Книга Эклиптика - Бенджамин Вуд

холст на два кухонных стула и пошла искать в ящиках спички – их там не оказалось. Виктор раздвинул штору из бусин и заглянул в гостиную. Включив свет и окинув комнату взглядом, он сказал:

– Что ж, некоторые люди живут и так.

Я вошла за ним следом.

У камина валялся матрас с грязными простынями, похожими на чехлы для мебели. Очаг был забит обуглившейся бумагой и чешуйками шишек. Занавески приклеены к оконной раме. На раскладном столике – тряпки и засохшие тюбики краски, банки с болотной водой и мутные бутылки льняного масла. Повсюду, на столе и на полу, были разбросаны части растений, а в ведре в углу тухли розовые лепестки.

– Это все материалы Джима, – сказала я. – Или Генри. Я уже запуталась.

Я нашла спички на полу у камина и, присев на корточки, нашарила на дне ведерка для угля растопку.

– Там нет бумаги, которую можно сжечь? – спросила я.

Но мысли Виктора были заняты другим. Скрестив руки на груди, он стоял у дальней стены и что-то разглядывал.

– Элли. Иди сюда, посмотри.

– Ты же хотел обсохнуть.

– Просто посмотри.

Я бросила в камин потухшую растопку и подошла к Виктору.

– Серьезно, если я не разведу огонь, мы оба сляжем с воспалением легких.

Взглянув на ту стену, которая так его заворожила, я увидела, что она пестрит картинками, приклеенными прямо на штукатурку. На ярких цветных снимках были пейзажи с пышной растительностью, белые домики на берегу моря в лучах летнего солнца, извозчики, управляющие повозками, два огромных здания, утопающих в густом сосняке. Я подошла поближе, чтобы разобрать печатные подписи с краю.

На островах запрещен любой автотранспорт, кроме пожарных и полицейских машин. Передвигаться можно в запряженных лошадьми повозках, или фаэтонах (по-турецки – faytons)…

– “Нэшнл Географик”, если не ошибаюсь, – сказал Виктор. Он подошел ко второму столу, тоже заваленному рабочими материалами. Я все не могла оторвать взгляда от стены. – Вижу, ты очень усердно выполняла мое упражнение. Возможно, даже слишком усердно.

Самая популярная достопримечательность Хейбелиады – православный монастырь Святой Троицы, расположенный на северном холме острова. При монастыре открыта богословская школа…

– Теперь я хотя бы понимаю, что ты пыталась сказать по телефону. Моя секретарша была озадачена. Она уловила что-то про “Стамбул”, но связь была очень плохая. Под конец ты звучала совсем уж скомканно. – Виктор был лишь пятном на краю зрения. – А мне послышалось то ли “мул”, то ли “пул”, то ли “стул”. Надо проверить слух.

В южной части острова находится санаторий “Хейбелиада” – прибежище для больных туберкулезом, куда можно попасть по улице Чам-лиманы-ёлу.

Я словно окаменела. К стене были приклеены десять-двадцать вырезок из журнала. Вокруг – карандашные пометки, сделанные моей рукой. Ленточка за ленточкой, извивами и зигзагами, строки покрывали всю стену. Я списала их из статьи, слово в слово.

Сердце Принцевых островов

Текст: вырезано.

Подплывая к острову на пароме, мы лишь частично знаем, чего ожидать. Мы прибыли сюда не только ради смены обстановки, но и на разведку. Хейбелиада находится в двенадцати милях от Стамбула и входит в группу островов, именуемых Истанбул адалары, уступая по величине лишь соседней Бююкаде. На севере и юге ее венчают два холма с крутыми лесистыми склонами, а в ложбинке между ними расположился поселок, где живет все население острова. Работа там по большей части сезонная. Зимой приземистые дома на несколько квартир и долговязые деревянные особняки стоят пустые и темные, но с приходом тепла их заполняют стамбульские дачники, которые приезжают, чтобы сидеть на узорчатых балконах, загорать на скалистых пляжах, качаться, словно чайки, на сияющих волнах Мраморного моря и весело выпивать до глубокой ночи на крышах своих домов. Если смотреть с моря, Хейбелиада – что означает “остров-вьюк” – вполне оправдывает свое название. На густо поросшем соснами и гранатовыми деревьями юго-восточном мысе и находится одноименный санаторий. Мы…

Сзади послышался звук, будто кто-то встряхнул банку с пуговицами. Виктор держал в руках стеклянный пузырек с оторванной этикеткой. Он тряс его и тряс, а внутри слабо перестукивались таблетки.

– Не знаю, сколько таблеток тут было изначально, – наверное, штук шестьдесят, – сказал он, вытряхнув горстку себе на ладонь. – А значит, мы неверно интерпретировали результаты анализов. – Виктор поднес к глазам одну таблетку. – Это точно тофранил. Судя по всему, ты перестала его принимать. Так что, вполне возможно, интоксикация была вызвана не им.

– А чем тогда?

– Это ты мне скажи. – Виктор прошелся по комнате. – Может, масляными красками. В них полно химикатов. Может, скипидаром.

– Я не знаю.

Я снова повернулась к стене, взгляд выхватил абзац пониже.

Нам посоветовали нанять фаэтон, когда мы сойдем на берег. Самый удобный путь к санаторию пролегает через восточную часть острова. Проселочная дорога обрывается у кованой ограды с пиками, оцепляющей усадьбу. Подъезжая к вершине холма, мы читаем таблички на деревьях: Dikkat köpek var – “Осторожно, злая собака”. Но мы не тревожимся.

С вершины холма открывается прекрасный вид на море, а вдали от суеты и шума городской жизни туберкулезные больные могут наслаждаться свежим воздухом и покоем. Санаторий строился в пору, когда болезнь достигла невиданных масштабов и показатели смертности зашкаливали. Он открылся в 1924 году, через год после провозглашения Турецкой Республики. Здание, прежде принадлежавшее греческим властям, было отреставрировано под эгидой Мустафы Кемаля Ататюрка, основателя современной Турции…

Статья, воспроизведенная целиком, занимала отрезок стены от потолка до плинтуса. Длился и длился подробный рассказ.

Большинство пациентов – это студенты, съехавшиеся в Стамбул со всей Анатолии, чтобы получить образование в одном из университетов города. Днем они дышат морским воздухом, а вечерами устраивают дебаты за стаканчиком чая или салепа. Дружеское общение и развлекательные мероприятия поднимают боевой дух…

Виктор возился у камина. Он оторвал откуда-то листок и чиркнул спичкой. Послышалось шипение.

В комнате отдыха проходят концерты и дважды в неделю – кинопоказы. При санатории открыт реабилитационный центр, где местные умельцы, такие как Ардак Йылмаз (на снимке справа), учат пациентов столярному делу.

За годы работы санаторий завоевал репутацию одного из лучших центров грудной хирургии, однако из-за недостатка финансирования главврач обеспокоен…

– Иди погрейся, – сказал Виктор. – Огонь уже разгорелся.

Он сидел у камина, вытянув руки к пламени. Лицо в бликах света. Он так уютно устроился в оранжевом сиянии, а мне было так холодно и страшно, что устоять было невозможно.

Опустившись рядом с ним на колени, я увидела в огне страницы еще одного журнала. Сырая одежда неприятно липла к коже. Долгое время мы вместе сидели у очага и молчали, напитываясь теплом. Затем я сказала:

– Не знаю, получится ли у меня пережить такое.

Виктор не отрывал взгляда от пламени.

– Все образуется. Мы вместе над этим поработаем.

– Я пока не могу вернуться с тобой в Лондон. Я всегда думала, что выживу без чего угодно, потому что у меня есть живопись. Взгляни на меня теперь… Уж лучше мне устроиться на фабрику, заняться полезным делом. Так я буду счастливее.

Виктор неожиданно обнял меня за плечи.

– Элспет, – сказал он, – тебе двадцать шесть, и ты жива. И утром взойдет солнце, как в любой другой день. Вот все, о чем тебе нужно думать. (Мне хотелось склонить голову