруженных незадолго до появления обработки металла (около 40 тысяч лет назад), прошел долгий процесс создания специфических ручных механизмов, способных готовить поверхности для резки, прокалывания и битья.

Бесчисленное количество раз культура отдельных племен терялась во мраке из-за нападения хищников, недостатка пищи, наводнений и засух. Упорство в освоении и совершенствовании технических навыков наблюдалось в условиях прерывистого процесса передачи культуры палеолита — в самом начале прокручивания культурного храповика человечества.

Оптимизация технологии получения колотого камня шла около 3 миллионов лет, прежде чем его прикрепили к палке и превратили в копье. Должно быть, очень трудно оказалось присоединить камень к рукоятке, сделать его достаточно острым, чтобы суметь проткнуть толстую шкуру первобытного тура — огромного предка современного крупного рогатого скота, вымершего менее 500 лет назад.

Изобретение копья и развитие богатой, гибкой речевой коммуникации позволили организовывать, планировать и направлять охоту, используя для загона дичи ландшафт, крики, передвижения и огонь, и привели наших предков на вершину пищевой цепочки. Люди стали настолько смертоносны, что только немногие представители мегафауны плейстоцена дожили до наших дней.

После изобретения копья нашим предкам понадобилось еще 400 тысяч лет, чтобы создать следующее революционное орудие, в котором как минимум три элемента должны функционировать синхронно: деревянная дуга, натянутая тетива и летящая стрела. Кому могла впервые прийти в голову идея лука? Самые старые свидетельства датируются по меньшей мере 10 тысячами лет. Был ли это ночной сон или мечта? Мы никогда не узнаем. Но факт остается фактом: идея быстро распространилась и прижилась почти на всех континентах.

Подведем итог. Траектория человеческого развития характеризуется усложнением инструментов и внутренних ментальных состояний, благодаря которым они появились. На этом долгом пути выработался богатый язык, основанный на необходимости новых обозначений